Шаг в неизвестность

Ей казалась невыносимой сама мысль о том, что она постоянно будет у него на глазах, будет слушать о том, как он сожалеет об их необдуманном поступке, будет видеть, как с каждым днем ее присутствие в доме все больше раздражает его, как усиливается его нетерпение поскорее отделаться от нее. Нет! Пусть то, что произошло между ними, останется приятным воспоминанием. Она уедет отсюда, не успев надоесть и опротиветь ему. А со своей любовью она справится. Своими силами и в свое время.

Дороти сняла тапочки и надела полусапожки. Посмотрев на себя в зеркало еще раз, она спустилась к выходу. Ральф сидел в холле.

- Ну что, готова? - спросил он, вставая.

- Да, - кивнула Дороти.

- Хорошо выглядишь, - сказал Ральф, оглядывая маленькую, стройную фигурку.

Он еще издевается, подумала Дороти. Она старалась не замечать, что на нем элегантный черный кашемировый свитер и стильные, стального цвета, брюки. Ральф галантно открыл перед ней входную дверь. За углом был припаркован роскошный, сверкающий на солнце «мерседес». Даже сесть страшно, подумала Дороти, которая никогда не ездила на таких дорогих машинах.

Она села на переднее сиденье рядом с ним. Главное, выглядеть спокойной и равнодушной, настраивала она себя. Ей предстоит спорить с ним, доказывать, что она вполне самостоятельна и не собирается пользоваться его благородством. Поэтому нужно держать себя в руках и быть убедительной.

Но от спокойствия не осталось и следа, когда Ральф остановил машину возле маленького коттеджа.

- Ты хотела видеть дом бывшего садовника? - произнес он тихо, поворачиваясь в ее сторону на своем сиденье. - Вот он. - Ральф медленно нагнулся к ней и положил руку на плечо. - С какой-то особой целью или просто так? Это обыкновенный сельский домик, ничем не отличается от других. Насколько я знаю, он никогда не представлял интереса для туристов.

Едва заметная ирония его слов задела Дороти, и она быстро отвернулась, чтобы он не увидел, как ее глаза наполнились слезами.

Он припарковал машину возле дома. Словно во сне Дороти отстегнула ремень и нащупала ручку дверцы. Когда она выходила из машины, то молила Бога, чтобы ноги удержали ее, когда она будет смотреть на дом, где родилась ее мать.

Это был двухэтажный кирпичный домик с соломенной крышей, заостренной кверху. Нарядные занавески украшали маленькие окна. Из высокой трубы струился дым. И повсюду были цветы: нарциссы, бледно-желтые первоцветы. Возле дома стояло грушевое дерево, одна ветвь которого низко свисала. Выглядело ли оно так же, когда ее бабушка и дедушка жили здесь? Гуляла ли ее мама по этим узким тропинкам среди цветов и густых растений, мечтая о счастливом будущем? Мечты, которые обернулись кошмаром, одинокой жизнью, разлукой с родителями.

- Если хочешь зайти внутрь, я думаю, миссис Тэтчер не будет против.

Дороти вздрогнула. Поглощенная своими раздумьями, она не слышала, как он подошел. Мама рассказывала ей, что бабушка прожила здесь еще год после смерти дедушки, а, умирая, завещала все деньги от продажи имущества передать на благотворительность.

- Нет, - еле слышно произнесла Дороти бесцветным голосом. Боль из сердца распространилась по всему телу от мысли о том, что сделал Генри Маккларти с жизнью ее матери.

- Ты спрашивала Сьюзен, не помнит ли она бывших владельцев, и я тогда сказал, что я помню. - Ральф помолчал, ожидая, что Дороти что-нибудь ответит. Но она молчала и даже не обернулась. - Я помню Энтони с детства, когда проводил каникулы с Генри и тетей Джейн. Он твой родственник?

Дороти почувствовала дрожь в теле. Апрель выдался не очень теплым, и прохладный ветер обдувал ее. Не было смысла врать.

- Он мой дедушка. - Язык едва слушался ее. - Я просто хотела посмотреть, где они жили с моей бабушкой.

- Ты никогда не приезжала к ним? - Ральф был удивлен. Это было так странно, так непривычно. В его семье родственные связи были очень крепки.

Она отрицательно покачала головой. Сильный порыв ветра разлохматил ее волосы. Дрожащей рукой она откинула их назад.

- Ты никогда не видела их? - Ральф никак не мог поверить. Все его бабушки и дедушки, уже безвременно почившие, буквально боготворили его. Он посмотрел на бледное лицо Дороти, и чувство сострадания защемило его сердце. Он слегка обнял ее за плечи и притянул к себе. Дороти вся дрожала от холода.

Сделав над собой усилие, она постаралась взять себя в руки, хотя ей так хотелось прижаться к нему, обнять его за шею, почувствовать себя под защитой сильного, надежного мужчины. Ее тайна тяжким грузом лежала на сердце, и в эти минуты ей как никогда захотелось выговориться, чтобы обрести долгожданное облегчение. Но она не смела. Действительно, это было бы очень глупо. Она помнила то унижение, которое испытала, когда он впервые сказал ей, что сожалеет о том, что они сделали. Она с ужасом представила, как прильнет к нему, а он оттолкнет ее от себя, не желая давать ей больше, чем жалость.

- Два раза, - тихо сказала Дороти. - Они приезжали к маме, когда я родилась. Я, конечно, этого не помню. И второй раз, когда мне было десять лет.

Сдержанные, немного смущенные, они едва сказали своей внучке пару слов. Атмосфера была тяжелая. Дороти помнила, как сразу после их отъезда мать побежала в ванную и там плакала. Однако через несколько минут она вышла оттуда с улыбкой, и только опухшие глаза выдавали ее. В тот вечер мама повела ее в кино смотреть мультфильм. Это было настоящее событие, которое быстро помогло Дороти забыть неприятный инцидент.

- Ты совсем замерзла, - сказал Ральф. - Пойдем в машину. В таверне «Счастливый Джек» тепло и уютно. Там можно неплохо перекусить.

Он собирался отвезти ее в какое-нибудь более примечательное место, чем местная таверна, но в том состоянии, в каком была сейчас Дороти, ей нужно было как можно быстрее отогреться и расслабиться, а «Счастливый Джек» был всего в пятистах метрах от поместья.

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять семейную драму Дороти Нильсон. Ральф завел машину, и они медленно тронулись. Она никогда не упоминала отца, только мать. Видимо та была не замужем, когда родила Дороти, за что родители осудили ее. Осудили и, может быть, даже запретили переступать порог их дома, который она опозорила. Поэтому их единственная внучка никогда не приезжала в «Маккларти Эстейт» погостить у бабушки и дедушки, подышать свежим сельским воздухом, и проводила летние каникулы в пыльном и душном городе.

Злость поднялась в душе Ральфа. Он даже не мог разговаривать с Дороти, настолько эти размышления угнетали его. Интересно, ее отец был родом из этих мест? Сделав ребенка, он просто-напросто сбежал, чтобы не жениться, оставив девушку одну решать ее проблемы. Какой мерзавец! Ральф никогда не мог понять таких мужчин. Как можно было спокойно жить, имея такой грех на душе?

Он слышал, как стучит его сердце. Если у Дороти будет ребенок, он выполнит свой отцовский долг до конца. Его сын или дочь никогда не будут ни в чем нуждаться, он всегда будет рядом, чтобы помочь и поддержать.

Видел ли он когда-нибудь мать Дороти? Наверняка. Он постарался вспомнить. Летние каникулы, которые он проводил в поместье у тети, всегда были насыщены событиями. Он рыбачил, гонял на велосипеде, собирал ягоды в садах и по секрету бегал к местным ребятишкам - детям рабочих, проживающих в поместье.

Он знал, что у Энтони есть дочь. Теперь он припоминал, что как-то летом она даже временно работала в садах, помогая отцу. Кажется, ее звали Линда.

Гробовая тишина, которая стояла в машине, похоже, только еще больше угнетала Дороти, и Ральф решил завести разговор.

- Ты устроилась сюда на работу, чтобы посмотреть, где выросла твоя мама?

- Отчасти, - ответила Дороти.

Ей незачем было рассказывать ему всю правду. Ральф был не тот человек, у которого она могла бы найти сочувствие. Он испытывал к ней только вожделение, за которое ненавидел себя. Зато он сильно любил свою тетю. Узнав, что Генри изменил ей с моей матерью, он лишь почувствует ненависть к Линде и презрение ко мне, подумала Дороти, тяжело вздохнув.