Не лучше ли объясниться?

Что же делать? В дом он не вернется — слишком глупо после мелодраматического ухода. Хлопнув дверью, не возвращаются, чтобы сказать: «Ах, простите, вы не могли бы вызвать мне такси?»

Улица была очень тихой, но не длинной — в дальнем ее конце видны были фары легковых машин, проехал грузовик, потом небольшой красный одноэтажный автобус. Там должна быть главная дорога и, наверное, телефон. Он все-таки в Лондоне, где все улицы пересекаются.

Джеймс уже собрался идти, когда рядом промелькнула темная фигурка с призрачно светящимися ступнями. Это пугающее свечение объяснилось, когда фигурка добежала до фонаря и оказалась худым светловолосым подростком в кроссовках со светящимися подошвами, в джинсах и черном обтягивающем свитере. Джеймс улыбнулся и спросил:

— Здравствуйте. Не могли бы вы сказать, где я нахожусь?

В ответ он получил взгляд, исполненный снисходительного презрения.

— Вы не знаете, где находитесь? Что ж, по крайней мере это честно. Мои родители тоже не знают, где живут. Они думают, что сейчас все еще шестидесятые годы, и не понимают, что времена хиппи давно прошли.

Джеймс приказал себе сохранять терпение. Похоже, сегодня он обречен на общение с сумасшедшими.

— Печально для вас, но могло быть и хуже. А если бы они думали, что еще царствует королева Виктория? По сравнению с этим родители-хиппи — вполне сносно. Скажите, есть здесь поблизости телефон?

— Не думаю, а что?

— Жаль. Я хотел позвонить.

— Остроумно. Пора уже иметь сотовый. Проснитесь, дядя, кофе закипел. Сейчас позже, чем вы думаете. Очень скоро мы окажемся в двадцать первом веке — вы это понимаете?

Несносный щенок! — подумал Джеймс.

— Да, понимаю. Вот уж несколько лет постоянно имею это в виду.

— И правильно, — сказал подросток недоверчиво, но улыбнулся, приняв ответ Джеймса за шутку, хотя это была чистая правда.

Каждый, кто занят в бизнесе, должен помнить о приближении нового тысячелетия и всего, что оно означает, особенно для европейцев. И дело, конечно, не только в смене даты в компьютерах и риске, которым это грозит…

— Как называется эта часть Лондона?

— Очнитесь, дядя. Что у вас с головой?

— Меня сюда привезли.

— А, понятно. Это Масвел-Хилл.

Джеймс облегченно вздохнул. Конечно. Как же он забыл!

— А улица?

Мальчик открыл рот, но вместо ответа сдавленно произнес:

— Пейшенс.

Джеймс остолбенел.

— Что вы сказали? — Может быть, у него что-то со слухом? Или того хуже — с головой? Неужели Джеймс настолько поглощен этой девушкой, что ее имя мерещится ему повсюду?

Паренек его не слышал и не видел. Он медленно приближался к воротам, из которых только что вышел Джеймс, и бормотал:

— Я должен поговорить с тобой. У меня только что был с ними ужасный скандал. Они не имеют права вмешиваться в мою жизнь. Родители считают, что я слишком молод и не понимаю, что делаю, и я просто ушел от них. Я не позволю так с собой обращаться!

Джеймс всмотрелся в ворота. Ничего ему не мерещилось. Она стояла, прислонившись к воротам, и свет фонаря превратил медь ее волос в серебро.

Пейшенс смотрела мимо подростка на Джеймса.

— Вам нужно такси. Я уже вызвала.

Подросток резко повернулся. Теперь он был еще мрачнее.

— Ты его знаешь? У него крыша поехала. Он спрашивал меня, где находится. У него провалы в памяти или он просто псих?

Пейшенс открыла ворота.

— Не груби, Кол. Лучше войди, но ненадолго. Я не хочу, чтобы твой отец опять рычал на меня. В прошлый раз он был очень груб.

— Он думает, что ты нацелилась на мои деньги.

— То есть на его деньги. У тебя ничего нет. А если не сдашь экзамены, то и не будет. Ты не сможешь получить работу после колледжа. — Пейшенс впустила его во двор и довольно прохладно посмотрела на Джеймса. — Такси приедет скоро. Не забудьте, что в следующую среду вашей матери исполняется шестьдесят лет, хорошо?

— А у вас когда день рождения? — ляпнул Джеймс.

— В этот же день.

Он захлопал глазами.

— Перестаньте. В этот же день?

— Кто он? — вмешался паренек, враждебно глядя на Джеймса. — Что здесь делает? Он что, спихнул тебе на попечение свою бедную мамочку?

Джеймс пришел в ярость. Давно он не ощущал в себе такой агрессивности.

— Хочешь получить по носу? — пригрозил он.

— Ха! Попробуй, и увидишь, что выйдет! — Мальчик повернулся к нему — худой, очень юный, но пытающийся выглядеть гораздо старше и крепче. Он задрал подбородок и покраснел.

Пейшенс встала у него на пути.

— Иди в дом, Колин! Ты нагрубил мистеру Ормонду и заслужил щелчок по носу.

— Ормонд? — Колин уставился на него, ощетинившись. — А я и не узнал. На фотографиях в газетах он выглядит гораздо моложе и красивее. Ретушеры, наверное, работают.

От этого замечания настроение у Джеймса не улучшилось. Особенно когда он заметил, что Пейшенс сдерживает улыбку.

Она легонько стукнула Колина.

— Иди в дом, пока ты не зашел слишком далеко.

— А ты не идешь? — спросил мальчик у Пейшенс.

— Я скоро. Только поговорю с мистером Ормондом о его матери.

— Скажи, пусть лучше о себе побеспокоится! — Подросток отвернулся, его тень скользнула по темной дорожке к дому.

Глядя на личико-сердечко в копне рыжих волос, на мягкий, полный рот, Джеймс спросил сквозь зубы:

— Это ваш парень?

Она осадила его взглядом.

— Не ваше дело.

Верно, но ему от этого стало не легче. Напротив. Он чуть не лопался от злости.

— Что вы говорите?! Вмешиваетесь в мою жизнь, задаете бестактные вопросы, судите меня, командуете мной целый день!

— Шш! — Она оглянулась. — Колин может услышать и решит, что вы меня обижаете. Он сейчас в ужасном настроении.

— Вы серьезно думаете, что я буду стоять и ждать, пока он меня ударит? Первый удар будет мой.

— Этого я и боюсь, — призналась она. — Я не хочу, чтоб вы его изувечили.

— О такой защитнице можно только мечтать, — презрительно усмехнулся Джеймс. Что она нашла в этом мальчишке? Он нахмурился, осознавая правду. Разве непонятно? Мальчишка — ее ровесник. У них все общее. Все, что принадлежит их поколению: вкусы в музыке, книгах, фильмах, шутки, сплетни, надежды на будущее… Послышался звук мотора.

— Вот и ваше такси, — сказала Пейшенс. Она положила руку на его запястье, Джеймс напрягся, глядя на эти тонкие, мягкие пальчики.

— Пожалуйста, приезжайте еще раз повидаться с матерью. Я знаю, нелегко забыть, как она бросила вас, но все совершают ошибки. Постарайтесь простить. Дайте ей шанс.

Джеймс почти не слушал, находясь во власти неизведанных чувств. Он не мог отвести взгляд от ее лица и едва удерживался, чтобы не поцеловать ее. Розовые, как весенняя роза, губы обещали такие чувственные наслаждения, что ему до боли хотелось испробовать их вкус, ощутить запах нежной кожи, разглядеть поближе золотые искорки в карих глазах и смешные рыжие ресницы.

Даже в юности он не испытывал такого непреодолимого желания поцеловать девушку. Но он не будет делать глупостей. Она, наверное, даст ему пощечину и закричит. Прибежит этот мальчишка, и начнется драка. Джеймс не боялся мальчика, но его приводила в ужас мысль о драке на дороге. Он боялся выглядеть смешным.

Подъехало такси. Оторвав взгляд от ее лица, Джеймс повернулся, стараясь убедить себя, что рад отъезду, но ехать ему не хотелось.

Когда он был уже в машине, Пейшенс крикнула:

— Приезжайте на ужин в мой день рождения. Запомните, следующая среда. Привезите матери подарок. Цветов недостаточно. В семь часов.

Джеймс не сказал ни «да», ни «нет». Он откинулся на сиденье и назвал шоферу свой адрес. Такси отъехало. Джеймс взглянул на ворота, но ее там уже не было. На мгновение ему показалось, что все это — игра его воображения, что ее не было вовсе.

Однако Пейшенс была слишком реальна. Еще утром он не знал ее имени, не знал о ее существовании. Теперь же ему казалось, что он знает ее всю жизнь. Оглядываясь на дом, Джеймс видел игру лунного света, превращающего заросли нарциссов в реки серебра. Большинство окон было теперь ярко освещено. Дети и старики готовятся ко сну, внизу становится все тише, скоро бодрствовать будут только Пейшенс и этот мальчишка.