Смеющаяся богиня

По спине у нее пробежал тревожный холодок – она сообразила, что про себя называет его просто Бенедиктом. Когда это началось? Она уставилась на него – ей хотелось вновь даже мысленно обращаться к нему «мистер Сэвидж», но ничего не получилось.

– Это циничная точка зрения, мистер Сэвидж, – сказал, продолжая начатый разговор, Билл Джессоп и заговорщицки ухмыльнулся. – Не думаю, что Ванесса с вами согласится.

Не желая попасться на удочку, она чопорно сложила руки и сохраняла почтительное молчание. Бенедикт остановился рядом с ней. Ванесса заметила, что он переоделся в белую водолазку с длинными рукавами, которой она на нем раньше никогда не видела. Новая, решила она. Мягкая материя облегала его мускулистую грудь. Он заправил водолазку в черные брюки, и это подчеркивало безукоризненную фигуру с широкими плечами и узкими бедрами.

Он взглянул на нее, но ответа не получил. Тогда на его лице тоже появилось вежливое выражение.

– Это не моя точка зрения, а цитата из «Науки любви». Овидий. [4] Этому циничному высказыванию около двух тысяч лет, но мне кажется, что время доказало его мудрость. Как вы полагаете, Флинн?

Избежать прямого вопроса было неудобно, но также не хотелось и льстить его самолюбию, согласившись.

– Странно, что вас до сих пор не возвели в рыцарское достоинство и вы не женаты, – уклончиво ответила Ванесса сладким голосом.

Он рассмеялся, а она вытаращила глаза, так как до сих пор его чувство юмора проявлялось лишь в легкой усмешке. У него было лицо прирожденного аскета: узкое, с резко очерченными скулами, прямыми черными бровями и высоким лбом, оно казалось застывшим и суровым. Теперь она поразилась тому, что углядела намек на озорство и пылкость в оживившихся чертах. Когда он смеялся – или спал, – нижняя губа у него делалась пухлой, а обычно он поджимал ее и потому выглядел всегда напряженным. Впервые Ванесса задалась вопросом: откуда у него это необыкновенное самообладание и натянутость в манерах, которые окутывали его словно плащ? А возможно, это была его броня.

Поймав себя на том, что пристально смотрит на его рот, Ванесса ужаснулась и отвела глаза. Он же перестал смеяться и внимательно наблюдал за ней. Ей стало неуютно.

– Я, наверное, скряга, – пробормотал он, – мне не хочется платить за то, что другие получают просто так.

Билл Джессоп засмеялся:

– Вот уж кем вас не назовешь, зная, сколько денег вы ухлопали на этот дом!

– Мистер Сэвидж смотрит на это как на капиталовложение, – ровным голосом заметила Ванесса. – Он надеется вернуть свои деньги, продав дом, как только его реставрируют.

Вероятно, ее ровный тон, в котором ему послышалась враждебность, рассердил его, и он тут же ответил:

– А вы считаете, что я делаю это исключительно по сентиментальным причинам? С чего бы мне быть таким альтруистом? Ни с исторической точки зрения, ни лично меня с Уайтфилдом ничто не связывает… так же как и вас, кстати. – (Ванесса застыла, когда он указал ей на ее место в доме.) – Чего вы от меня ждете? Чтобы я жил здесь постоянно? Дом слишком велик для одного человека, а кроме того, его восстанавливают как постоялый двор. Вы можете представить меня в роли хозяина гостиницы?

– Могу, – сказала Ванесса – воображение у нее явно разыгралось. – Вы ведь привыкли к роли хозяина, принимая многочисленных гостей. Единственное отличие – это то, что они станут платить за гостеприимство, а не нахлебничать… – Но, высказав свое истинное мнение о его гостях, она прикусила язык.

Он же только ехидно ей улыбнулся и посмотрел как-то странно.

– «Роль» – подходящее слово. Я давно понял, что иногда надо общаться с людьми, чтобы уберечь свою уединенность. В юности мне много раз приходилось проявлять любезность, развлекая гостей. Мои родители постоянно принимали друзей и знакомых. К сожалению, я всегда был в центре внимания за неимением братьев и сестер, поэтому научился вести беседу, чтобы скрыть застенчивость и возмущение от тесного общения, которое некоторым людям кажется естественным. Родители были бы очень разочарованы во мне, если бы знали, как мне осточертело бесконечно доказывать, что я их достоин.

Все это было сказано бесстрастным голосом. Ванесса не ожидала от него такой откровенности. Она машинально сделала шаг назад, чтобы отдалиться от него, и представила себе тихого одинокого мальчика, которого родители заставляют стать общительным. Она тоже была единственным ребенком, но ее родители всегда щадили ее чувства и уважали индивидуальность. Надежно защищенная их любовью, она могла порой не послушаться, проявить своеволие и наделать ошибок, зная, что они не будут разочарованы в ней, а станут сопереживать вместе с нею.

– Вы и виду не показывали, – пробормотала она.

– Надеюсь, что это комплимент, а не просто констатация факта, – спокойно сказал он, и Ванесса сообразила, что он повторяет слова из их разговора утром в спальне.

– Вы всегда сможете нанять управляющего и пожинать плоды, хотя докучать ежедневно вам никто не будет, – сказала Ванесса, не собираясь поддерживать навязываемую ей словесную игру. – Таким образом вы сохраните свой имидж обаятельного, но равнодушного хозяина.

– Отчего у меня такое чувство, что это вовсе не комплимент? – пробурчал он в ответ. – Неужели я действительно такой высокомерный сухарь? Я-то всегда считал себя скорее замкнутым, чем надменным.

Он посмотрел на нее подкупающе-печальным взглядом, как будто считал себя прирожденным романтиком и испытывал от этого неловкость.

– Разумеется, вы можете быть очень замкнутым, когда хотите, – сдержанно признала она, вспомнив многочисленные случаи, когда ей приходилось буквально вытаскивать его к столу из кабинета, где он сидел, уткнувшись в компьютер и чертежные принадлежности, забыв о гостях.

– Я не более замкнут, чем вы. Мы ведь договорились, что вы покажете мне, как идет реставрация.

– Я ждала, когда вы освободитесь, – тут же выдумала Ванесса, видя, с каким интересом Билл Джессоп смотрит на них.

– Неужели? И, наверное, поэтому я Бог знает сколько времени без толку дергал эти проклятые веревки на звонке?

В его голосе прозвучали обвинительные нотки, и щеки у Ванессы слегка покраснели.

– Простите, я забыла вас предупредить, что, пока заменяют трубы, звонки отключены.

Старая механическая система цинковых труб, в которых помещались медные провода, работала до сих пор отлично, и лишь несколько звонков в буфетной рядом с кухней временно отключили.

– Ммм, значит, вы также не слышали, как я вопил в холле?

Ванесса с удивлением подняла брови, так как прекрасно знала, что подобной вульгарности он себе не мог позволить – хорошо воспитан.

– Конечно, не слышала, – ответила она.

– Я уже начал ощущать себя собственным духом, парящим по пустому дому, где никто не отвечает на мои крики и зубовный скрежет, – с нарочитым преувеличением произнес он. – Я ждал, что вот-вот наткнусь на свое златовласое привидение.

– Привидение? – Каменщик навострил уши. – Вы видели привидение?

– Это я рассказала про Мэг, – поспешила вмешаться Ванесса. – Мы больше не задерживаем вас, Билл. Мистер Сэвидж, может быть, мы начнем осмотр с гостиной? Ее уже оклеили обоями…

Не обращая внимания на попытку его увести, Бенедикт объяснил:

– Прошлой ночью я действительно кого-то видел в своей комнате. Если это было привидение, то оно выглядело как живая женщина. А вы когда-нибудь видели эту Мэг?

– Ну, сам не видел, но я никогда не бывал здесь один ночью, – ответил Билл, потирая ладони, словно ему стало холодно. – Я слыхал о том, что здесь раньше происходили странные вещи. До того как судья купил этот дом, он был, заброшен и в нем пару лет никто не жил. Сам-то я даже не знаю, верю или нет в привидения…

– До прошлой ночи и я не верил, – сухо сказал Бенедикт Сэвидж. – Могу поклясться, что она была такая же живая, как вы или я.

– О, лучше быть непредубежденным, – тут же вставила Ванесса. – Существование потусторонних явлений подтверждено фактами. Почему же Уайтфилд не может претендовать на присутствие духов? За последние сто лет убили не одну только Мэг.