Мельница на лугу

– Иллюстрирую журналы, – сказал он. – Карикатуры, комиксы, как вы это называете.

– И поэтому вам понадобилась мельница? Чтобы вы могли работать в тишине? Вы хотите найти здесь вдохновение для ваших карикатур? – Она провоцировала и знала это.

– Кто знает? – сказал он.

– Вам за это хорошо платят, не так ли? – елейно произнесла она.

– Свожу концы с концами.

– Я вам верю. Кит говорит, что вы обычно остаетесь на ужин. Я надеюсь, что вы присоединитесь к нам сегодня вечером. – Приглашение прозвучало так фальшиво, что он поспешил сказать, что ему нужно закончить работу. Она отвела глаза в сторону, прежде чем смогла заметить, что это досадно.

Он встал. Она тоже поднялась. Он пожелал спокойной ночи ее отцу, который ответил тем же.

Эмма пошла с ним. Она хотела закрыть за ним дверь на замок и задвижку. Луна была яркой. Через окно кухни бледно мерцала мельница. Она сказала:

– В следующий мой приезд, наверное, в каждом окне будет свет.

– Вероятно. Если вы опять вернетесь через четыре месяца.

– Откуда вы знаете, как долго я не была здесь? – требовательно спросила она.

– Я был в деревне в прошлый уик-энд. Об этом говорили.

– Вы выбрали хорошее время, – сказала она. – Я не позволила бы вам купить ни мельницу, ни землю.

– Да. – Он знал это. Ему не надо было спрашивать почему. «Потому, что я не люблю вас», – ясно висело в воздухе.

– Думаю, надо было дать возможность купить мельницу нашим соседям, – продолжала она.

– Марку Хардичу, – уточнил он. – Об этом шли разговоры.

Естественно. Все недоумевали, почему луг и мельница не были проданы Марку и Гиллиан Хардич. Но, когда Кемпсон говорил, она задавалась вопросом, сказали ли ему о Марке Хардиче и о Эмме Чандлер.

– Спокойной ночи, – пожелал он.

Она закрыла за ним дверь и задвинула задвижку. Пошла назад через кухню, не взглянув в окно. Свет осветит мельницу, как только он дойдет, а она не хотела видеть свет в окнах мельницы.

– Появился человек, приводящий меня в ярость, – сказала она отцу и села на свое место у огня. – Что ты знаешь о нем? Крисси сказала, что он цыган, действительно?

Ее отец сказал голосом школьного учителя:

– Это зависит от того, что ты подразумеваешь под словом «цыган». Корби Кемпсон – сын последнего сэра Арнольда Кемпсона, судьи – члена высокого суда. – Он соединил кончики пальцев вместе, сидя на стуле и наслаждаясь своей маленькой лекцией. – С другой стороны, если «цыган» означает «путешественник», тогда Крисси была права, потому что он, кажется, много путешествовал.

– Я не думаю, что она подразумевала путешественника. Скорее всего, она имела в виду кого-то, кто может обмануть на ярмарке.

– Это резковато. Он заплатил очень хорошую цену.

– Он шел напролом. И я готова держать пари, он не часто совершает плохие сделки.

– Я знаю, что у него редкий талант.

– Какой? Сделки или карикатуры?

– В живописи. Картины, не карикатуры. Его работы волнуют. – Отец хмуро взглянул на доску, запоминая позиции шахматных фигур. Сказал спокойно: – Думаю, что ему можно доверять, хотя признаю, что он озадачивает меня иногда.

Это было двенадцать месяцев назад. Даже если Эмма вернется, чтобы жить в «Милл-Хаус», то все равно мельница превращена теперь в студию, дорога к дому проходит через Корби Кемпсона, расположившегося в конце их сада. Столкновение неизбежно. До сих пор им редко приходилось сталкиваться. Когда Эмма бывала дома, она подозревала, что он старается не попадаться ей на пути, но, когда они встречались, она всегда находила его неизменно серьезным. Всегда существовала угроза конфликта.

Однажды она спросила отца:

– Он хоть что-нибудь продает из своих картин?

– О да, – сказал отец. – У него будет выставка весной.

– Где?

– В Лондоне.

Она подумала, если бы у нее было время, она могла бы проскользнуть в галерею и посмотреть. У нее обычно много работы. И теперь, на свадьбе Кита и Крисси, она думала, сколько надо принести в жертву, если придется возвращаться в Хардичи.

Она сидела, не слушая речи и тосты. В округе было много городков, где нашлось бы место для хорошей продавщицы. Она теперь первая продавщица, и управительница не будет рада ее отъезду. Но перемены – неплохая вещь. Она смогла бы видеться с друзьями. У нее была машина, и кругом были автострады. Не было любовной интриги, достаточно крепкой, чтобы привязать ее к одному месту. Существовал не один мужчина, желающий укрепить отношения. Но ни один из них не был ей дорог.

Кит и Крисси уехали в неизвестном направлении, а группа местных парней, нанятых по случаю, была готова играть до рассвета. Было много вкусной еды и спиртного. Но Эмма разыскала отца. Еще раньше она подумала, что он кажется утомленным. Он не был любителем вечеринок и ненавидел шум. Она сказала тихо:

– Пойдем домой и выпьем чашечку чаю?

– Это было бы кстати.

– С тобой все в порядке?

Его лицо казалось осунувшимся, под глазами пролегли синие тени.

Он кивнул:

– Здесь жарко, мне не хватает воздуха.

– Пойдем, – повторила Эмма.

Она вернулась, чтобы привести доктора Бисли, старого друга отца, которого знала всю жизнь. Он спросил:

– Что-нибудь произошло, Том?

Томас Чандлер дышал тяжело, однако настаивал:

– Все в порядке. – И прислонился к стене, как будто не мог стоять без опоры.

Доктор Бисли посчитал его пульс:

– Немного частит. Тебе лучше уйти сейчас.

У отца Эммы уже несколько лет болело сердце. Он знал, как справляться с этим. Принимал пилюли и соблюдал осторожность. Эмма корила себя, что не заметила, как он слишком много суетится сегодня.

Вместе с доктором поехали домой на автомобиле Эммы.

Автомобиль Корби был припаркован у дороги рядом с «Милл-Хаус», когда они подъехали. Обычно он парковал его у паба, но сегодня он помогал перевозить кое-что из принадлежностей Кита. Он сделал несколько поездок, в то время как они пили чай. Закончив с этим, Корби присел в гостиной с ними, хотя и отказался от чая.

Томас Чандлер подошел к кровати, слабо возражая, что это заговор и ненужная забота. Он опять выглядел как обычно, его дыхание нормализовалось. Но как только он не мог слышать, Эмма озабоченно спросила доктора:

– Все ли в порядке с сердцем?

Доктор Бисли сказал:

– Вы знаете, Эмми, моя дорогая, я был бы намного спокойнее, если бы он жил здесь не один.

Хорошо, что она присутствовала при приступе. Лучше и не придумаешь. Том был слишком горд, чтобы рассказывать ей, как ему бывает плохо.

– Я возвращаюсь, – сказала Эмма быстро. – Я решила. – Она не колебалась. Она была испугана. Все сомнения отпали.

– Я рад, что вы решились. Знал, что вы останетесь. – Бисли встал. – Теперь я вернусь. Моя жена осталась. Не хотел бы, чтобы она обиделась, что я оставил ее одну.

Эмма предложила подвезти – он отказался. Эмма пошла до двери с ним и возвратилась в гостиную, где все еще сидел Кемпсон. Он улыбался, линия его рта была сардонически изогнута, но глаза смотрели твердо. Она удивленно замерла и уставилась на него. Требовательно спросила:

– Что вы находите забавным?

– Вас, мой цветочек, – сказал он. – Отсылаете доктора со слезами на глазах. Но вы ведь остаетесь не из-за отца? Вы остаетесь, потому что Марк Хардич попросил вас остаться.

Глава 2

Итак, Корби слышал то, что Марк сказал ей у церкви. Что ж, это ясно. Но предполагать, что она остается только из-за Марка, было верхом дерзости.

– Вы, конечно, как всегда в курсе событий, – сказала Эмма. – «Ты не пропускаешь ничего, не так ли?» – подумалось ей. Она чувствовала это с того момента, как увидела его, и теперь смотрела на него с отвращением: – Вы, вероятно, сосчитали, сколько свиданий у меня было с Марком Хардичем? К вам-то какое это имеет отношение?

– Никакого, – согласился он.

Она добавила глупо:

– И не называйте меня вашим цветочком!

И тут сверху раздался глухой звук тяжелого удара, и сердце чуть не выпрыгнуло у нее из груди. Она застыла на мгновение, смотря на потолок. Это была комната ее отца; ее отец упал.