Непорочность

Сюзанна Форстер

Непорочность

Пролог

Трепеща от радости, Блю Браденбург прочла это электронное послание на экране монитора своего компьютера. У нее получилось! Она добилась, чего хотела, вот только одно тревожит – неизвестный голос на автоответчике.

Последнее время она действовала слишком опрометчиво, кажется, кто-то понял, что она замышляет.

Если эта встреча состоится, то вполне может стать последней.

На мониторе замигала заставка, Блю достала записную книжку и зашуршала страницами в поисках нужного имени. Необходимо найти кого-нибудь, кто бы мог подменить ее. Найти совершенно невинное создание, которое не смогло бы отказать ей.

Хвала Господу, она знает такую женщину.

Глава 1

Мэри Фрэнсис Мерфи чиста, словно мыло «Слоновая кость».

В маленьком пыльном пустынном городишке под названием Суитуотер, что в Калифорнии уже не смогли бы вспомнить, кто первым заговорил о драгоценной Мэри Фрэнсис неодобрительно и рассказал о ней в высшей степени удивительные вещи, от которых глаза на лоб полезли, но, если уж быть честным до конца, нельзя не признать, что все сказанное – истинная правда. Да есть хорошие девочки-ирландки, достойные католички, и есть Мэри Фрэнсис, наполнившая новым смыслом слово «святая», именно поэтому слухам о ее вызывающем поведении никто не поверил.

Испорченные юные леди не надевают белые хлопчатобумажные трусики под ночную рубашку, когда ложаться спать, не прочищают ниточкой зубы после еды, не оплачивают ежемесячно счета. И уж точно не вступают в орден Святой Гертруды по достижении совершеннолетия, то есть в двадцать один год, с единственной мечтой – стать Христовой невестой.

Знать Мэри Фрэнсис означало одобрять ее. «Самая прилежная ученица, – объявил во всеуслышание директор, вручая ей в день окончания школы свиток из плотной глянцевой бумаги с оценками. – И, если позволительно будет так сказать, совершенная маленькая леди».

Алые тесемки диплома взметнулись, как бретельки стриптизерши, но все, кто присутствовал на выпускном празднике в то знойное июньское утро, согласились с директором, кивая и улыбаясь. Многие из еще котирующихся городских холостяков были вынуждены откровенно признать, что она слишком хороша для них. А те, кто уже успел обзавестись семьями, ставили ее в пример своим не всегда образцовым дочерям, в то время как их жены восхищались связанными крючком свитерами Мэри Фрэнсис и теплыми, в тон им, носками, от которых веяло стариной и уютом. И все это, когда их собственные дочери уменьшали носики и увеличивали грудь. А еще секс. Да-да, этим они тоже занимались. Но только не Мэри Фрэнсис. Она не пользовалась даже тампаксами.

Скорее всего именно поэтому пару лет спустя весть о том, что ее исключили из ордена Святой Гертруды за грешные помыслы, слова и дела, прозвучала подобно грому среди ясного неба. Как поговаривали, «за смертные грехи, совершенные по доброй воле».

В городке не знали, что и подумать. Если уж Мэри Фрэнсис не создана для того, чтобы стать, образцом смирения и непорочности и принять жизнь, полную лишений, то кто же? Родным ее пришлось уехать. Обыватели были изумлены и шокированы. Никто из членов ордена не спешил посвятить их в случившееся, но упорно ходили слухи, что ее застали молящейся о сексе, причем все равно с кем. А вскоре в монастырской лечебнице произошло нечто совсем уж из ряда вон выходящее.

«Я знаю, это мое призвание, – слышали, как шептала Мэри Фрэнсис во время молитвы в то утро, ставшее для нее последним в ордене. – Или монашество, или вечный огонь в аду. Я приняла свою судьбу, но, Боже, не дай мне умереть, не познав блаженства совокупления с мужчиной. Быть может, садовник потеряет голову и лишит меня девственности в сарае, где хранит свои инструменты. Вообще-то тот, другой, немного моложе, да и ноги у него постройнее. Я видела их обоих в шортах».

Поговаривали, она завязала четки узлом, поняв, что готова совершить сделку с дьяволом и обменять свою бессмертную душу на определенную часть мужского тела.

«Боже, мне все равно! – молила она. – Пошли, кого хочешь, можешь даже брата Тимоти, хотя я не уверена, что у него есть нужный мне орган. Только не дай мне умереть девственницей».

К несчастью, брат Тимоти услышал эти мольбы и оскорбился. Далее молва гласила, что будто бы Мэри Фрэнсис утверждала: ее грех не больше греха Святого Августина, просившего Господа послать ему дар воздержания, но не сию минуту. Тем не менее уже к вечерней молитве она стала притчей во языцех, первой из своей семьи подвергшись такому позору. В городе только о ней и говорили, однако сама Мэри Фрэнсис держалась так, будто ничего не случилось. Нет, конечно, были и слезы, и раскаяние, и нахлынувшее чувство вины, но в глубине души она испытывала лишь облегчение и, если бы не проклятие семьи Мерфи, была бы даже счастлива.

Уже две сотни лет, с того времени, как род Мерфи занялся – без особого размаха, впрочем, – торговлей постельным бельем в графстве Керри, считалось, что самая юная представительница семейства в каждом поколении обязана вступить в монашеский орден. Поговаривали, что судьба тех, кто не сделал этого, складывалась весьма трагично. Жизнь их внезапно обрывалась в самом расцвете лет – двух убила молния, кого-то задавило грудой свалившихся кирпичей, другую сбил огромный автофургон для перевозки мебели. Все они были младшими дочерьми и, по семейному преданию, с легкостью могли бы избежать безвременной кончины, став монахинями.

Сколько помнила себя Мэри Фрэнсис, она все время жила с мыслью о неизбежности скорого конца. И дело вовсе не в осознании самого факта, что ей предстояло умереть. В конце концов это случается с каждым, но не каждый знает точно, где, когда и как умрет. Она знала.

Четыре младшие дочери в четырех поколениях. Настал черед Мэри Фрэнсис.

Одни церкви знамениты своей архитектурой и богатством убранства, другие – заупокойной мрачностью. Церковь Заступницы Всех Страждущих, расположенная в самом глухом и сыром месте Санта-Аны, славилась плачущей статуей Святой Екатерины, покровительницы больных и немощных, а еще – своими истовыми верующими. То ли из страха, то ли из почтения, но даже местные банды уже давно объявили квартал вокруг церкви зоной, свободной от боевых действий, где верующие могут свободно собираться у ног Святой Екатерины и дожидаться очередного чуда в виде слез.

В это субботнее утро, как обычно, вокруг плачущей статуи собралась толпа верующих, и никто не обратил внимания на то, как из-за угла вынырнуло желтое такси и резко затормозило у входа в церковь. Из машины вышла стройная блондинка, явно чем-то обеспокоенная. Она порылась в сумочке, достала несколько купюр и даже не заметила, с каким изумлением посмотрел на нее водитель, когда деньги шелестя полетели на сиденье.

Эмоции таксиста волновали Блю Бранденбург меньше всего. Она думала только о спасении собственной жизни. Помочь ей теперь мог только один человек, да и то при условии, что удастся его разыскать. В последние несколько дней она ни в чем не была уверена, как не была уверена сейчас, что приехала туда, куда нужно.

Она быстро поднималась по лестнице мимо столпившихся у входа бормочущих молитвы прихожан. Босоножки на высокой платформе громко стучали по ступеням. В обрезанных джинсах, коротком облегающем джемпере и без косметики она казалась себе маленькой испуганной серой птичкой. Ее профессия требовала, более экзотического оперения – соблазнительного вечернего платья, шелка, блесток, изысканных духов. И, конечно, элегантных туфель на высоких тонких каблуках. Мужчины обожают туфли на шпильках.