Непорочность

– Сюда, пожалуйста.

Когда молодой человек распахнул перед ней створки, Мэри Фрэнсис увидела, что внутри шкаф совершенно пуст – ни полок, ни ящиков, ни перекладины для вешалок – и настолько просторный, что в него можно было войти. Молодой человек так и поступил, и тут же задняя панель скользнула в сторону, открыв лестницу, уходившую вниз – в темноту.

Мэри Фрэнсис увидела, как ее провожатый исчез в этой темноте, и в нерешительности замерла. Молодой человек позвал ее. Шкаф негромко скрипнул под ее весом, когда она шагнула внутрь и с опаской заглянула в проем. Крошечные светильники, расположенные с двух сторон, тускло освещали ступени, подобно тому, как освещаются проходы между рядами в кинотеатрах.

Червячок тревоги шевельнулся у нее в душе. На какой-то миг она застыла, понимая, что вот-вот пересечет границу в царство неизведанного. Вспомнилось чистилище Святого Патрика, там было место, где дьявол похищал вас, если вы засыпали. Спуститься по этим ступеням означало отдать себя во власть Кальдерона.

«А может, все не так мрачно, как кажется? – успокоила себя Мэри Фрэнсис. – Если его офис расположен этажом ниже, то необычный антураж всего-навсего удачная попытка усилить атмосферу старины».

Молодой человек наблюдал, как она спускается. Лицо его было серьезно. Ей хотелось воспротивиться его воле, на худой конец узнать, куда он ее ведет. Это было бы вполне разумно. Любая другая женщина на ее месте так бы и поступила. Любая другая – но не она. То ли характер Мэри Фрэнсис, то ли монастырская выучка не позволяли ей сделать этого. Ее учили спасительным добродетелям – покорности, послушанию, целомудрию, терпимости, – и она хорошо усвоила урок. И потом, здесь считают, что она – девушка из агентства, то есть особа, уверенная в себе.

Мэри Фрэнсис ступила на лестницу, размышляя, не разрушила ли ее нерешительность образ порочной женщины, за которую она себя выдавала.

Молодой человек улыбнулся.

Вдоль всего коридора выстроились кабинки, напоминающие тесные примерочные в магазине одежды. Мэри Фрэнсис была крайне удивлена, когда, остановившись у последней кабинки, молодой человек попросил разрешения сфотографировать ее:

– Он захочет увидеть вас такой.

Озадаченная Мэри Фрэнсис не успела и рта раскрыть, чтобы спросить, что все это значит, как ее уже ослепила вспышка. От неожиданности она дернулась и ударилась о стену. Первая мысль, мелькнувшая у нее в голове, и несказанно испугавшая, была: «Не съехала ли шляпа?» Когда глаза вновь обрели способность видеть, она обнаружила, что ее сопровождающий распахнул перед ней дверь одной из кабинок.

– Я подожду здесь, – проговорил он, подбадривая ее улыбкой, от которой Мэри Фрэнсис стало не по себе.

– Вам придется переодеться в боди и кимоно. Вы найдете их в кабинке.

Это было уж слишком. Дольше молчать Мэри Фрэнсис не собиралась.

– Не понимаю, – заговорила она, – зачем вы меня фотографируете? И почему я должна переодеваться?

– Простите, разве в агентстве вас не предупредили? – Похоже, его совсем не раздражала необходимость объяснять. – Мистер Кальдерон сейчас в Париже. Он проведет интервью с вами через Интернет, в своей личной «виртуальной» гостиной.

Тревога ушла. Мэри Фрэнсис показалось, что тело ее сделалось невесомым. Она не верила своим ушам. Виртуальная реальность – это некая игра, в которую играют со шлемом Дарта Вейдера на голове, расстреливая космических пиратов, – всегда считала она. Беседовать через океан, сидя в собственной гостиной. Даже если бы она точно знала, что такое возможно, никогда бы не подумала, что это случится с ней самой. Хотя работа в церкви могла бы подготовить к этому, там был компьютер, пожертвованный кем-то из прихожан, и Мэри Фрэнсис научилась пользоваться им, чтобы вести бухгалтерию.

«Зачем я это делаю?» – так и крутилось у нее на языке, пока она снимала шляпу и, преодолевая застенчивость, раздевалась. Она осталась нагой, совершенно нагой. Единственное, что не позволяло ей чувствовать себя отчаянно беззащитной, – осознание цели. По официальной версии, с Брайаной произошел несчастный случай. Блю уже была в полиции. Теперь в опасности жизнь Блю. Значит, только она, Мэри Фрэнсис, способна распутать историю гибели Брайаны. Больше некому.

Но это только внешняя сторона дела, существовала же и другая, глубоко личная. Ей было совершенно необходимо разобраться в своих непростых отношениях с сестрой, разгадать загадку ее жизни и смерти. Но даже это было не главным. Впервые в жизни она делала что-то для себя. Жизнь позвала, и Мэри Фрэнсис откликнулась. Стоило рискнуть, пока она окончательно не закисла. Обстоятельства рождения уготовили ей роль жертвенного агнца. Если уж не удастся обмануть судьбу, то можно хотя бы самой выбрать место жертвоприношения.

Минуту спустя, надев серебристое, с металлическим блеском боди, обтянувшее ее тело словно перчатка, и, накинув короткое кимоно из черного шелка, она вошла в круглую комнату, окрашенную в ярко-голубой и белый, – словно воспарила в небесах под облаками. «Не слишком-то похоже на антикварный магазин, подумала Мэри Фрэнсис. – Скорее антураж из двадцать первого века». Ее вывели на середину комнаты, видимо, к компьютерному терминалу. Специальный пульт был оборудован множеством датчиков, опутавших его проводами, словно паутиной, маленькой видеокамерой и шлемом.

Все увиденное озадачило Мэри Фрэнсис. Она задумалась: почему Блю не предупредила ее об этом? Она удобно устроилась в светлом эргономическом кресле и внимательно выслушала инструкции оператора, пока тот подключал и налаживал оборудование, как будто готовил ее к космическому старту. Он даже закрепил ей руки и ноги тонкими кожаными ремешками, предупредив: одно резкое движение – и датчики могут отсоединиться, и тогда оборвется обратная связь, которую они призваны обеспечить.

– Я подключу несколько приборов, чтобы отслеживать ваши физические и эмоциональные реакции, – объяснял оператор. – В шлем, который вы наденете, встроены датчики. Они будут следить за движением ваших глаз. От вас ничего не требуется: расслабьтесь и следите за происходящим. Вам не придется ни говорить, ни печатать, ни касаться ручек контроля. За вас все сделают, понятно?

Мэри Фрэнсис кивнула, и он начал быстро прикреплять датчики к ее ладоням, лбу, основанию шеи. Она почти не волновалась, если не считать легкого трепета в груди. Но задумываться о его причинах было некогда.

Мэри Фрэнсис вглядывалась в кромешную темноту шлема, с нетерпением ожидая встречи. Чернота казалась бездонной, она убаюкивала и навевала сон, пока вдруг не блеснул свет и экран перед глазами не засветился, подобно рассвету. И вот уже вокруг нее небесная синева. Оператор предупредил, что она увидит трехмерный пейзаж, но представшее взору было настолько реально, что казалось: протяни руку – и дотронешься до облаков. Она будто парила на дельтаплане. Внизу проносились изумрудно-зеленые острова, горные озера.

Мэри Фрэнсис даже успела увидеть свое отражение в зеркальной водной глади, но мгновение спустя полет закончился, и она очутилась на земле. Точнее – на вершине утеса. Но в этом месте она не была никогда.

Она расположилась в белоснежном шезлонге у самых ее ног сверкала голубизной вода бассейна, а где-то далеко внизу сияло море, похожее на Эгейское.

От красоты захватывало дух, но Мэри Фрэнсис осознавала, что в шезлонге сидит не она, а ее виртуальная копия. Сама же она только наблюдала за происходившим на экране. Ощущение совершенно невероятное. Ее копия выглядела так, будто Мэри Фрэнсис сняли видиокамерой и теперь прокручивали пленку. Даже веснушки на носу были видны.

Она все еще пыталась понять, где находится, когда на противоположной стороне бассейна показался мужчина. Солнце высвечивало его силуэт, но черты лица разобрать было невозможно. Когда же мужчина приблизился к ней, Мэри Фрэнсис поняла, что лица просто нет. ЭТО был некий отрицательным образ, всего лишь виртуальная тень, хотя и ярко освещенная солнцем.

Сердце у нее упало от страха. Дрожь, била ее так, что казалось, черное кимоно, вмиг сделавшееся холодным и влажным, треплет ветер. Мэри Фрэнсис всегда умела точно распознать человека, со временем эта способность развилась у нее почти в телепатию. Удивительно, но Мэри Фрэнсис безошибочно чувствовала дыхание зла. Ее охватывало напряжение, до головы было больно даже дотронуться, сердце замирало. Как сейчас.