Улыбка ангела

Триш Уайли

Улыбка ангела

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Добро пожаловать домой.

Откинув голову назад и растянув губы в улыбке, Колин Маккенна смотрела на Эймона Мерфи, который стоял у кабинета, прислонившись к косяку. Ее голос звучал спокойно. Хотя бы нейтрального отношения он заслуживает, вернувшись в родной дом спустя пятнадцать лет.

Похоже, он ничуть не изменился. Как и раньше, привлекателен до неприличия и способен подавлять только одним своим присутствием ну, может, еще размерами. И ее губы так же сохнут, а мышцы живота судорожно и беспорядочно сжимаются. И хотя все это уже было, это не справедливо.

Неужели и в тридцать лет ее будут мучить воспоминания безответной любви пятнадцатилетней девочки? Наверное, да. По крайней мере до тех пор, пока она чувствует себя (да и, наверное, выглядит) выжатым пакетиком для чая, в то время как на Эймоне ослепительно чистые ботинки, темно-синие джинсы с заниженной талией и толстый свитер цвета темного шоколада, который больше подчеркивает ширину плеч, чем скрывает ее.

Следующие несколько секунд ее лицо подверглось тщательному осмотру карими глазами в обрамлении густых темных ресниц, и в них мелькнула искорка узнавания.

— Колин Маккенна. — Уголки его чувственно изогнутых губ приподнялись в подобие улыбки. — Ты выросла.

— Такое, знаешь, случается.

Она чуть откинулась на спинку старинного стула. Ее располневшая фигура все еще была скрыта огромным столом, и это позволило ей без смущения изучать его лицо и фигуру.

Густые волосы, темными волнами спадающие на шею, к которым ей всегда хотелось притронуться. Такой же высокий, как в юности, но мальчишеская худоба трансформировалась в мускулистое поджарое тело.

Святой боже.

Он что, с возрастом только хорошеет? Как вино, чей вкус с годами становится только лучше? Которое, впрочем, в ее положении сейчас противопоказано, и, в общем-то, ее бюджет не позволяет этой роскоши. К тому же не факт, что ей хватит одного бокала, чтобы забыть обо всех проблемах, которые свалились на нее в последнее время.

Эймон оторвал от нее свой взгляд и осмотрел царивший здесь хаос. Колин внутренне поежилась.

Почему, зная о его приезде, она не навела в офисе хотя бы подобие порядка? — мысленно простонала она.

Может, потому, что этот косметический ремонт не скроет той ужасной правды, которую она должна сказать ему, раз уж он приехал?

Она прочистила горло и вернулась к более насущным делам.

— Извини, что мы не задержали похороны до того, как ты приехал, Эймон. Мне действительно очень жаль. Я знаю, как ты хотел приехать.

Эймон пожал плечами и глухо сказал:

— Колин, я никого не виню. Даже если бы вы знали, где я находился в тот момент, вы бы не смогли со мной связаться, потому что в тех местах нет телефонной связи.

Колин тем не менее чувствовала себя виноватой. Но что еще можно сказать? Ей вспомнились похороны родителей и неловкое молчание, когда люди, подойдя к ней, пытались найти слова утешения. Когда они их находили, становилось только хуже. Тогда она порывалась сказать, что слова излишни и она будет благодарна объятию или даже пожатию руки.

Но обнять Эймона? Пожать ему руку еще куда ни шло. Может быть.

— Еще одно захватывающее приключение? — вместо этого спросила она.

— Что-то в этом роде.

Она кивнула. Что ж, видимо, он абсолютно не изменился. Вот и говорит он по-прежнему сжато и лаконично.

Когда она была девочкой, ее романтические мечты были связаны с тем, как ей удастся стать той единственной, кто избавит его от сдержанности и отстраненности, которые были, наверное, главными чертами его характера, и заставит его глаза сиять, а губы улыбаться. Она могла мечтать об этом, потому что рядом с ней он забывал о своей задумчивости, заразительно смеялся, поддразнивал ее, ерошил волосы.

Какой же наивной девочкой она тогда была! Разве мог восемнадцатилетний юноша, всю жизнь проведший в небольшой деревне, мечтать о ней, когда весь мир лежал у его ног? Не мог. Поэтому он уехал, а она осталась. Жизнь сделала все остальное: она уже давно не мечтает.

Эймон обошел кабинет по периметру, заглядывая на полки шкафов, занимающих три стены из четырех, остановившись у последнего.

— Похоже, отец не часто появлялся здесь в последнее время. Никак не думал, что найду такой бардак.

Его слова, в отличие от его отчетливого американского акцента, не сразу дошли до ее сознания. Когда это произошло, ее спина автоматически выпрямилась.

— Ты не прав, обвиняя Деклана. Второй сердечный приступ окончательно подорвал его здоровье. Если бы ты видел, в каком состоянии он находился, ты не был бы так к нему суров.

Эймон обратил на нее свой бесстрастный взгляд и произнес:

— Это место было его радостью и гордостью. Должно было произойти нечто из ряда вон выходящее, чтобы он так забросил дела.

— Значит, два сердечных приступа — это событие ординарное?

Его глаза сузились, но он промолчал.

В глубине души Колин знала, что защищает больше не Деклана, а себя. Ведь это ее вина в том, что Эймон видит этот упадок. Она решила сменить тему:

— Ты надолго?

— Зависит от обстоятельств.

— Но хотя бы на ночь останешься?

— Хотя бы на ночь останусь.

— Как и прежде, слова из тебя нужно клещами тащить, — не удержалась она от улыбки. Ее голубые глаза потеплели.

За свою откровенность она была вознаграждена заразительным мужским смехом.

— А я-то думал, что это из тебя слова нужно было клещами тащить.

— Уже нет.

— Я заметил.

Когда Эймон смотрел на нее, его глаза поблескивали. Ее сердце мгновенно затрепетало. Ну нет, она не позволит своим глупым девичьим мечтам вернуться! У нее и без него проблем хватает.

За окном раздался цокот копыт по вымощенной булыжником дорожке. Эймон оттолкнулся от шкафа, подошел к окну и выглянул во двор.

Солнечные лучи осветили его фигуру. Помимо своей воли Колин подошла и остановилась за его спиной.

Мимо окна прошли две лошади. Колин проводила их профессиональным взглядом, любуясь их грацией, отмечая плавный шаг и чистоту линий. Коннозаводческая ферма «Инисфри Стад», может, переживает не лучшие времена, но это не относится к лошадям топ-класса. Ее единственная гордость.

— Тебе по-прежнему неприятно их видеть?

Его ресницы дрогнули. Не повернув головы, он ответил:

— Скажем, желание бежать вниз и угостить их чем-нибудь у меня вряд ли возникнет.

Колин вдруг почувствовала исходящий от него мужской магнетизм. Так близко к нему она стояла впервые за столько лет. Привыкшая к запаху лошади, она ясно ощутила его мускусный, горьковато-сладкий аромат, словно попробовала его на вкус.

— Самое большое разочарование отца.

Его слова застигли ее врасплох, и несколько секунд она стояла, чуть приоткрыв рот от удивления, затем сказала:

— Не глупи, Эймон. Какое же ты разочарование? Если тебе не нравятся лошади, тут уж ничего не поделаешь.

— Но я должен их любить. Мое воспитание, наследственность — все за то, чтобы я любил лошадей, но...

— Не каждый сходит с ума по лошадям, как...

— Как ты?

Колин улыбнулась.

— Я хотела сказать, как твой отец. Но я тоже. Я не могу представить свою жизнь без них.

— Отец не понимал меня. Поэтому тебе также не понять.

Колин смешалась.

Она-то здесь при чем?

Эймон обернулся, и она не успела отодвинуться. Его рука скользнула по ее животу. Он нахмурился и посмотрел вниз. Затем его голова резко дернулась вверх. В его широко раскрытых глазах она прочла изумление.

— Все в порядке, — она печально улыбнулась. — Это не твоя вина. Я все еще привыкаю, что занимаю немного больше места, чем обычно.

— Я не знал.

Она вдруг смутилась собственным положением. Вообще-то раньше она мечтала об этом, но только если бы Эймон был тому причиной. А теперь она стояла под его изучающим взглядом. Кровь теплой волной прильнула к ее щекам.