Северные моря, южные ветры (СИ)

========== шрам, танец, подсолнух, ужас, сияние ==========

Морской воздух приятно щекочет ноздри и приносит с собой крики чаек — Маргери, не привыкшая к прибрежному спокойствию и северной безмятежности, зябко поправляет плед на своих плечах и смотрит вдаль. Рвануть к воде — решение-бунт наперекор бабушке. Постоянный шум столицы, интриги, ложь и фальшь остались позади, сменившись могильной тишиной маленького городка. Обещание вернуться через год (временно) отброшено в дальний ящик памяти.

У Маргери лишь одна проблема — у неё темные кудри, насмешливая улыбка и хитрый прищур глаз. У её соседа огромный пёс, фланелевые клетчатые рубашки и по-северному серые глаза. Он до омерзения вежлив, ещё более отвратительно искренен.

Маргери кривит губы, как всегда, стоит лишь подумать о подбородке с щетиной и ежедневном «доброе утро» с противоположной стороны улицы. Ей и самой непонятны истоки неприязни — этот парень не сделал ничего дурного, кроме того, что в первый день его пёс снёс кадку с цветами у её нового коттеджа, а паршивец только рассмеялся, сказал, что розы здесь не приживутся, а после предложил отнести её сумки в дом. Само собой, настроение скатилось на дно, отказ был очевиден, а насмешка на губах соседа взбесила ещё сильнее.

У них нет открытой войны. Маргери всего лишь изредка путает почту, конечно совершенно случайно, а он выпускает своего пса и тот бросается на неё и облизывает руки шершавым языком. Их противостояние напоминает замысловатый танец, где каждый хочет перетянуть контроль.

Север её не принимает. Это становится понятно по постоянной простуде, жухлым листам роз (она упорно продолжает сажать новые и новые кусты) и меланхолии.

Её манит спокойной море и слабый ветер, скользящий по синей глади. Мергери снимает ботинки и шагает по прохладной воде, вдыхая полной грудью солёный воздух, пропуская через себя холод севера. Ей, южанке, странно видеть обманчивое солнце и частые дожди.

Когда навстречу ей бежит огромное серое чудо, она даже не злится — наоборот, пёс стал ей нравиться (что не скажешь о его хозяине). Она милостиво позволяет лапам прижаться к её животу, а языку задеть подбородок.

— Эй, приятель, не стоит досаждать дамам, — голубые глаза соседа смеются, вторя кривой улыбке. Маргери позволяет взгляду пройтись по его фигуре, с досадой замечая очередную фланель, джинсы мокрые почти до колен и босые ноги.

— Хороший мальчик, — чешет она пса за ухом, вернув ему своё внимание.

— А ты, оказывается, не такая бессердечная, какой кажешься, — пятерня проходится по непослушным медным кудрям, и Маргери ловит взглядом тонкую линию шрама, когда рукав рубашки слегка приподнимается. Она хмурится, думая, что шрам кажется не таким старым, и, отмечает в памяти это несовершенство своего идеального соседа.

— Тебе не говорили, что неприлично оскорблять людей, которых не знаешь?

Обычно Маргери Тирелл — пример вежливости и дружелюбия, но та фальшивая кукла осталась в столице, здесь же — Маргери, которая запуталась и не понимает, что будет дальше с её жизнью. Она не видит смысла в угодливых комплиментах и образе «мисс совершенство».

— Я Робб, — он протягивает ей крепкую ладонь, как оливковую ветвь, и спустя полминуты, она аккуратно пожимает её.

— Маргери.

Пёс, оставшийся без внимания, бесцеремонно лает и несется к воде, разгоняя чаек, и Маргери смеётся, открыто и весело, потому что брызги летят в разные стороны, капли рассекают сияющую гладь россыпью точек.

— А это Серый Ветер, — Робб посмеивается рядом с ней.

— Странное имя.

— У меня было туго с фантазией в пятнадцать лет.

Её губы, похоже, замирают в улыбке, и Маргери знает, что сейчас на её щеках ямочки. Она смотрит на воду, разлетевшихся во все стороны чаек, с ужасом представляя, что эти пугающие создания могут прямо сейчас врезаться в неё. У неё паника при виде этих птиц в непосредственной близости, и это настолько смешная фобия, что о ней стыдно сказать.

Она поднимает глаза к утреннему солнцу, рассеянно думая, что оно по цвету, как то отвратительное платье в подсолнух, которое бабушка заставила её надеть на пятый день рождения. Она тогда провела полчаса в кладовке, плача, потому что мечтала о белом кружеве, как у мамы, а получила желто-рыжие подсолнухи.

Сейчас Маргери только улыбается, думая, что можно больше не притворяться и делать всё, что вздумается. Хотя бы недолго.

Комментарий к шрам, танец, подсолнух, ужас, сияние

это будет сборник. комментарии приветствуются;)

========== океан, дождь, беседка, ночь, дом ==========

У Робба дома… по-своему уютно. Конечно, сначала Маргери усмехается, когда (не)запланировано заходит к нему за солью (или ножницами, или какой-то ещё ненужной и нелепой бытовой ерундой) и видит, как он судорожно пытается убрать пустые коробки из-под пиццы, кружки и разбросанные по журнальному столу документы. Робб однобоко улыбается, пожимает плечами и предлагает ей чай — это так по-английски, и она соглашается, но с условием, что они пойдут в беседку, которую она постоянно видит из окна своего дома (и в тайне завидует, потому что у неё такой нет). Серый Ветер утыкается ей в ноги, мокрым носом щекоча коленки, и Маргери, придерживая одной рукой чашку, чешет его за ухом.

Доски в беседке влажные, тёмно-серые, а половицы скрипят, но Мар уже привыкла к сырости побережья. Она присаживается на сухую подстилку, услужливо положенную Роббом поверх скамьи, и чинно отставляет пальчик, делая глоток чая. Молча.

Робб прыскает от комичности момента и выдавливает:

— Леди довольна?

— Более чем, — продолжая отыгрывать роль, она приглаживает юбку своего сарафана и пытается держать нарочито высокомерное лицо. Получается с трудом, потому что спустя пару секунд края губ тянутся в улыбку.

Она смотрит на руки Робба: сильные и с мозолями, в отличие от ухоженных ладоней парней, с которыми она общается в столице. Длинные пальцы, выпирающие вены кажутся ей признаками внутренней силы. Робб — сам север, холоднее океана, в котором она мочит ноги по утрам. И всё же, улыбки у него тёплые, летние, как веснушки, рассыпавшиеся по светлой коже.

Её подкупает его спокойствие, тихая уверенность в противоположность её суете.

Маргери плотнее кутается в кардиган, чувствуя прохладный ветер, и делает быстрый глоток, чтобы согреться.

— Разве тебе не холодно?

При виде тонкой майки и джинсовых шортов и самой хочется вздрогнуть, но Робб только ведет плечами, прямо глядя на неё своими серыми глазами.

— Мы, северяне, не боимся лёгкого ветерка.

— Вы, северяне, кажетесь мне жутко заносчивыми, — фыркает она поверх чашки.

— Это мои южные корни дают о себе знать, — парирует он.

Маргери снова улыбается и думает, что ему её не согреть, — руки у Робба прохладные, словно песок у самого берега.

Ночью она замечает свет фар у его дома и с любопытством смотрит сквозь занавески в окно — ей совсем не стыдно за шпионаж. Не так часто на их улице появляются чужаки, ещё реже к Роббу приезжают гости, и Маргери всматривается в тёмную фигуру, подходящую к его крыльцу. На секунду она думает, что совсем не дружеский визит, но быстро себя одёргивает — в городке слишком скучно, чтобы произошло хоть что-то. Фигура скрывается за дверью, и Мар недовольно поджимает губы, потому что за закрытыми дверьми уж точно ничего не увидеть.

На следующий день Робб знакомит её со своим сводным братом Джоном, и ей кажется, что она не прикасалась ни к чему более горячему, чем его ладонь. Капли дождя должны бы испаряться на его коже, но они оседают кристалликами, пока угольные глаза настороженно следят за каждым её движением. Маргери играет в хорошую хозяйку и думает, что никогда не встречала настолько непохожих и одновременно близких по духу братьев.

— Так, чем ты занимаешься, Джон? — она подпирает голову рукой, сидя напротив.

Джон размешивает сахар в своей чашке, неловко смещаясь, и Маргери почти хмыкает от того, как нелепо он смотрится на фоне скатерти в мелкий цветок и сервиза с чайными розами.