Коктейль для Барби

Штеффи фон Вольф

Коктейль для Барби

1

Сидеть и ждать врача в очереди — это не для меня. Кругом жуткий больничный запах: пот вперемешку с лекарствами. А еще журналы семидесятых годов с будущей королевой Швеции Сильвией Зоммерлат на глянцевых обложках. Интересно, думаю я, сколько микробов на каждой странице такого журнала? И почему все эти Моники и Силке назначают прием на полтретьего, если врач все равно освободится не раньше полуночи. Ох уж эти мне эскулапы, вечно они пристают с расспросами: «Ну как ваши дела? На что жалуетесь? Мысли о мести начинают посещать меня, если ждать приходится больше четверти часа. И тогда я представляю, как тайно пробираюсь в лабораторию, подменяю пробирки с анализами крови, переворачиваю там все вверх дном.

Ладно бы я пришла сюда из-за болезни, так нет же, торчу здесь исключительно из-за Рихарда. Рихард — это один из моих лучших друзей. Он уже давно намылился сменить пол. И нет бы ему сказать мне об этом напрямик, что, мол, так вот и так, хочу быть женщиной. Он же, как-то раз крепко нажравшись, переоделся во все женское в моей спальне, чем не на шутку меня перепугал, но я на него не в обиде. Он самый лучший альбинос, которого я знаю. Кроме того, он просто гений ремонта, классно натирает мастикой пол и собирает шкафы. Он в два счета мог бы придать устойчивое положение падающей Пизанской башне, подбив парочку клинышков в нужном месте, и не забыл бы поинтересоваться, не нужно ли ее еще и покрасить.

Прошло уже два часа, а мы все ждем пластического хирурга. Напротив меня сидит женщина, должно быть, супруга промышленника, которая заключила контракт на участие в съемках порнофильма. Ее непомерно большая грудь прямо вываливается из блузки, как этой дамочке вообще удалось найти бюстгальтер подходящего размера? И на каждой руке у нее по восемь колец. Ну чего она все время на нас пялится? Может, эта женщина раньше была мужчиной? Но у меня не хватит смелости задать ей этот вопрос.

Рихард ужасно нервничает. Специально для этого случая он надел мужскую одежду, хотел, вероятно, показать хирургу, что он прямо-таки рожден быть женщиной. Понять ход его мыслей весьма непросто, так как в джинсовой рубашке и джинсах фирмы «Левис» он выглядит как самый обыкновенный мужчина. Впрочем, ему виднее.

Меня то и дело подташнивает, и это так противно, сил нет. Вчера вечером мы готовили лазанью. У меня не оказалось соли, и я пошла, попросить ее у соседки. К несчастью, госпожа Шмит куда-то задевала свои очки и сослепу сунула мне в руку соль для посудомоечной машины, в итоге от этой лазаньи нам всем стало плохо. Недаром мой друг Геро, он голубой, считает, что со мной всегда надо быть начеку, а то недалеко и до беды.

Меня зовут Каролин Шатц, мне тридцать пять лет, но свой возраст я держу в тайне. И хотя то, что мне скоро сорок, — неопровержимый факт, он все равно не укладывается в моей голове. Весов у меня нет, и поэтому я всегда могу с чистой совестью сказать, что не знаю, сколько вешу. Я никогда не ем фруктов, овощи очень редко, да и то со сметаной, и всегда двойную порцию. Двойные порции — это восхитительно. Уже заранее знаешь, что голодным не останешься.

Кроме того, те, кто любит поесть, чаще всего веселые люди, и с ними приятно проводить время. Наверняка именно поэтому у меня такие замечательные друзья и бойфренд, у которого тоже прекрасный аппетит. Я и Мариус вместе уже три месяца, и мы по-прежнему влюблены друг в друга. Совместное проживание тоже не охладило наш пыл. Хотя я и не выношу мусор, никогда не мою за собой ванну и подсела на передачу «Магазин на диване», он все еще любит меня. Может быть, потому, что я всегда покупаю ему пену для бритья. Открываешь крышку, а там написано «С добрым утром!». Мариус говорит, что это очень мило, когда тебя приветствует пена для бритья. Тем, у кого совсем нет друзей, я бы посоветовала купить побольше пены для бритья с надписью «С добрым утром!» и разложить крышечки по всей ванной. И тогда по утрам компания приветливых крышечек прогонит уныние прочь.

Наконец-то сестра Моника приглашает нас проследовать в приемную. Мол, доктор будет с минуты на минуту. Рихард вскакивает с места. От волнения на шее у него проступают красные пятна. Приемная размером с футбольное поле, по обстановке она напоминает кабинет Блейка Кэрингтона из «Денвер-клана». В центре стоит большой-пребольшой стол с фотографией жены доктора (зуб даю, что после лифтинга) и их пятерых детей, все на одно лицо, или, может, они стали такими после операции, которую произвел над ними папочка?

Нам приходится «подождать еще минуточку». На стене фотографии — неопровержимые доказательства высокого мастерства доктора. Фото первое: женщина с носом как у Буратино. Рядом — та же женщина, но нос уже не как у Буратино, а самый обыкновенный. Тут вам, господин доктор, явно пришлось кое-что отрезать. Фото второе: девяностолетняя бабуля, рядом она же, но выглядит на двадцать пять. Тут вы, господин доктор, наверняка кожу разглаживали. Вы, господин доктор, очевидно, ас в своем деле — вся стена увешана грамотами и дипломами. Остается только надеяться, что и у Рихарда все пройдет гладко.

Дверь открывается, и появляется господин доктор собственной персоной. Он встречает нас с распростертыми объятиями и пламенным приветствием, что меня особо не удивляет, потому что больничная касса послала ему по факсу копию счета, оплаченного Рихардом. Операция стоит столько же, сколько таунхауз с садиком в хорошем районе. Жители таунхаузов — это какой-то тихий ужас. По выходным они жарят мясо на гриль-барбекю: мужья надевают передники с надписью «Сегодня папа за шеф-повара», в то время как их жены потчуют домочадцев картофельным салатом, заправленным майонезом домашнего приготовления. На столе этих чистоплюев не увидишь яичной скорлупы или там кожуры от апельсина. И вместо обычной таблички с именами рядом со звонком, как у всех нормальных людей, у них повешена здоровенная разделочная доска с сентиментальной фразой вроде «здесь любят, ссорятся и верят такие-то и такие-то».

В любом случае господин доктор мог бы себе позволить не один такой дом. Он принес какие-то бумаги и сразу начинает объяснять нам ход операции. Мы с напряженным вниманием вытягиваем шеи, когда доктор достает большую папку. Он смотрит на меня и говорит.

— После операции вам нужно будет пройти дополнительное медицинское обследование и регулярно проверять уровень гормонов, тогда успех обеспечен.

Рихард откашливается:

— Вообще-то оперироваться буду я.

Доктор смущенно смотрит сначала на меня, затем на Рихарда. Потом достает из своего белоснежного халата очки и надевает их. Он краснеет, этот господин доктор, и извиняется в самых любезных выражениях. Не хватало еще, чтобы мне сделали какую-то операцию и привесили груди в два ряда.

Через час мы уже обсуждаем детали, день операции назначен, и Рихард бесконечно счастлив. Но я все-таки была в шоке, услышав, как будет проходить операция, что одно будут вырезать, другое присоединять и вообще. Ну да ладно. Не меня же оперируют. К тому же подруга Рихарда (уже прооперированная) считает, что мужчины — ужасны, и поэтому все нужно уладить как можно быстрее.

Глаза Рихарда блестят, когда мы выходим от врача. Он на седьмом небе от счастья.

— Ты пойдешь со мной покупать бюстгальтеры? — спрашивает он.

Во всех делах, кроме ремонта, Рихард совершенно беспомощен. Просто кошмар! Мне придется учить его всяким женским штучкам — ну там наносить макияж или делать эпиляцию и подбадривать бедолагу, если не все будет получаться.

Мы вместе едем в офис Мариуса, а потом домой, в Ватцельборн. Это недалеко от Франкфурта, где у Мариуса частная практика, ведь он — психотерапевт и консультант по вопросам брака.

Мариуса знают как хорошего врача, мне же нравится слушать бесконечные истории про пациентов, которые он рассказывает. Однако еще интересней самой порыться в историях болезни, пока Мариус беседует с пациентом в приемной. Конечно, сейчас этого сделать не удастся.