Невеста рока. Книга вторая

— Сумасшествие еще надо доказать, — вздохнула Флер, которая сидела на диванчике рядом с Шарлоттой, ласково гладя ее по голове. — Все это чудовищно, но, похоже, у него на руках козырная карта. К тому же немногие захотят выступить и, поклявшись на Библии, заявить, что он сумасшедший. Но как ужасно, что в это дело втянут Доминик Ануин!

Шарлотта повернула к ней заплаканное лицо.

— Я люблю его всем сердцем, Флер, — дрожащим голосом проговорила она. — А он любит меня. И все же мы ни в чем не виноваты, ведь мы почти незнакомы. Какая-то ирония судьбы, не правда ли?

— Да, весьма плачевно для вас обоих, — заметила Флер, и ее огромные фиалковые глаза наполнились слезами.

Однако старый художник предложил посмотреть на все с чисто практической стороны, по-мужски.

— Подождите. Успокойтесь, дорогая, — произнес он, дотрагиваясь до плеча жены. — Давайте-ка лучше приготовим для нашей гостьи комнату, а потом попытаемся взглянуть на происшедшее с более оптимистической точки зрения. В любом случае, наш дом всегда к услугам Шарлотты. Она может оставаться здесь столько, сколько пожелает.

Шарлотта поднесла к губам кружевной носовой платочек и отрицательно покачала головой.

— Вы очень добры ко мне, сэр, но я приехала к вам в полном отчаянии и не должна оставаться здесь. Эта история скоро разойдется по всей Англии. Мое имя будет втоптано в грязь, и с моей стороны было бы весьма неблагородно дать свету возможность осуждать вас, тех, кто по-дружески принял меня.

Супруги заверили ее, что не боятся никакого осуждения. Шарлотта Чейс и Доминик Ануин были ни в чем не повинными людьми, ставшими жертвами коварной и жестокой ненависти. С чего бы это их подвергать остракизму?

— Я так и думала, что вы отнесетесь ко мне со всей добротой, но Вивиан и без того совершил уже достаточно скверных дел. И я не хочу, чтобы вред, причиненный им, распространился и на вас, — настаивала Шарлотта.

— Успокойтесь, дитя мое, и будьте уверены, что мы-то сумеем постоять за себя, — мягко произнес Певерил и улыбнулся ей своей очаровательной улыбкой.

Так Шарлотта обрела покой в красивом и уютном имении Пилларз среди своих любящих, добрых друзей.

Глава 33

Тем временем в Лондоне Доминик Ануин оставил обычные, повседневные дела и отправился в Холборн, чтобы посетить контору своего адвоката. Там он и поведал всю историю мистеру Гловеру.

— Все это дело — чудовищный и гнусный розыгрыш, — завершил он свой рассказ, расхаживая по кабинету, сцепив руки за спиной. Лицо его было бледно и сурово. — Лорду Чейсу нельзя позволить взять верх в этом деле.

Мистер Гловер, выслушав собеседника в тревожном молчании, в смятении посмотрел на своего выдающегося клиента.

— Да, этого действительно нельзя позволить. Я еще ни разу не слышал столь чудовищной истории.

Доминик остановился посреди кабинета, затем быстро подошел к письменному столу, положив на него сжатые кулаки.

— Прошу вас выполнить вашу священную обязанность — помешать этому негодяю таким гнусным образом расправиться с ни в чем не повинной и чистой женщиной.

— Извините, мистер Ануин, если покажусь вам дерзким, но я должен задать вам несколько вопросов.

— Спрашивайте все, что вам угодно, — решительно ответил Доминик, в нетерпении проводя рукою по лбу. После изнурительного передвижения пешком и бессонной ночи, проведенной в небольшой гостинице, он чувствовал себя разбитым. Он позавтракал в своих апартаментах в Олбани, но совершенно не отдохнул, и состояние его мыслей можно было бы, определенно, назвать хаотическим.

Он ответил на вопросы мистера Гловера; однако, когда этот джентльмен, предварительно извинившись, осведомился о том, не могла ли та злосчастная супруга одурачить его, равно как и своего мужа, Доминик, как лев, бросился на защиту Шарлотты.

— Не смейте даже предполагать подобные вещи, Гловер! — возмущенно воскликнул он. — Говорю же вам и еще раз повторяю: леди Чейс прежде всего — мать! И ни за что не прислала бы такого письма… ведь она рисковала бы лишиться своих детей!

Мистер Гловер смущенно посмотрел на Доминика и добавил:

— Прошу прощения, мистер Ануин, но вдаваться во все подробности дела — моя обязанность. Я… гм… не исключаю и того, что леди Чейс, возможно, сама желала развестись с мужем и воспользовалась вами…

С побагровевшим лицом Доминик снова перебил его:

— Такого быть не может, это исключено!

Мистер Гловер прокашлялся и кивнул.

— Извините меня за подобные слова, сэр, но не кажется ли вам несколько неосмотрительным, что вы так строго придерживались инструкций, указанных в том злополучном письме? Разве вам не показалось… необычным… что леди Чейс просила у вас тайной встречи за городом, да еще ночью?

Ануин подошел к окну. Держа руки в карманах, он смотрел на проезжающие по Холборнской дороге экипажи: кареты, телеги торговцев овощами, фургоны… Он слышал крики кучеров, цокот копыт, грохот колес на ухабах. Так он и стоял несколько минут у приоткрытого окна. Наконец проговорил:

— Я полностью согласен с вами и признаю, что действовал, движимый каким-то легкомысленным побуждением. Также скажу вам совершенно доверительно, что леди Чейс очень близкий мой друг. Я испытываю к ней глубочайшее уважение, поэтому решил, что поступлю крайне неблагородно, если оставлю без внимания эту просьбу, которая, как я предполагал, исходила именно от нее.

Мистер Гловер делал какие-то пометки у себя в блокноте, составляя свое личное мнение о сложившейся ситуации. Сейчас он размышлял о том, в какое положение попал всеми уважаемый, выдающийся политик, которого застали с леди Чейс в положении, которое всюду и всегда называлось адюльтером. Мистер Гловер никогда даже вообразить себе не мог, что на непогрешимого Доминика Ануина падет подобная тень, которая, как никогда, будет угрожать его репутации.

Когда Ануин вышел из конторы адвоката, его состояние было весьма безрадостным. Мистер Гловер определенно дал ему понять: если Чейс под клятвой подтвердит, что записка написана почерком его жены, а слуга присягнет, что обнаружил мистера Ануина и ее светлость in flagrante delicto [44], то защите предстоит весьма сложное дело. Однако он предложил узнать мнение барристера, решив немедленно встретиться с сэром Тревисом Эммертоном, QC [45], одним из лучших барристеров в нынешней Англии.

После этого события стали развиваться стремительно. Вивиан, не теряя времени, отдал распоряжение своим адвокатам, чтобы они передали материалы на рассмотрение в суд. Те, в свою очередь, сообщили мистеру Гловеру, что лорд Чейс намеревается вызвать мистера Ануина в качестве соответчика в деле о прелюбодеянии, которое должно рассматриваться в связи с его разводом.

И уже вечером во всех клубах и почти во всех домах, принадлежащих друзьям и знакомым Энгсби и Чейсов, завязались оживленные беседы, связанные с этим известием.

Красавица леди Чейс бросила мужа и детей и сбежала с членом парламента мистером Домиником Ануином, приемным сыном Энгсби.

Сесил находился за границей, и до него пока еще не докатилась эта новость. Однако маркиз Энгсби, узнав о ней, немедленно послал за своим приемным сыном и потребовал от него объяснений.

— Прекрасная женщина, ставшая тебе матерью, сейчас лежит при смерти. Да как ты мог совершить такое? Если она все узнает, это убьет ее, — гневно говорил маркиз.

— Я не виноват, и миледи не следует беспокоиться, — отвечал Доминик. — Прошу вас, поверьте мне. Вся эта мерзкая история гнуснейшим образом сфабрикована безумцем.

Позже, когда Доминик уезжал из замка Энгсби, у него было тяжело на сердце, но по крайней мере он знал, что приемный отец поверил его словам. Худшее наступило потом. На следующее утро его призвал к себе лидер палаты общин и тоже потребовал объяснений от Доминика Ануина.

— Я изумлен и разочаровался в вас, Ануин, — проговорил он. — Как вы могли поступить так опрометчиво, связавшись с замужней женщиной, да еще с матерью нескольких детей? Боже, что на вас нашло? Я никогда не мог поверить в подобное!