Утро нового века (СИ)

— Видишь ли, Адель, радость моя, чтобы обманывать кого-то, его надо любить. — Лицо Арсения приняло сосредоточенное выражение. — Быть связанным с ним не только телесными удовольствиями, а узами, более глубоких чувств.

— Романтическими чувствами, да? — горько переспросила Адель. — Но, милый мой, это они — источник зла. Я испытала это сполна, когда позволила себе романтические мечты. Но тебе не угрожает опасная и восхитительная болезнь под названием — любовь.

В ответ Арсений загадочно улыбнулся.

— Что? Скажешь, я не угадала?

— Нет, не угадала.

Адель во все глаза смотрела на бывшего возлюбленного.

— Не узнаю тебя. Неужели ты… полюбил?

— Я и сам не узнаю себя. У меня была связь с тобой и связи с десятком женщин в Париже. Именно это не могу себе простить. Если бы ты знала, как прекрасна и восхитительна эта женщина!

Адель слушала, прикусив зубами нижнюю губу. Ей стоило большого труда не закричать и не заплакать навзрыд.

— Ну, и что дальше? — наконец выдавила она.

— Ты догадлива. Я полюбил. И мои чувства, мысли, моё будущее, только с ней.

— Пусть!

Француженка проворно села к нему на колени, положила руки на плечи, откинула голову и призывно приоткрыла губы. Её грудь в глубоком вырезе декольте судорожно поднималась и опускалась.

«Чёрт! — подумал Арсений. — Ввязался я в авантюру. Не пришлось бы мне пожалеть об этом».

Дрожащим от волнения голосом, попросил:

— Милая, не надо сумасбродства.

Закрыв ему рот поцелуем, Адель начала раздеваться.

Следуя парижскому стилю, Адель не носила корсет. Основная часть женщин воспринимала это неодобрительно, считая некрасивым и безнравственным. Но у Адель была осиная талия и прямая спина. В корсете она явно не нуждалась. Девушка повела плечами, и лёгкое платье соскользнуло, обнажая грудь.

Она крепко прижалась к нему. Её нежное тело вздрагивало.

Нервы Арсения были до предела напряжены.

— Адель, это невозможно.

И услышал у самого уха нежный шепот:

— Не сопротивляйся, ma cher. (мой дорогой. фр.) Уступи мне.

— Мне невыносима даже мысль об этом.

— Mon ami, ma cher, (друг мой, дорогой. фр.) только один поцелуй. — Адель ласкала его губами, руками и всем своим горячим, страстным телом. — Как нищая, я согласна на маленькую ласку с твоей стороны. В знак нашей дружбы.

— Адель, Адель, ты просто маленький деспот! — задыхаясь, шептал Арсений. — И всегда нравилась мне, потому, что ты естественная. У нас были приятные минуты, но… — он ласково отстранил девушку от себя. — Есть вещи, сильнее наших плотских желаний. Ради нашего прошлого, смирись с этим.

— Я такая, как есть. — Адель, обиженно, спрыгнула с его колен. Поспешно закуталась в лежащую на софе шаль. — И счастлива, что у меня был такой любовник как ты.

— Те времена прошли. Сейчас нас разделяет пропасть и я не способен преодолеть её.

Губы Адель задрожали.

— Не плачь.

— Qui est-elle? (Кто она? фр.) — француженка вытерла ладонью набежавшие слёзы.

— Это касается только меня и больше никого. Имени я тебе не скажу.

Адель, молча, расхаживала взад и вперёд по комнате. Вдруг, остановившись перед ним, рассмеялась.

— Кажется, я догадалась, о ком ты тоскуешь. Ещё тогда я поняла, что ты не просто ей признателен. Безусловно, она обольстительна. Поэтому ты не устоял. Удивительно, как она ловко сумела подчинить тебя своей воле. Как же безгранична её власть над тобой, если ты отказываешься от естественной радости жизни! Вспомни. Ты мог ночь прокутить, вытворяя чёрт знает что, спал час-два и наутро, выглядел так, как будто спал всю ночь сном младенца. А сейчас ты превратился в целомудренного монаха?!

Привыкший к упрёкам Адель, на этот раз Арсений не смог удержаться.

— А ты злая, Адель.

— Да, я злая! А она — добрая, милосердная, чистая! Хочешь, я скажу тебе то, чего ты сам себе не говоришь? Именно потому, что я злая, грубая, развлекаюсь с безудержным весельем, потому что я могу, в постели, довести тебя до extase (экстаза. фр.), ты всегда предпочитал меня другим. Ты не выбрал скромную девочку Карницкую, а остаться со мной. Так почему же, сейчас, ты выбрал эту женщину? Что ты нашёл в ней такого особенного? Ответь мне!

— Почему? Потому что, люблю, — тихо отозвался он. — Она стала частью меня и, я пройду через всё, чтобы она осталась со мной.

Глаза Адель наполнились слезами, и она судорожно зарыдала.

Арсений больше не произнёс ни слова, только положил ладонь на её лихорадочно

дрожащие руки.

***

Вернувшись в «Дюссо», он подошел к дверям отцовского кабинета и, дважды стукнул в них костяшками пальцев. Послышалось громкое:

— Войдите.

Арсений переступил порог.

Заметив, что сын слегка подшофе, Андрей укоризненно заметил:

— Ты мог бы и не пить.

— Ты что, папа? С Адель и не пить? — рассмеялся Арсений, наливая себе кофе. — Тогда сам бы шёл к ней и всё узнавал. Брось! Я совсем немного пригубил. Ты же знаешь, наши дамы этого не любят.

— Наши? Ты всё-таки, не внял моим словам. Не влюбляй себя в неё! — пытался внять голосу разума сына, Андрей. — Потом больно и горько будет.

— Всё-то ты знаешь.

— Знаю, потому что терял любимую…

— Ладно, — перебил его Арсений. — Давай сейчас не спорить. Или тебе не интересно, что я узнал от Адель?

Он опустился на диван и с непринуждённой улыбкой на лице, проговорил:

— Адель просто льстит находиться в центре внимания, в обществе. У неё страсть — дразнить мужчин.

Андрей Михайлович вперил взгляд прямо в глаза сына.

— Ничего серьёзного?

— Выходит так. Что одна, что другой, обыкновенные посетители «Дюссо».

От услышанного, Андрей испытал облегчение. Минуты две отец и сын, молчали.

Арсений первый нарушил его.

— Я успокоил твои страхи?

— Отчасти, — отозвался Андрей. Заметив изумлённое выражение на лице Арсения, произнёс. — Хоть я и не верю, что Адель способна причинить нам вред.

— И я не думаю, что она способна на такое.

— Кому как не тебе, знать эту девочку. Однако меня настораживает господин Измайлов.

— Так прикажи не пускать его сюда, — с деланным равнодушием пожал плечами Арсений.

— Нельзя такими грубыми методами наносить урон престижу заведения. Я слишком им дорожу. Понаблюдаем за ним.

Рунич встал и, приоткрыв шторы на окне, выглянул на улицу.

— Пойдём, прогуляемся. Тебе это не повредит.

Вслед за отцом, Арсений вышел на улицу. Вдохнул свежий, с морозцем, воздух.

Андрей обнял его за плечи.

— Спасибо, за услугу, сынок.

— Не стоит благодарности, папа. Я был рад повидать Адель.

Они не спеша пошли по улице. Под ногами поскрипывал снег.

Зимний день короток. Быстро темнело. Сквозь бархат темноты они видели силуэты домов, свет фонарей, подъездов, витрин магазинов и лавок. Их обгоняли прохожие, спешащие по своим делам.

Очарование зимнего вечера выветрило из головы Арсения все заботы, тревоги и мысли, кроме одной. Как усыпить подозрение отца и осуществить, безболезненно для него, свой план.

Андрей же чувствовал, как близость сына, помогает ему успокоиться.

После прогулки с отцом, Арсений долго не мог успокоиться.

Сбросив одежду и, повалившись на постель, он не спал до глубокой ночи. Ворочаясь с боку на бок, вспоминал слова Адель:

« Я хочу стать богатой и свободной!»

— И я хочу, — вслух произнёс он.

Мысленно же продолжал рассуждать.

«Гонораров хватит на первое время с избытком. А что в дальнейшем? Книги писать, это не сеять пшеницу. „Дюссо“… Отец не станет его делить со мной. Он скорее вышвырнет меня из дома, чем согласится иметь под боком конкурента. А что, если мне пойти путём Адель и этой компании? Не плохая мысль!»

Он даже сел от волнения.

« Если поставить идею сорвать „банк“ целью, то вполне возможно, мне удастся это осуществить. Чем я рискую? Ровным счётом — ничем. Меня никто не заподозрит, а иных серьёзных препятствия я не вижу».