Царица Пальмиры

Он шагнул к ней, и ее взгляд бросил ему вызов.

— Я в трауре, римлянин! Ты ведь обещал! — тихо произнесла она.

Аврелиан стиснул зубы и сказал напряженным голосом:

— Ты можешь воспользоваться услугами Дурантиса.

— Цезарь милостив, — последовал ответ.

Он залился краской и, повернувшись, почти выбежал из комнаты. Он расслышал презрение в ее голосе, но, учитывая, как он желал ее, он чувствовал себя бессильным отплатить ей той же монетой. Он потерпел поражение, да спасут его боги! Уж лучше старый друг, вожделение!

Глядя, как он уходит, Зенобия почувствовала, как по ее телу Пробежал холодок торжества. Впервые с тех пор, как она увидела римлянина, она почувствовала себя уверенно! Внезапно она осознала, что преимущество теперь на ее стороне.

Однако, возможно, это не пойдет на пользу, думала она, открывая сундук и доставая из него платье, которое собиралась надеть. Она выбрала темно-синий каласирис из шелка, сотканного здесь, в Пальмире. У платья был широкий пояс из посеребренной лайки, который застегивался на талии серебряной пряжкой, с большим голубым топазом. Зенобия надела на ноги сандалии, села за туалетный столик и принялась расчесывать волосы. Затем осторожно заплела волосы в одну толстую косу.

Стук в дверь заставил ее встать, и она крикнула:

— Войдите!

В комнату вошел секретарь императора.

— Доброе утро, моя госпожа, — сказал он.

— Вам следует обращаться ко мне «ваше величество», Дурантис, — тихо сказала Зенобия. Он учтиво кивнул.

— Буду придерживаться вашей поправки, ваше величество. Чем могу служить вам?

— Я попрошу своего писца составить сегодня бумаги об освобождении от рабства моей девушки-рабыни Адрии. Я хочу, чтобы вы проследили за тем, чтобы эти бумаги были составлены правильно и в соответствии с римскими законами, чтобы никогда не было никаких сомнений относительно статуса Адрии.

— Буду счастлив оказать вам такую услугу, ваше величество, — сказал Дурантис.

— Благодарю вас. А теперь можете идти.

Он учтиво поклонился и, пятясь, вышел за дверь. Зенобия встала, вышла в прихожую и проинструктировала ожидавшего ее писца. Потом принялась медленно расхаживать по комнате, ожидая возвращения Адрии вместе с Юлией и Гаем. Пока она ходила, ее ум снова принялся разматывать ту нить мыслей, которая была прервана появлением Дурантиса. Если она станет открыто наслаждаться своим триумфом над Аврелианом, это может рассердить его, смутить и даже заставить отвернуться от нее. Однако притворяться, что она испытывает к нему великую страсть, не менее опасно — она может надоесть ему, если станет покорной. Ей придется идти по очень узкой тропе. Она начнет постепенно притворяться, что любит его, однако продолжит сопротивление. Она станет играть с ним как кошка с мышкой. Она знала, как отчаянно он желал завоевать ее целиком: и тело, и душу. Если ей удастся заставить его достаточно долго верить, что победа еще возможна, она победит.

Дверь прихожей раскрылась, и вошла Адрия, а за ней Юлия Туллио, жена погибшего Антония Порция. Юный Гай, немного испуганный, следовал за своей матерью. Вид Юлии потряс Зенобию. Ее волосы побелели как снег, в покрасневших от слез глазах не было никакого выражения, а худые плечи ссутулились, словно от невыносимой боли.

— Юлия!

Зенобия протянула руки, и женщина шагнула в ее объятия. Однако царица поняла, что подруга не узнает ее. Кто угодно мог бы предложить свое сочувствие этой обезумевшей от горя женщине, и она приняла бы его. Зенобия обхватила подругу руками и крепко прижала к себе. Поверх плеча Юлии она, не веря своим глазам, смотрела на ее волосы, а потом обратила вопрошающий взгляд на Гая.

— Она уже поседела, когда я пришел к ней сегодня утром. Она не разговаривает, — тихо сказал он.

Царица повела подругу в свою спальню и усадила в кресло.

— Юлия, — позвала она, приподняв голову женщины и глядя ей в лицо, — Юлия, я знаю, ты слышишь меня. Антоний мертв, я ты горюешь. Когда умер Оденат, я тоже горевала, но у меня оставались дети, ради которых нужно было жить. А у тебя ведь тоже есть дети!

Внезапно глаза Юлии обрели сосредоточенное выражение.

— Мои дети уже взрослые, — сказала она. — Они не нуждаются во мне.

— Флавии ты очень нужна! — настаивала Зенобия. — Разве мать не была с тобой рядом, когда ты в первый раз забеременела. И Гаю ты тоже нужна. Он вовлечен в группу, возглавляемую моим младшим сыном Деми, который хочет продолжать борьбу против римлян. Одобрил бы это Антоний Порций? Ты знаешь, что не Одобрил бы! Отца нет в живых, но дети нуждаются в своей матери, Юлия. Ты не можешь оставить их. Если ты покончишь с собой, Флавия может выкинуть ребенка — будущее Пальмиры. Гая же, по всей вероятности, убьют, если он последует за моим сыном. И тогда семья Антония Порция исчезнет с лица Земли, и ты будешь виновата в том, что не приняла на себя ответственность, которую тебе оставил муж. Антоний Порций никогда за всю свою жизнь не уклонялся от выполнения своих обязанностей. Он понимал, в чем его долг, и так же должна поступать ты, Юлия.

— Ты — суровая женщина, Зенобия, — сказала Юлия. Ее голос дрожал. Она начала плакать.

— Никогда за всю свою жизнь он никому не причинял вреда! Почему же император приказал казнить его? Почему? Это несправедливо! — кричала Юлия, и Зенобия с радостью заметила, что на бледном лице ее подруги вновь проступают краски.

— Да, Юлия, это несправедливо, но это факт! Не позволяй же римлянам и дальше одерживать победы, подруга моя! Ты и твои дети должны жить, потому что, живя, вы сохраните память о великом человеке, сохраните его род.

Юлия, сдерживая рыдания, проговорила:

— Ты права, Зенобия! Будь ты проклята, — но ты права! Я могла бы с такой легкостью сдаться, но я не сдамся! Нет, не сдамся!

Она сделала глубокий вдох, а потом повернулась к своему сыну.

— Я запрещаю тебе иметь в дальнейшем какие-нибудь дела с царевичем Деметрием и его отрядом мятежников! Ты понял меня, Гай? Я потеряла твоего отца и чуть не умерла от страданий. Твоя смерть наверняка убьет меня! Ты отомстишь за своего отца, по после, мы найдем способ. Не нужно легкомысленно жертвовать своей жизнью! Я не допущу этого!

Мальчик покраснел и произнес протестующим тоном:

— Но как мы осуществим это? Теперь в нашей семье я — мужчина, и решение должен принимать я!

Однако это был слабый протест. Юлия тихо сказала:

— Тебе ведь только пятнадцать лет, сын мой. Согласно законам Пальмиры ты еще несовершеннолетний, и если ты пойдешь против моих желаний, я вынуждена действовать решительно.

Она протянула ему руку, и когда он взял ее, притянула его к себе.

— В том, что ты юн. Гай, нет ничего постыдного. Доверься мне.

Зенобия подошла к ним и встала рядом с мальчиком.

— Даже моему Деми не хватает рассудительности. Гай, а ведь в этом году ему исполнится восемнадцать лет! — сказала она. — То что вы сделали после казни членов совета, было великолепно! Это великая победа для вас всех! Ваш отряд уничтожил двадцать семь легионеров! И не только это. Вам удалось застать римлян врасплох!

— В самом деле?

Гай был удивлен и, как заметила Зенобия, польщен.

— Да, вы сделали это! — продолжала царица с улыбкой. — А теперь поступай так, как просит твоя мать! Ты был так погружен в собственное чувство утраты, что не подумал о матери и сестре. Если хочешь стать мужчиной, будь сильным, чтобы они могли опереться на тебя. Но как это возможно, если ты бегаешь за Деми и его глупыми друзьями?

Она сделала вид, будто бы выбор на самом деле за ним, и это была мудрая тактика. Гай ответил именно так, как она ожидала.

— Вы правы, тетя Зенобия, — сказал он. — Теперь на мне лежит великая ответственность как на самом старшем мужчине в семействе Порциев. Я не могу позволить себе подвергать опасности то, что перешло ко мне по наследству. Поэтому обещаю вам и маме, что не стану участвовать в деятельности Деми и его Пальмового Братства.

Юлия издала вздох облегчения и сказала: