Демельза (ЛП)

Это показалось смешным, и она попыталась рассмеяться, но закашлялась. И тогда Демельза поняла, что это не шутка, они действительно под окном, и тогда она посмотрела вниз, на бескрайнее море лиц. И поняла, что они голодны и хотят хлеба.

Огромная толпа, простирающаяся аж до долины и кричащая: "Наше право есть хлеб и покупать зерно по справедливой и надлежащей цене. Нам нужно зерно, чтобы выжить, и мы его получим, несмотря ни на что!".

И она поняла, что единственная пища, которую она могла им дать, это её собственный ребенок...

Рядом находился мельник Сансон, а Верити и Эндрю Блейми разговаривали в углу, но слишком увлеклись в друг другом, чтобы ее заметить. Она заплакала от страха. Шахтеры требовали хлеба. Через минуту они подожгут дом.

Она оглянулась, чтобы посмотреть на Росса, а когда повернулась обратно к окну, многочисленные смотрящие на неё лица уже исчезали за плотными клубами белого дыма.

- Посмотрите, - сказала Джейн Гимлетт, - снова идет снег.

Снег! - пыталась крикнуть она. Разве ты не видишь, что это дым, а не снег? В доме пожар и мы задохнемся! Она увидела, как упал Сансон, а потом почувствовала, как дым наполняет легкие.

Задыхаясь, она подняла руку к горлу и обнаружила там чьи-то пальцы.

Утром четвертого января ветер прекратился, повалил снег. К полудню, когда снегопад закончился, поля покрылись толстым слоем снега, а деревья отяжелели. Ветки склонились, а толстые льдины дрейфовали вниз по ручью.

Джон Гимлетт рубил во дворе дрова, и ему приходилось дергать бревна изо всех сил, чтобы отделить их друг от друга, поскольку мороз накрепко их сковал. Девять уток Гимлеттов, осторожно ковылявшие к воде, выглядели грязными и желтушными в этой сияющей чистоте. На пляже Хендрона начался отлив, и огромные волны выпрыгивали и ревели в отдалении.

Лед и желтая пена, покрывавшие пляж в течение недели, скрылись под снежным покрывалом. Песчаные дюны превратились в горные хребты, а вдали темные скалы взирали на это, завернувшись в свой новый покров, как в саван.

Стояла мертвая тишина. После неистового рёва шторма на мир как будто упало одеяло. Ничто не шевелилось, собачий лай эхом отзывался в долине. Море шумело, но каким-то образом его звук терялся в тишине, и можно было его разобрать, только прислушавшись.

А затем облака разорвались, и выглянуло солнце - ослепительно блестящее, вызвавшее краткосрочную оттепель. С ветвей и кустов закапало, а небольшие лавины снега, уже подтаявшие изнутри, начали скользить вниз с крыши. На полях проглянули тёмные пятна, а зарянка, сидевшая на пушистой от снега ветке яблони, запела гимн солнцу.

Но солнце выглянуло уже в конце дня, вскоре долину накрыла темнота, и снова ударил мороз.

Около четырех часов дня, когда уже начало темнеть, Демельза открыла глаза и посмотрела на деревянный потолок кровати. Она чувствовала себя иначе - спокойнее, немного отстраненно и уже не во власти кошмаров.

Существовала только одна реальность, и она наступила в момент пробуждения: в комнате лежали длинные гладкие тени, от потолка исходило мертвенно-бледное сияние, шторы на окнах на окнах раздвинуты, Джейн Гимлетт клюёт носом у затухающего камина.

Демельза размышляла, что сейчас за день, какое время суток, какая погода. Шум прекратился. У неё в голове или в мире? Всё дышало миром и покоем, как будто она смотрела на это издалека, но больше к этому не принадлежала.

Все жизненные силы и энергия истрачены. А она сама? Где же Росс? А Джулия? Они что, все больны? В этом она не была уверена. Демельза хотела заговорить, но почему-то боялась. Заговорив, она либо сломает эту скорлупу спокойствия, в которой лежит, или останется в ней навсегда.

Трудность выбора. Она не знала и боялась попробовать. Джуд и Пруди, её отец и Верити, и Фрэнсис... Нет, нет, стоп. Там, за поворотом, остался кошмар.

И тут торфяные брикеты в камине переместились, вызвав резкие всполохи пламени и жара, пахнувшие в лицо Джейн Гимлетт. Она проснулась, вздохнула, зевнула и подложила еще торфа. Потом встала со своего места и подошла к кровати, чтобы взглянуть на больную. Увиденное заставило её покинуть комнату в поисках Росса.

Она нашла его сидящим в кресле в гостиной и смотрящим в огонь. Они вместе вернулись, и Росс подошел к кровати. Глаза Демельзы были закрыты, но через мгновение она, казалось, почувствовала тень на лице, открыла глаза и увидела Росса. Джейн Гимлетт принесла к постели свечку и поставила её на столик у кровати.

- Здравствуй, любовь моя, - сказал Росс.

Демельза попыталась улыбнуться, и мгновение испуганно поколебавшись, решилась заговорить.

- Росс...

Скорлупа разбилась. Росс её слышал. Каким-то образом она поняла, что выздоравливает.

Она сказала что-то, но он не разобрал и наклонился, чтобы услышать, но снова не смог.

Тогда она тихо, но четко произнесла:

- Джулия...

- Ладно, дорогая, - ответил он. - Но не сейчас. Завтра. Когда окрепнешь. Тогда ее и увидишь, - он наклонился и поцеловал ее в лоб. - А сейчас ты должна поспать.

- День? - спросила она.

- Ты болела день или два, - сказал он, - шел снег, было морозно. А теперь спи. Дуайт придет, чтобы еще раз осмотреть тебя вечером, и мы хотим, чтобы ты выглядела получше. Спи, Демельза.

- Джулия, - повторила она.

- Завтра. Увидишь её завтра, любовь моя. Засыпай.

Демельза послушно закрыла глаза и задышала глубже и медленнее, чем в предшествующие пять дней. Росс подошел и встал у окна, задумавшись, правильно ли он поступил, солгав.

Потому что Джулия умерла прошлой ночью.

Глава восьмая

Ребенка похоронили через два дня. Стояла тихая морозная погода, кучки снега лежали в затененных уголках полей и улочек. На похороны пришло много людей.

Шесть молоденьких девушек, одетых в белое (из них две - Мартины, две - дочери Пола Дэниэла и две младшие сестренки Джима Картера) целых полторы мили пронесли маленький гробик до церкви Сола, и на всем пути молчаливо стояли люди, затем молча присоединявшиеся к процессии.

Хор Сола, хоть его и не приглашали, встретил шествие на полпути, и каждый раз, когда шестеро девушек останавливались передохнуть, хор пел псалом, к которому присоединились остальные.

Дуайт Энис шел вместе с Россом, а за ними Джон Тренеглос и сэр Хью Бодруган. Приехали Гарри Блюитт и Ричард Тонкин, а Харрис Паско прислал старшего сына.

За капитаном и миссис Хеншоу шла Джоан Тиг с одним из кузенов Тременхиров. За ними - Джуд и Пруди Пэйнтер, остальные Мартины, Дэниэлы, Картеры, Вайгасы и Нэнфаны, а затем огромная толпа шахтеров с женами, мелких фермеров и батраков, дробильщиков, колесных мастеров и рыбаков.

И когда все эти люди в тихом морозном воздухе пели псалмы, это производило впечатление. Когда они замолкали, и перед тем, как снова начинали движение, каждый раз наступала краткая тишина, и все слышали отдаленный шум моря. В итоге мистер Оджерс обнаружил, что ему придется совершить отпевание перед лицом более трех с половиной сотен человек, заполонивших церковь и стоявших молча во дворике.

Именно эта неожиданная дань памяти надломила Росса. Всё остальное он перенес. Не будучи религиозным человеком, Росс не обладал внутренними силами, чтобы пережить потерю ребенка, кроме собственной уязвленной силы воли. Внутренне он восстал против провидения и сложившихся обстоятельств, но крайняя жестокость нанесенного удара наложила отпечаток на его характер, сделав его еще более жестким и упрямым.

То, что Демельза, вероятно, выживет сейчас не вызывало у него прилива благодарности. Потеря слишком ошеломила и потрясла. Когда мать ребенком брала его в церковь, он повторял псалом, в котором говорилось:

"Если вы сегодня услышите голос Божий, не упрямьтесь" [16]. Но когда умерла мать, даже когда он плакал, что-то восставало внутри, чтобы оградить его от собственной же слабости, нежности и хрупкости. Он подумал: "Ладно, я потерял её и остался один. Так тому и быть". Сегодня он вел себя то как ребенок, то как человек зрелый.