Ветер разлуки

– Ты давно знаешь про эту кладовку?

– А что вы хотите, чтобы я делала? – спросила Перрена с вызовом. – Либо молчать, либо идти искать себе другое место! Думаете, я хочу оказаться на улице?

– Мама Донни знает?

– Нет, не думаю.

– А мой отец?

– Конечно, знает! Он всем и распоряжается. Вернитесь с небес на землю, мамзель Иза! Чтобы понять, много ума не надо! Ну, не коробейники же нам все это приносят!

Служанка шагнула было к выходу, но Изабель успела схватить ее за руку, а потом и вовсе загородила ей дорогу.

– И часто ты сюда наведываешься и пьешь отцовскую наливку?

Перрена попятилась под угрожающим взглядом девушки.

– Нет, это случилось впервые!

– Можешь поклясться головой младенца Иисуса? Как тебе известно, все лжецы попадают прямиком в ад…

– Ну, может, приходила раз или два…

– Или три, или четыре?..

– Вы донесете на меня, мамзель Иза, да? Куда мне тогда деваться?

Изабель не нравилось то, как она говорила с бедной Перреной, однако девушка решила добиться от нее обещания во всем ее слушаться.

– Этьен может взять тебя с собой. Он ведь тебя любит, верно?

Служанка побледнела, и с губ ее сорвался вздох изумления.

– В следующий раз запирайте дверь пристройки, если не хотите, чтобы вас застали!

Это было последней каплей – Перрена расплакалась. Изабель прикусила губу. Может, она зашла слишком далеко?

– Я люблю мсье Этьена! И он… он тоже меня любит. Только матери своей не говорите! Ей не понять…

– Я ничего не расскажу, Перрена, если пообещаешь, что больше не станешь красть сливовую наливку.

– Обещаю! Клянусь головой младенца Иисуса!

– Вот и ладно! Только я хочу попросить тебя еще кое о чем.

– Все, что хотите, мамзель Иза!

– Ты сейчас открыла кладовую ключом матери?

Молодая служанка, чье лицо было мокрым от слез, покачала головой.

– Нет, это другой ключ. Она знает, что я не проговорюсь, что тут столько еды. Меня ведь тоже хорошо кормят, и у меня есть крыша над головой… Если начну болтать о том, что меня не касается, я все это потеряю!

– Я тебе верю. Так вот, я хочу, чтобы ты давала мне этот ключ без возражений, когда я попрошу. Я знаю немало людей, которые благодаря частичке этих деликатесов хоть ненадолго смогут забыть свои несчастья! Ты понимаешь?

Перрена закивала так яростно, что у нее с головы чуть не упал чепец.

– Еще бы не понять! Вы хотите помочь беднякам. Но только не берите сразу слишком много, иначе ваша матушка заметит!

– Об этом не тревожься. С матерью я все улажу.

Изабель отошла в сторону, позволяя Перрене выйти. Оставшись в кладовой одна, она тяжело вздохнула.

– Надо же быть такой ханжой! – пробормотала она с горечью.

По правде сказать, эгоистичность матери не удивила ее. Роль отца во всей этой истории – вот что стало поводом для настоящего огорчения…

На улице с утра было прохладно. Изабель надела немного поношенную коричневую шерстяную накидку и обула башмаки из телячьей кожи – в сабо невозможно было идти так быстро, как хотелось бы. Последние несколько дней стояла солнечная погода, и грязь успела подсохнуть, так что на улицах было чисто, если не считать куч навоза, мимо которых прохожие пробегали, зажав нос.

Торопливым шагом девушка пошла по улице Сен-Жоаким к набережной де ла Канотри. По пути она не встретила знакомых, хотя время было не раннее. Сегодня жители города собрались посмотреть на первую при новом режиме публичную казнь: английского солдата приговорили к повешению за кражу. Он не только обокрал свою жертву, одного из местных торговцев, но и угрожал ему кинжалом. Губернатор Мюррей знал, что квебекцы придут посмотреть на показательную экзекуцию, и таким образом рассчитывал завоевать их расположение.

В Нижнем городе Изабель свернула на улицу Су-ле-кап и постучала в двери третьего по счету дома, хотя, по правде говоря, двери как таковой там и не было – проход закрывали щитом из нескольких наспех сколоченных досок. Появилось истощенное женское лицо. Изабель улыбнулась и протянула корзину.

– Это для вас и ваших детей, мадам Бутилье!

Женщина заглянула в корзинку. Отличная колбаса, горшок варенья, несколько кусков сыра… У нее вырвалось восторженное восклицание. Со страшным скрипом она отодвинула доски.

– Благодарю вас, мадам Лакруа! Такой щедрый подарок!

Прибежали три босоногих мальчишки в поношенной одежде и, крича, запрыгали вокруг молодой женщины.

– Вы как себя ведете? Оставьте в покое госпожу Лакруа, пострелята! Стойте смирно, если хотите получить свой кусочек!

Дети не заставили просить себя дважды.

– Зайдете попить воды, мадам Лакруа?

В глазах бедной женщины стояли слезы признательности. Изабель знала ее историю. Супруг мадам Бутилье работал смолокуром на верфи в Левитре, потом поступил в ополчение и в начале августа погиб в бою возле местечка Шато-Рише. Вдова осталась с четырьмя детьми на руках, причем младшему не исполнилось и года. Запасы провизии и денег в доме, от которого после бомбардировок остались полуразрушенные стены, быстро иссякли. О том, чтобы починить жилище, и думать было нечего.

Изабель часто видела мадам Бутилье с детьми возле собора во время раздачи пищи. Забыв про гордость, вдова ежедневно приходила за тем немногим, что могла получить. Зима обещала быть трудной для всех, но для утративших кормильцев – в особенности. Поэтому Изабель решила, что самое малое, что она может сделать, – это время от времени преподносить какой-нибудь обездоленной семье подарок, такой же, как она сделала сегодня утром. Женщина между тем ждала ответа на приглашение.

– Нет, благодарю вас! Я спешу домой.

Мадам Бутилье кивнула и сжала пальчики Изабель в своей исхудавшей руке.

– Спасибо!

– Приятного аппетита!

Пряча слезы, Изабель спустилась с крыльца на мостовую. Дверь у нее за спиной закрылась, и дети начали просить еду. Она невольно задалась вопросом, как может Господь спокойно взирать на то, что столько невинных людей живут в голоде и холоде, в то время как горстка привилегированных особ, называющих себя его преданными слугами, живут, не зная бед, в епископском дворце и монастырях. О нет, она несправедлива! Епископский дворец превратился в руины, а что до монахинь, то они – надежная опора общества: и душой, и телом служат ближнему, как и завещал Господь. В этом Изабель убедилась сама: сестры с христианским милосердием и истинным альтруизмом заботились о раненых, не делая различий между французами и англичанами. Ее матушке нужно бы у них поучиться… Да, недолгое пребывание в стенах монастыря пошло бы Жюстине Лакруа на пользу!

Почувствовав, что рядом кто-то есть, девушка смахнула слезы и огляделась. На крыльце соседнего дома стоял солдат Макдональд и внимательно наблюдал за ней. Изабель в растерянности опустила глаза. Из дома вышли еще два солдата. Послышалась незнакомая речь. Наконец солдат Макдональд направился к ней. «Иза, беги! Беги куда глаза глядят!» Однако ноги не хотели слушаться. С моря налетел ветер, и ее юбка забилась о щиколотки. Она стояла и ждала, когда он приблизится.

– Здравствуйте! – сказал он по-французски чуть хрипловатым голосом и посмотрел на нее в упор своими голубыми глазами, отчего девушка вздрогнула.

Он отвел прядь, танцевавшую перед лицом, и заправил ее за ухо. Изабель отметила про себя, что шея у него до сих пор в багровых и желтоватых пятнах.

– Здравствуйте! – ответила она дрожащим голосом.

Он улыбнулся и широким жестом обвел улицу.

– Вам… не надо быть здесь одна.

– Я знаю, но сегодня кузина не смогла пойти со мной. Ей надо было навестить кого-то и…

Мужчина нахмурился.

– Кузина?

– Мадлен, вы нас видели вместе вчера! Мне хотелось бы извиниться за ее поведение. Понимаете, она…

– She disnae like us, ae? [109]

Теперь настала очередь Изабель хмуриться.