Благородство и страсть

– Значит, получается, вы живете в заключении вот уже одиннадцать лет.

Да, целых одиннадцать лет он вынужден терпеть грубость своих охранников, целых одиннадцать лет полной изоляции и целых одиннадцать лет сумасшествия. Ему не хотелось думать о своих злоключениях и жалеть себя. Какой в этом толк?

Маркиз равнодушно пожал плечами.

– Могло быть и значительно хуже. Если бы не… доброта моего дяди. – Он слегка прикусил нижнюю губу. – Благодаря его участию и заботе меня оставили здесь, а не поместили в сумасшедший дом. Думаю, там я бы точно не смог выжить.

– Прожить одиннадцать лет фактически в заключении… – потрясенно проговорила Грейс.

Внезапно прекрасная еда потеряла вкус. Грейс положила вилку и нож. От ее глаз не укрылся тот факт, что маркиз съел еще меньше, чем она.

Он снова пожал плечами.

– И, тем не менее, в каком-то смысле это к лучшему. По крайней мере, тогда было к лучшему. – На его лице промелькнула язвительная улыбка.

– Вы все время говорите о своем дяде. А родители у вас есть? Может быть, есть сестры и братья?

– Мои родители умерли еще до того, как я заболел. И других детей у них не было. Дядю назначили моим официальным опекуном. Предполагалось, что он будет распоряжаться моим наследством до моего совершеннолетия. Но случилось так, что у меня началась душевная болезнь, и, соответственно, дядя продолжает опекать меня и поныне. – Мэтью окинул рассеянным взглядом элегантно сервированный стол и нахмурился. – Разве лорд Джон не рассказал вам обо всем этом? Думаю, он должен был нарисовать обстановку хотя бы в общих чертах. – Он вдруг замолчал, но через несколько секунд заговорил снова: – Надеюсь, это для вас не как гром среди ясного неба и вы не будете биться в истерике.

– Не буду, – бросила она. – И хочу еще раз повторить – я не знаю Вашего дядю.

Выражение его лица сделалось напряженным, в глазах снова промелькнуло презрение.

– Я не верю вам. Послушайте, неужели это не понятно? Я повторяю в последний раз: я вам не верю. – Он отодвинул стул от стола и торопливо поднялся, – Я очень устал от этого разговора, мадам. Спокойной ночи.

Он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Потом прошел по холлу, и вскоре его шаги послышались в саду.

Грейс облегченно вздохнула. Наконец-то она осталась одна. Мышцы у нее на груди теперь уже не так болели, но от ремней на коже все еще оставались красные полосы. Вокруг запястий и щиколоток тоже были заметны синеватые «браслеты».

Возможно, такая недоверчивость маркиза являлась следствием его душевной болезни. Перед смертью у ее мужа тоже появились всякие странности. Но он был старым и больным. Грейс подумала, что у нее нет ни достаточного жизненного опыта, ни специальных знание чтобы определить степень помешательства маркиза. Но если бы кто-то спросил ее мнение на этот счет, она сказала бы, что маркиз был чрезвычайно умным человеком. Кажется, от его глаз не ускользала ни малейшая деталь.

Может ли человек быть одновременно и больным, и умным, таким внимательным и понимающим?

Впрочем, сейчас ее больше волновал не вопрос, сумасшедший ли маркиз или нет, а что он собирался делать с ней в самом ближайшем будущем. Пока он и пальцем к ней не притронулся, только помог, когда ей сделалось дурно. И было очевидно, что он не из тех, кто станет прибегать к насилию.

Но кто знает…

Вглядываясь в темные кроны растущих за окном деревьев, Грейс почувствовала, что дрожит. Маркиз был гораздо сильнее ее. Она ощутила, с какой легкостью он нес ее на руках. И его мышцы были очень твердыми. Если он вдруг решит наброситься, то у нее точно не достанет сил оказать ему сопротивление.

Может, ей снова попытаться сбежать? Но какой в этом смысл? Она уже успела понять, что ей не покинуть пределов поместья так просто. Правда, ночь была такой тихой и теплой. Если она устроится спать где-нибудь на улице, то в этом, наверное, нет ничего страшного. Но она может наткнуться на Файли и Монкса.

Господи, вот кого ей уж точно не хотелось бы встретить. Что бы маркиз с ней ни сделал, это все равно будет лучше, чем оказаться в руках двух чудовищ.

Неожиданно Грейс почувствовала, что у нее закружилась голова. Чтобы не упасть, она схватилась рукой за край стола. Последний раз она пила вино несколько лет назад, а сейчас выпила целый бокал почти на пустой желудок.

Как она могла так расслабиться? Теперь у нее должен быть ясный рассудок. Господи, ну как можно быть такой глупой. Грейс наклонила голову вперед и стала ждать, когда ей станет лучше.

Она поднимется в свою спальню и забаррикадирует чем-нибудь дверь. Только так она будет чувствовать себя в безопасности. И если маркиз вернется, то, по крайней мере, не обнаружит ее у порога, словно поджидающую хозяина собаку.

Сколько у нее времени? Маркиз ушел, но мог вернуться в любой момент и его спокойствие могло смениться гневом в одно мгновение. Она совершенно не знала этого человека, и ей трудно было представить, как он поведет себя в дальнейшем.

Она должна что-то сделать. И быстро.

Ей нужно оружие. Дрожащими руками она схватила со стола нож, которым недавно резала мясо в своей тарелке. Конечно, им нельзя серьезно ранить человека, но остановить маркиза при помощи этого ножа она, пожалуй, смогла бы. По крайней мере, можно попытаться.

Держа в одной руке нож, а во второй свечу, Грейс бросилась наверх. Она бежала так быстро, что пламя едва не потухло. Вбежав в спальню, Грейс захлопнула за собой дверь. Затем, быстро опустив нож в карман платья, подняла свечу и стала искать на двери замок или задвижку.

Ничего подобного не оказалось.

Около одной стены стоял большой сундук. Его можно было бы придвинуть к двери, а потом положить на него сверху еще что-нибудь. Маркиз, конечно, сильный мужчина, но будь он даже Самсоном, вряд ли ему удастся прорваться через баррикаду, которую она сейчас соорудит.

Грейс бросилась к сундуку и попыталась сдвинуть его с места. Но нет, он не сдвинулся ни на дюйм. Оглядевшись по сторонам, Грейс обнаружила в углу комнаты небольшой шкафчик и решила попробовать сдвинуть с места его.

Но шкафчик тоже будто прирос к полу. Он так и не сдвинулся ни на полдюйма, какие бы усилия Грейс ни прикладывала. Осмотрев всю мебель в спальне, Грейс, наконец, поняла, что кровать, шкафы, стол и сундук были прибиты гвоздями к полу. И без инструментов можно было даже и не пытаться сдвинуть что-либо с места.

Грейс села на край своей большой кровати и попыталась справиться с нахлынувшим на нее отчаянием. От слез щипало глаза. Ей так и не удалось добиться желаемого. Она только поломала ногти, разбила пальцы и колени.

Дверь по-прежнему была открыта, и в ее комнату мог войти кто угодно. Грейс вытерла пальцами слезы. Она была такой же беззащитной сейчас, как и в ту минуту, когда ее, опоенную опием, принесли в дом и привязали к кушетке.

Грейс вдруг посмотрела на нож в своих руках, о котором совсем забыла. Нет, она была не совсем беззащитной. Разумеется, слишком уж надеяться на свое умение обращаться с этим оружием ей не приходилось, но все же…

Похоже, маркиз еще не вернулся. Пытаясь сдвинуть мебель с места, Грейс продолжала прислушиваться к тому, что происходило внизу, но никакого движения, никаких шагов слышно не было.

Уже было очень поздно, и Грейс чувствовала себя совершенно измученной. Глаза закрывались сами собой. Крепко зажав в руках нож, она легла на кровать и стала смотреть на пламя свечи, которую она принесла с собой в спальню.

Неожиданно Грейс проснулась. В комнате было темно. Вероятно, свеча уже догорела и потухла. Ей снился странный сон, как будто она снова была ребенком и спала в своей комнате в Марлоу-Холле. Она лежала на большой кровати на шелковой простыне, укрытая теплым одеялом. Голова утопала в мягкой подушке.

Непонятно почему, но у Грейс возникло ощущение, что именно сейчас, в эту самую минуту, ей угрожает опасность.

Ее лицо овевал прохладный ветерок, дующий из открытого окна. Где-то в глубине сознания Грейс мелькнула мысль, что окно было закрыто, когда она ложилась спать. Ее пальцы инстинктивно стиснули нож.