Властный зов страсти

Заставив себя отвлечься от запретных мыслей, Лахлан понял, что Флора все еще ждет ответа. Но что он мог ответить ей? В самом деле, что мог дать этой красавице брак с ним?

Вытянув ноги перед собой, горец, запрокинув голову, сделал большой глоток эля.

– По-видимому, у тебя нет надобности умножить богатство и связи.

Флора подняла тонко очерченную дугообразную бровь, удивленная тем, что он так серьезно принял ее вопрос.

– Верно.

– Гм… – Маклейн помолчал, размышляя. – Могу я предположить, что любовь ты считаешь слишком эфемерной вещью?

Флора на мгновение задумалась.

– Случая полюбить можно ждать всю жизнь и не дождаться, разве я не права?

Ее ответ поразил его. Лахлан считал Флору столь же прагматичной, как он сам. Романтическая любовь не играла никакой роли в его намерении жениться просто потому, что он никогда не допустил бы, чтобы чувства оказывали влияние на его решения. Любовь предназначалась для других, а его преданность принадлежала клану, его семье, и ни одна женщина не могла изменить этого.

Впрочем, сейчас не время об этом думать, напомнил себе Лахлан. Прежде всего ему следовало понять ход ее мыслей, а затем принять решение, как наилучшим образом преподнести ей свое предложение. Он не сказал ей о своих намерениях с самого начала, опасаясь слишком разгневать красавицу; теперь же ему предстояло сделать все для того, чтобы заручиться ее согласием на брак. Лахлан затевал игру, рассчитывая на выигрыш; долгие годы он отражал атаки Маклаудов вовсе не для того, чтобы под конец отступить от задуманного.

Лахлан устремил взгляд на пленницу.

– А как насчет страсти в качестве повода для брака?

Ему показалось, что щеки Флоры слегка порозовели, но если она и была смущена, то в ее ответе не было и намека на замешательство:

– Я не считаю, что об этом можно говорить всерьез.

– Что ты хочешь этим сказать?

Флора снова пожала плечами:

– Не думаю, что страсть ограничивается брачным ложем.

Неожиданно Лахлан нахмурился.

Отсутствие страсти на брачном ложе было одной из многих причин, по которым он не спешил вступать в брак.

– И все же брак – единственно достойный способ для женщины твоего происхождения обеспечить себе безопасное существование.

Флора вспыхнула.

– Не надо читать мне лекции о достоинстве и порядочности: мужчина, способный похитить женщину, едва ли имеет право на это.

– А ты порядочна, Флора?

Ее глаза сверкнули гневом.

– Как вы смеете задавать мне такие вопросы!

Господи, эта женщина обладала необъяснимой способностью вызывать его гнев. Лахлану захотелось схватить ее и вытрясти из нее правду, но вместо этого он, чтобы дать себе остыть, сделал еще один глоток эля.

Флора поднялась.

– Если вы все сказали…

– А как насчет защиты, безопасности? – Он сжал ее запястье, вынуждая снова сесть. – Незамужняя женщина, особенно владеющая богатством и землями, уязвима, если у нее нет мужчины, способного ее защитить.

– Я не нуждаюсь в защите… – Флора умолкла, осознав, что само ее местонахождение в этом замке свидетельствует об обратном. – Моя мать защищала меня.

– Ее больше нет на свете.

Лахлан сказал это спокойно, но Флоре показалось, будто он ее ударил. Она повернулась к нему с выражением такого отчаяния в глазах, что горец замолк на полуслове.

– Я прекрасно осведомлена об этом. – Флора сказала это так тихо, что у него возникло сильное желание утешить ее, но Лахлан сдержался. Если он будет жалеть ее, это только ухудшит дело и нарушит его планы.

– Итак, ты не можешь не признать, что в браке есть некоторые преимущества.

– Что вы имеете в виду?

– Твое обручение?

Щеки Флоры предательски вспыхнули.

– Чушь!

Но было ясно, что она об этом не думала.

– Так что же тебя побудило к этому браку – необходимость защиты или любовь?

Флора отвела глаза.

– Таков мой выбор – разве этого не достаточно?

Теперь Лахлан начал понимать, что было причиной ее побега.

– Рори не стал бы понуждать тебя вступить в брак.

На ее губах появилась недоверчивая улыбка.

– Неужели вы так хорошо его знаете?

– Да. Он говорил о тебе.

Глаза Флоры прищурились.

– Говорил? – Она попыталась скрыть свое возбуждение и перевела взгляд с собеседника на свою тарелку, но Лахлан успел заметить ее волнение. Неужели Флора думает, что семья забыла о ней?

– Конечно, ты же его сестра, и Рори беспокоится о твоей судьбе.

Глаза Флоры заблестели, и это его тронуло: он ощутил стеснение в груди. Но побуждение сделать ей приятное представляло опасность, и ему следовало сдерживаться.

– Даже если и так, – сказала Флора, – мой кузен не столь щепетилен.

Лахлан кивнул – он слишком хорошо понимал, почему Флора опасалась вмешательства графа Аргайла. Ее опасения были оправданны. Рори хотел сам устроить брак Флоры, но он, как и Лахлан, входил в союз с Аргайлом, и одно это давало Аргайлу огромное преимущество в принятии решения.

– У твоего кузена есть привычка вмешиваться в дела, не имеющие к нему отношения.

Флора невольно потупилась.

– Я часто видела несчастья, сопряженные с подобным вмешательством. Когда я соберусь выйти замуж, то решение буду принимать сама и никто другой, потому что в этом вопросе я не доверяю ни братьям, ни кузенам.

Флора говорила с такой страстью, что Лахлан понял: ее побег не был результатом каприза избалованной и упрямой девчонки, как ему казалось сначала; для этого имелась более серьезная причина, и этой причиной был страх. Она опасалась не столько самого брака, сколько того, что ее принудят к нежеланному союзу.

Лахлан подумал, что ему стоит проверить свою догадку.

– Не женское дело принимать подобные решения. Нравится тебе это или нет, выбор мужа будешь делать не ты.

Флора посмотрела на него так, будто он дал ей пощечину. Ирония, разумеется, заключалась в том, что она обладала большей властью, чем думала.

– Значит, жребий женщины – быть проданной тому, кто предложит более высокую цену?

Это звучало слишком жестко, но, по сути, правильно.

– Именно так.

– В таком случае это жребий, которого я не приемлю.

В этот миг глаза Флоры заблестели словно сталь. Назвать ее своевольной и упрямой было бы преуменьшением. Лахлан понимал, что с ней следует обращаться бережно, но время поджимало, а оно определяло все в данный момент.

Горцу было кое-что известно о Дженет Кемпбелл: в свое время Дженет, как и ее дочь, была одной из самых богатых наследниц и желанных невест, потом побывала замужем за четырьмя могущественными горскими вождями, и, по слухам, все ее браки оказались несчастными.

– Твоя мать вбила это тебе в голову.

– Вам ничего не известно о моей матери. – Рука Флоры поднялась к горлу и начала теребить колье с большой подвеской, которую она носила шее.

И тут Лахлан замер. Он чуть не вырвал вещицу из ее руки.

– Откуда это у тебя?

Это было не подвеской, как ему показалось вначале, а брошью, висевшей на цепочке, с большим камнем в центре.

Флора побледнела.

– Это старинное украшение, оно принадлежало моей матери.

Лахлан осторожно дотронулся до амулета. Это невозможно! Его охватило возбуждение, и он стал пристально разглядывать потускневшую резьбу на серебряном поле, изображавшую топоры и чертополох – эмблему Маклейнов. Резьба со всех сторон окружала топаз, желтовато-коричневый камень горцев.

Перевернув брошь, Лахлан увидел выгравированную надпись: «Моему возлюбленному мужу в день свадьбы».

Ирония ситуации чуть не вызвала у него смех; он не мог поверить своей удаче. Брак с Флорой Маклауд желанен во всех отношениях, это подлинное благословение Божье! Их брак должен стать великим символом и положить конец действию проклятия, в которое Лахлан не верил, но и забыть о котором не мог, тем более что его люди винили проклятие во всех несчастьях, преследовавших их клан в последние восемьдесят лет.

Не выпуская амулета из рук, он заглянул Флоре в глаза: