Белый вепрь

Еще под Рождество всем стало ясно, что в этом году он непременно будет здесь. На стороне Тюдора выступали несколько сот английских изгнанников, а также две тысячи французов-преступников, отпущенных из тюрем под гарантию участия в английском походе Генриха. Кроме того, он заручился обещанием французов помочь деньгами и предоставить флот.

— Да поможет Бог нашему бедному народу, ведь этот сброд может черт знает что натворить! — запричитал Перси, когда узнал о возвращении Тюдора во главе банды головорезов.

После ужина Перси зашел к Филиппу. Вид у него был непривычно задумчивый. Убедившись, что Хью поблизости нет, он негромко спросил:

— Правду ли говорят, что Стэнли отправился к своему брату в Шропшир?

Филипп сосредоточенно изучал свой меч, потом кинжал. Отшвырнув в сторону старую плеть, он взял новую, стал взвешивать ее на ладони, затем слегка подбросил, положил на место и только после этого ответил:

— Правда. Король отпустил его.

— Боже милосердный, он что, из ума выжил?

— Боюсь, что так, хотя и не так, как вы думаете. — Филипп потрогал тяжелую упряжь. В общем-то никакой нужды во всем этом осмотре не было, ему просто хотелось чем-нибудь занять руки. Краем глаза Филипп заметил, что Хью кружит неподалеку. Филипп позволил ему забрать снаряжение. Откинувшись на спинку стула и глядя на обеспокоенное лицо приятеля, он спросил:

— Если семейство Стэнли решит изменить, их ничто не остановит, не правда ли? Какой же смысл удерживать одного, когда остальные уже свободно орудуют на западе?

— Как это какой смысл? Именно поэтому и нельзя отпускать его!

— Да не сказал бы — у его брата большой отряд, — мрачно заметил Филипп. — Впрочем, в ваших словах есть доля истины. Самого Стэнли здесь заменит его сын, и отцу хорошо известно, что король… скажем, попросил об этом. Больше мы сделать ничего не можем.

— С тыла нас, если не ошибаюсь, прикрывает Нортумберленд, который ох как по ветру нос держит, — медленно произнес Перси. — Вспоминаю, как король разделал его под орех, когда он летом у Тьюксбери пропустил шотландцев. В общем-то это слабак и ничтожество. Ладно, посмотрим.

Через некоторое время при дворе появился сын Стэнли, лорд Стрейндж. Это был молодой человек с невыразительной внешностью. Глаза его беспокойно бегали. Почему, понять нетрудно, подумал Филипп. Он был встречен со всеми почестями, полагающимися ему по рангу, и стоял по правую руку от короля, когда прощался с ним. Оставалось только ждать, как поведут себя в ответственный момент члены этого непростого семейства.

Ветер, настойчиво относивший английские суда к берегу, погнал флот Тюдора мимо сторожевых постов в Саутгемптоне, прямо к побережью Уэльса. Через четыре дня об этом стало известно в Ноттингеме. Ричард немедленно разослал своим военачальникам письма, в которых приглашал их на совет в Ланкастер. Граф Норфолк получил послание через двадцать четыре часа. Фрэнсис, который был в это время в Саутгемптоне, — примерно через полтора суток. Лорд Стэнли, находившийся ближе остальных, не спешил с ответом, но в конце концов откликнулся. В своем ответе он сообщал, что прибудет при первой возможности, но сейчас он болен.

— Не верю! — хрипло рассмеялся Линкольн.

Этой же самой ночью Стрейндж попытался ускользнуть, но был замечен и водворен на место. Он рыдал, умолял помиловать его и признался, что дядя, который вроде бы должен был оберегать от вторжения противника валлийские границы, на самом деле давным-давно вступил с ними в сговор и склонил к измене его, Стрейнджа. При этом Стрейндж уверял, что отец появится.

— Позвольте только написать ему — и он непременно будет здесь!

Такое разрешение было дано. Под неусыпным присмотром Ральфа Эштона и Филиппа Ловела обезумевший от страха молодой человек нацарапал отчаянное письмо отцу. Подпись присыпали песком, сверток запечатали, и письмо отправилось нарочным к адресату. Лорд Стрейндж был заключен под стражу и оставлен наедине с самим собой.

Как только Фрэнсис получил королевское послание, немедленно выехал из Саутгемптона. На следующее утро за ним должны были двинуться отряды, собранные на юге. Ожидалось, что в Бэнбери к ним примкнут войска из центральных графств.

Чуть позже, уже в пути, Фрэнсис немного изменил свои планы и, поручив командование Гарри Расселу, свернул в сторону своего имения Минстер-Ловел.

Гонец, которого Фрэнсис послал загодя, времени даром не терял.

Въехав во двор, Фрэнсис обнаружил, что люди уже собрались и с нетерпением ждут его команды. Бегло осмотрев выстроившиеся перед ним ряды, Фрэнсис удовлетворенно кивнул управляющему, соскочил с коня и поспешно направился к южному входу. Тем временем слуги выводили из конюшни свежих лошадей. Не пройдет и нескольких минут, как они будут оседланы, и все быстрым шагом отправятся в путь.

Фрэнсис не видел Мод с самой Пасхи. Ему показалось, что она заметно выросла. Девочка узнала его по звуку приближающихся шагов и, сначала неуверенно, но затем все быстрее — пошла ему навстречу. При этом она широко улыбалась и показывала Фрэнсису свои три молочных зуба. За Мод озабоченно следовала няня, но ей доставляло много усилий не отставать от подвижной, легкой в движении девочки. Фрэнсис заметил, что у Мод очень гладкая, чистая кожа — никаких ссадин и шишек, отсутствием которых не мог в свое время похвастаться Уилл.

Две-три минуты, которые отвел себе на это свидание Фрэнсис, неизбежно перешли в добрые четверть часа. Стремительно спускаясь вниз, во двор, Фрэнсис заметил, что дверь в людскую приоткрыта. Он четко помнил, что, когда поднимался в детскую, дверь была плотно закрыта. На мгновение Фрэнсис остановился, размышляя, не заглянуть ли в большой зал на первом этаже, — но затем быстро, не оглядываясь, двинулся к выходу.

До боли стиснув ладонями дверную ручку, Анна прислушивалась к его шагам. Ей казалось, что она стояла вот так — неподвижно застыв в ожидании — несколько часов. Если бы Фрэнсис хотя бы чуть-чуть повернул голову в ее сторону, когда проходил мимо, — она немедленно вышла бы из своего укрытия. Но Фрэнсис не задержался ни на мгновение. Анна не могла понять, что ее больнее ранило — злость мужа или его равнодушие. Шаги затихли вдали. Анна широко распахнула дверь и, не обращая внимания на Мод и изумленную няню, бросилась через детскую к лестнице, ведущей к башне. Внизу раздавались голоса, послышался стук затворяемых ворот.

Анне и в голову не могло прийти, что Фрэнсис уедет вот так, не сказав ей ни слова. Содрогаясь от рыданий, путаясь в юбках, она бросилась наверх, в комнату, откуда были видны ворота.

Двор представлял собой скопище людей, повсюду воинственно торчали поднятые вверх копья с развевающимися на ветру полотнищами. Волнами набегал многоголосый гул, доносился лязг оружия, ржание лошадей и нетерпеливый стук копыт, возгласы женщин, вышедших проводить своих мужей.

Объезжая выстроившееся перед ним воинство, Фрэнсис улыбался и поощрительно похлопывал то одного, то другого по плечу. Взгляды, которыми его провожали, однозначно свидетельствовали о том, что его любят, им гордятся. Кираса Фрэнсиса матово светилась на солнце, над его головой горел, словно политый кровью, штандарт.

Анна увидела, как к Фрэнсису подвели лошадь. Ну сейчас, хоть сейчас-то он должен обернуться! Так и произошло, но подоконник был слишком широкий, опершись на него, очень трудно было выглянуть наружу. Поэтому Фрэнсису непросто было разглядеть Анну, застывшую в глубоком проеме окна. Ветер шевелил его волосы. На какое-то мгновение он замер в седле, поднял голову и поглядел в сторону замка с тем странным, не поддающимся определению выражением, которое так часто смущало ее.

Выражение лица Фрэнсиса изменилось, взгляд просветлел: няня поднесла Мод к окну, чтобы она помахала отцу на прощанье. Он послал ей воздушный поцелуй, отвесил поклон, как знатной даме, затем стреножил и развернул лошадь. Отдав давно ожидаемый приказ к выступлению, он поскакал вперед. За ним длинной вереницей двинулись остальные — сначала конные, затем пешие.