Белый вепрь

— Ваше Величество, можно вас… — Двери, соединявшие апартаменты, были открыты, на пороге стояли священники, они только что вышли из внутренних покоев королевы.

Казалось, Анна спит, но при звуке знакомых шагов ресницы ее затрепетали. Ричард присел у кровати и прошептал;

— Ну как ты, сердце мое?

— Ну вот, наконец-то ты здесь, — очень слабо, но с явным облегчением произнесла она, ища его руку. Филипп собрался было оставить их наедине, но Анна, с трудом повернув голову, остановила его: — Дорогой друг, вам совсем не надо уходить.

Неожиданно свет за узкими окнами померк; из помещения, примыкавшего к королевской спальне, послышались испуганные восклицания, в этот момент на солнце легла гигантская тень.

— Ничего страшного, — сказал Филипп в ответ на ее немой вопрос. — Ученые люди давно предсказывали это. Скоро все будет как прежде.

Анна вздохнула и произнесла едва слышно:

— Как хорошо, что мне довелось увидеть такое чудо. Что, солнца совсем не видно?

— Нет, — ровным голосом откликнулся Ричард.

Она лежала совсем неподвижно, Ричард с Филиппом решили, что скоро конец. Но внезапно глаза ее широко раскрылись.

— Знаете, о чем я подумала? — заговорила она со слабой улыбкой. — Помните мою мать в Барнете? А ее монашек? Неважно ей было, и вы велели перевезти ее на север, в более удобное место, хотя в Барнете она находилась по приказу короля. Никто не оказывал ей большей милости после смерти моего отца, и она навсегда сохранила признательность вам. — Анна беспокойно заворочалась, и слезы градом покатились у нее по щекам. — О, из-за меня вы оказались в таком опасном положении. Вот если бы я могла сберечь нашего сына, который стал бы наследником… Думаете, я ничего не понимаю? Бесплодная жена, и один лишь Линкольн — наследник трона, а тут еще этот маленький Уорвик, у него тоже есть права, и вдруг кому-нибудь придет в голову вспомнить о них…

— Тихо, тихо, родная. Мне вполне хватит Линкольна — это верный человек, и у него львиное сердце. Может, вы хотите, чтобы я вызвал его из Шериф-Хаттона, чтобы он прямо здесь, перед вами принес клятву верности?

Ричард поглаживал жену по волосам. Она печально ответила:

— Но вы ведь сами всегда говорили: доблесть выше всего.

Снова наступила тишина, нарушаемая лишь ее тяжелым дыханием. Чтобы ей было легче, Ричард приподнял ее, в глазах у Анны заплясали язычки пламени от свечи.

— Как темно. Я и не думала, что днем может быть так темно. — Лицо ее исказилось. — Дикон… — Голос, даже не голос, а едва слышный звук оборвался. Она сдавила ему руку и медленно откинулась назад…

На пороге толпились слуги. Филипп, не говоря ни слова, жестом отослал их. Свет окончательно померк. В людской зарыдали служанки, но из комнаты, которую Филипп только что оставил, не доносилось ни звука.

Глава 23

У короля должен быть наследник. Об этом без устали твердили в совете. Абсурдно, что мужчина, не достигший и тридцати трех лет, объявляет своим наследником племянника. С этим не могли примириться и приближенные короля. Все считали, что Ричард должен жениться. Правда, сказать это в лицо Его Величеству никто не отваживался. Пребывая в сомнениях и тревоге, все ждали удобного случая, чтобы можно было открыть рот.

Безотлагательного решения требовало еще одно, хотя и менее значительное дело: дочерей покойного короля Эдуарда необходимо было срочно выдать замуж, чтобы отвратить от них взгляды Генриха Тюдора. Пристроена была лишь одна из сестер — на ней женился виконт Уэльс. Тюдор уже дал обет верности старшей, Елизавете, заслужив этим одобрение своих сторонников. Выходило, что Елизавете надо было найти партию как можно скорее.

Ричард предложил, чтобы советники сами назвали имя жениха. Единственное, что требовалось, — избранник должен быть равным ей по крови. Ричард не унизит памяти брата, предложив его дочери менее достойную кандидатуру. Он обещал племянницам, что обязательно найдет им ровню, и слов своих нарушать не собирался, даже если Генрих Тюдор намерен образовать из дочерей короля Эдуарда личный гарем.

Предложение короля немного остудило советников: ведь холостяков, отвечающих его условию, найти нелегко. Они попробовали зайти с другой стороны: если уж Елизавету нельзя выдать замуж немедленно, ее следует хотя бы отвратить от Франции. Да, и еще одно: ее собственный нрав. Леди Елизавета вела себя при дворе слишком независимо, поступая то и дело так, как ей заблагорассудится. Приближенные Ричарда пришли к единому мнению, что ей необходимо в самые короткие сроки подыскать более надежное жилище, пока не удастся избавиться от Тюдора.

— Поскольку мужа Елизавете пока найти не удается, — заявил Рассел, — следует отправить ее к братьям, в Тауэр.

Предложение казалось разумным: Тауэр — самый надежный и наилучшим образом охраняемый королевский дворец, его апартаменты ничуть не уступали другим по комфортабельности. Но Ричард, сидевший чуть в стороне от стола и прижимавший ладони к вискам, словно защищался от раздражавшего его шума голосов, при этих словах встрепенулся. Выражение его лица заставило всех замолчать. Он обвел собравшихся тяжелым взглядом и обратился к канцлеру — угроза, скрытая в его словах, причудливо переплеталась с насмешкой:

— Боже милосердный! Вы хотите, чтобы я столь неправедным образом обошелся с той, кто спит и видит выйти за меня замуж?!

Кое-кто не удержался от горестного вздоха. Ричарду бы следовало понять, что его советники давно знали о планах мамаши Вудвил и теперь с опаской ждали, не совпадет ли с ними и решение самого короля. Ричард вышел из комнаты. На Фрэнсиса, старшего по рангу члена совета, была возложена весьма неприятная миссия — выяснить, на самом ли деле король собирается испросить благословения Рима на то, чтобы взять в жены племянницу? Фрэнсису пришлось повиноваться общему решению. Позже, выходя из зала заседаний, он не без оснований назвал своих коллег дураками, ибо только дурак мог заподозрить то, о чем только что шла речь в совете. В самом деле, чем могла похвастать эта девица, кроме собственных форм, а Ричард вовсе не из тех мужчин, кто клюет на такую дешевую приманку.

Фрэнсиса догнал Кэтсби. У него аж живот подвело от ужаса при одной только мысли, что дочь Елизаветы Вудвил может стать королевой: наверняка она найдет способ расквитаться с теми, кто был в Понтефракте, когда казнили ее дядю Риверса и сводного брата Ричарда Грея. От Фрэнсиса и Кэтсби — первый был то ли раздражен, то ли смущен возложенной на него задачей, а второй трясся от страха — Ричард узнал, о чем шушукались люди на каждом городском перекрестке и в каждом углу его собственного двора, пока он пытался справиться с горечью недавней утраты. Вот, оказывается, как: мало того, что Елизавета хочет видеть свою дочь на троне, он и сам соизволил обратить на племянницу внимание и даже нашел ее весьма привлекательной.

Ричард решил внести ясность в этот вопрос: сначала в частных беседах, а затем публично он так решительно отрицал это, что члены совета успокоились, а сплетники устыдились и замолчали. И все равно слухи потихоньку расползались. Архиепископ Ротерхэм, прощенный, несмотря на непосредственное участие в заговоре Гастингса, допущенный к процессии коронования нового властителя Англии, занявший прежнее место в совете, отправил Генриху Тюдору злорадное письмо, в котором извещал, что подготовка к свадьбе идет полным ходом.

Узнав об этом, Генрих лихорадочно принялся искать себе новую невесту. Елизавета, все время остававшаяся в стороне от этих брачных интриг, отправилась вслед за сестрами в Шериф-Хаттон. Как заметил Ральф Эштон, там ей легче будет скрывать разочарование, развлекая своего кузена — маленького графа Уорвика. Тот был еще слишком невинен, чтобы принимать все сказанное и увиденное за чистую монету. Ему надлежало просто радоваться жизни.

Наступил июнь, Ричард отправился в Ноттингем. Фрэнсис находился в Саутгемптоне и внимательно следил за тем, что происходило на Ла-Манше. Норфолк собирал силы на востоке, а сэр Уильям Стэнли действовал в интересах брата Томаса {162} в западных графствах. Вскоре в Англии появился Генрих Тюдор {163}.