Холодная весна

Отец Йоссе согласился доставить письма, не выразив ни малейшего неудовольствия. Девушки подождали до темноты, а затем занялись перетаскиванием своего имущества в башню, для чего пришлось не один раз пересечь двор замка. Нижний ярус башни был завален кипами сена и мешками с овсом для конюшень.

Конюх Якоб болтал на дворе с кем-то из стражи, и все они прекрасно видели, как Клеменсия с Арлеттой таскали по двору сундуки, короба и связки. На них смотрели с большим недоумением: случай был совершенно необыкновенный, и все понимали, что должны что-то сделать, но никто не знал, что именно.

Коротко обсудив со стражей, что могут означать такие действия Арлетты и Клеменсии, Якоб направился к ним.

— Госпожа моя, разрешите вам пособить?

Арлетта улыбнулась конюху. Этот человек ей нравился. Он неплохо присматривал за лошадьми, совсем как Обри в Хуэльгастеле. Он позаботится об Изельде, покуда это будет нужно.

— Якоб, вы, конечно, слыхали, что я должна освободить свои покои к завтрашнему полудню?

Тот неловко хмыкнул и начал усиленно изучать носки своих сапог.

— Тут кое-что из моих пожитков, — очаровательным голосом произнесла Арлетта. — Я подумала, что если мы со служанкой сегодня перенесем все это из верхних комнат пониже, то завтра сэкономим время. Пока временно сложим все добро в башне. А завтра спокойно погрузим и потихоньку отправимся по утренней прохладе. Так будет лучше — меньше пойдет по округе всякой болтовни и сплетен, не правда ли?

— Тут надо бы побольше света, госпожа, — отозвался Якоб, снимая факел из гнезда в стене. — Сейчас я вам помогу. Ворочать эти сундуки — не женское дело.

— О, мы будем очень благодарны.

Через полчаса Якоб закончил затаскивать последние из коробов леди Арлетты в узкую дверь башни. Теперь он снова мог вернуться к прерванному разговору со стражниками. Сегодня на дозорной тропе дежурили Госвин и Фульберт.

— Не могу понять, с чего это ты вызвался помогать им, — заметил Фульберт, зевая во весь рот. — Лишил нас редкого удовольствия посмотреть, как важная госпожа таскает тяжести на пару со служанкой. Чего они надумали? Готовятся к осаде, что ли?

Якоб захохотал.

— Слухами земля полнится. Она оказалась не той невестой, какая нужна графу. Ей велели упаковываться, и завтра спровадят назад в Бретань. Нужно, чтобы ящики были наготове к завтрашнему утру, чтобы им выехать пораньше. — Якоб наклонился и потер колено. С недавних пор у него начали болеть ноги, а это был верный признак того, что потихоньку подкрадывается старость. Возня с сундуками Арлетты оказалась делом нелегким и утомительным. — Бедняжка. Небось, не знает куда деваться от стыда.

Госвин перебил его:

— Уж больно добрый ты, Якоб. Не стоило тратить силы, помогая этой костлявой девке. И душа у нее жесткая, как старые башмаки, вот помяни мое слово!

— С чего ты взял?

— Конечно, сегодня утром ее спихнули с трона в грязь, — продолжал Госвин, — но ведь ее воспитывали госпожой, черт побери. У нее в голове всякие там идеи и премудрости, читать-писать наверняка умеет, готов подавиться собственным рукавом. А уж гордые они — сверх всякой меры. Взгляни хотя бы на леди Петрониллу.

— Эта стерва? Уж ее-то кошка на крыше воспитывала! Она ведь купеческая дочка, оттого и вредная. Пыжится и фуфырится, словно пава.

— Эй, Якоб! — прервал его речь Фульберт, пожирая башню глазами. — Чего эти две дуры не выходят? Они что там, заснули?

Башенная дверь была затворена. Через окошечко, прорезанное в верхнем ярусе, мерцал огонек. Через момент зажегся второй. Арлетта де Ронсье и ее служанка обследовали помещение.

— И в самом деле, какого черта? — Якоб спрыгнул на брусчатку, направился к башне и подергал дверь. Она была заперта.

Конюх вернулся на дозорную тропу.

— Ну? — спросил Госвин.

— Чего-то я не пойму. Закрыто на засовы изнутри. Леди Арлетта со служанкой заперлись в башне.

Фульберт громко захохотал.

— Ну, я же говорил! Сели в осаду. Они добром отсюда не выметутся.

— Да уж. Таких запросто не проглотишь. Жесткие, как старые башмаки, — не то осуждающе, не то одобрительно пробормотал Госвин. — Знаешь что, дружок? Если это осада, давай заключим пари, сколько они там просидят.

— По-моему, ты несешь чепуху насчет осады, — сказал Якоб. — Но в любом случае больше дня не протянут.

— Неделю! Клянусь, неделю продержатся. — Фульберт сделал свою ставку.

Госвин задумчиво потер подбородок.

— Да нет, побей меня Бог, просидят дольше. Месяц, черт побери, даю девкам месяц!

— Ставки приняты, — ухмыльнулся Фульберт. — Госвин, думаю, ты проиграл. Спорить с тобой — все равно, что обобрать ребенка.

Госвин шутливо ткнул друга кулаком в грудь.

— Это я-то проиграл? Посмотрим, как твой кошель полегчает, когда девчонок выкурят из башни.

Якоб смотрел вдаль, в темный угол двора, и заметил, что мерцающий свет в окне башни стал гореть ровно.

— Кажется, они обосновались наверху. — Он нахмурился. — Как по-вашему, следует сообщить об этих двух дурах капитану?

Госвин засмеялся.

— Нет уж. Куда интереснее будет посмотреть, когда их примутся разыскивать поутру. Подождем развлечения. Готов съесть сапоги и закусить шапкой, это будет веселое зрелище.

По лицу Фульберта промелькнуло выражение озабоченности.

— Может, все же скажем капитану?

— Брось. В крепости все спокойно, не так ли?

— Ну…

— Значит, все в порядке. Завтра я сам все скажу, кому надо.

Рано утром на следующий день служанка Петрониллы принесла новости своей хозяйке, которая, сидя в горнице, диктовала священнику письмо.

— Госпожа, госпожа! — выпалила она, едва отдышавшись после поспешного подъема по лестнице. — Срочно нужно ваше присутствие!

— Да успокойся же, Роза! Что стряслось?

— Леди Арлетта и ее служанка… они забаррикадировались в Ля Тур Брюн, и отказываются выйти. Говорят, что не собираются покидать нас.

Петронилла встала.

— Это просто смешно. Они обязаны уехать. Знает ли об этом граф?

— Конечно. Он и сам внизу, пытается их оттуда выманить.

— Я иду. Отче, извините меня. Срочное дело, допишем позже.

— Как прикажете, госпожа. — Отец Теобальд поклонился, продемонстрировав выстриженную макушку, и рукой, трясущейся от немощи и старости словно осиновый лист, присыпал чернила на пергаменте песком.

Снаружи у подножия башни собралась небольшая толпа. Петронилла подошла к мужу.

— Не выходят?

Луи покачал головой.

— Девчонка не иначе как сбрендила. Она думает этими дамскими штучками принудить дядю взять ее в жены.

Петронилла поглядела на толстую башенную дверь, плотно запертую изнутри.

— На это, слава Богу, может не надеяться, — со спокойным удовлетворением прошептала она своему мужу. — Этьен решился. Ты снова наследник.

Луи приложил палец к губам.

— Тише. Дядя что-то говорит.

Граф Этьен стоял рядом со своим кастеляном, сэром Жиллем, перед башенными воротами; он поднес ко рту сложенные рупором ладони и закричал, обращаясь к среднему окну.

— Мадам, вы вскоре пожалеете об этом дне! Я не потерплю такого поведения! Однако если вы немедленно покинете ваше убежище, я готов забыть об этом неприятном происшествии. Ни одна живая душа вне этих стен не узнает об этом.

Ответ Арлетты сверху был хорошо слышен каждому. Он был короток, но решителен.

— Я ищу справедливости, господин мой. Вы поклялись перед свидетелями жениться на мне. Меня нельзя просто так выкинуть за ворота.

Зеленые глаза графа Этьена пылали огнем.

— Госпожа, вы должны изменить свои намерения. Тем самым вы вынуждаете меня к действиям, которых мне бы хотелось избежать.

Вновь с высоты долетел девичий голос:

— Что, граф, собираетесь уморить нас голодом?

Граф заскрипел зубами.

— А ну-ка, дрянь, спускайся вниз и кончай всю эту ерунду!

— Не спущусь.