Наследница. Графиня Гизела (сборник)

А рядом с ним стояла красавица фрейлина. Она знала эту девушку: это был тот самый ребенок, который ей был когда-то так противен, потому что в этих темных локонах вечно пестрели яркие ленты и эта хорошенькая головка ни о чем ином не могла думать, как только о нарядных платьях, детских балах и кукольных свадьбах. При этом маленькие, ухоженные ручки самым подлым образом, исподтишка, щипали бедного Пуса и очень ловко за спиной госпожи фон Гербек таскали в свой карман сладости… Теперь девушка эта была статс-дамой и прославленной, остроумной красавицей при дворе, как часто уверяла гувернантка.

… Каким образом маленькая пустомеля со своей пошлой болтовней вдруг оказалась наделенной небесным даром, который Гизела называла разумом? Прекрасной, ослепительно красивой была она теперь, и, за исключением красавицы мачехи, единственно она могла стать рядом с высокой, величавой фигурой чужестранца. Случайно ли она стояла рядом с ним? Или оба они нашли, что подходят друг другу?

Молодая девушка, всегда чуждая вспыльчивости, вдруг так сильно рванула поводья, что лошадь поднялась на дыбы.

И миниатюра в лесу на лужайке, и горящее селение, к которому спешила всадница, отступили на второй план при воспоминании об этих двух фигурах, стоявших рядом.

Она уже подъезжала к опушке леса, далее дорога шла по открытому полю.

Впереди лежали каменоломни, мимо которых предстояло ей проехать, если она хотела сократить дорогу. Узкая, довольно опасная для всадников тропинка проходила вдоль пропасти. Гизела не думала об опасности, так как была бесстрашной и всегда полагалась на верный шаг и сметливость Мисс Сары.

За каменоломнями снова начинался лес, и над ним носились густые облака дыма.

В то же время, когда Гизела выезжала в поле, на окраине леса показался другой всадник.

Португалец ехал из Лесного дома, и шутливое замечание князя, что Оливейра умеет летать, можно было объяснить прекрасным быстроногим скакуном, на котором он сидел и который был предметом восхищения всей округи.

Мисс Сара испуганно попятилась в сторону при неожиданном появлении его из лесной чащи, девушка же точно окаменела в немом испуге, ибо мыслями о нем была полна ее душа… Она со страхом следила за его лицом, за каждым его движением, пытаясь угадать отношение, которое он мог иметь к красавице, стоявшей рядом с ним на поляне.

… Чувство отвращения к очаровательной фрейлине достигло при этом высшей точки, но сердиться она не могла, как не могла изгнать его образ из своей души. И все это он мог прочесть на ее лице…

Чувство стыда охватило все существо молодой графини, щеки вспыхнули предательским румянцем. Если она не убежит сию же минуту, тайна ее откроется этим темным, проницательным глазам…

Никогда еще спина Мисс Сары не подвергалась таким ударам хлыста, как в эту минуту; она стрелой помчалась по полю.

Гизела не слышала ни единого звука, только удары копыт ее лошади раздавались в ушах. Но вот открытое поле осталось позади, и, въезжая снова в лес, она приблизилась к каменоломням. Вдруг за спиной послышался лошадиный храп – конечно, Мисс Сара не могла соперничать с конем Оливейры, – и минуту спустя португалец оказался рядом с молодой девушкой и поспешной рукой схватил поводья ее лошади.

– Ваш страх ослепил вас, графиня! – гневно проговорил он.

Она не в состоянии была произнести ни слова. Руки ее, безропотно отдавшие поводья, опустились на колени. В своем белом платье, с испуганным, побледневшим лицом она была похожа на голубку, которая, оцепенев от ужаса, потеряла способность улететь от настигшего ее врага.

Может быть, это самое сравнение пришло на ум и этому человеку, потому что скорбное выражение мелькнуло на его губах.

– Я был слишком резок? – спросил он мягко, не выпуская из рук поводьев и подтягивая их к себе, так что лошади пошли бок о бок.

Гизела молчала.

– Вы мне недавно сказали, что боитесь меня, – начал он снова. – Чувство это, инстинктивно предостерегающее вас от меня как вашего противника, я вовсе не желаю преодолевать. Да, я не желаю этого, наоборот, глядя на ваше невинное лицо, я хочу сказать вам: «Бегите от меня. И как можно далее». Мы представляем с вами два существа, которым с самого рождения предназначено бороться друг с другом всеми силами. – Он остановился.

Широко раскрыв глаза, Гизела с ужасом смотрела на него. Уста эти, несмотря на едкую иронию, со сдержанной скорбью произносили слова о вечной вражде, а между тем как светились эти строгие глаза, когда встречались с ее глазами!

Она не могла вынести этого взгляда, так как он вызывал наружу все, что так сильно она желала побороть в себе. Ей вдруг стало понятно, что бороться с ним она не может, что она любит его той самой, вечной любовью. Она готова была отдать ему всю страсть, всю нежность, что долгие годы дремали в ней, жизнь свою могла отдать, а он отталкивал ее от себя, а значит, он ничего никогда не должен знать о ее чувстве к нему…

С невыразимой тоской в сердце она вырвала из его рук поводья. Тело ее качнулось в противоположную от него сторону в то время как глаза боязливо искали пропасть.

Лицо Оливейры покрылось бледностью.

– Графиня, вы не поняли меня, – сказал он с дрожью в голосе.

Но тут же на лице его мелькнула саркастическая усмешка.

– Разве я так похож на разбойника? – спросил он. – Я что, способен кого бы то ни было столкнуть туда?

И он указал на каменоломни.

Но она молчала, не зная, что придумать. Почему у нее возникли подобные мысли? Как объяснить свое движение?

Он не дал ей времени на размышления.

– Нам надо поспешить, – сказал он, поднимая глаза к горизонту.

Облака дыма сгущались – видимо, пламя уже достигало больших размеров.

Оливейра снова посмотрел на молодую девушку, и лицо его вновь приобрело то решительное выражение, которое производило на нее неотразимое впечатление.

– У меня трусливая натура, графиня, – продолжал он далее, – я не могу видеть, когда лошадь идет по краю пропасти… Прошу вас, сойдите с лошади.

– О, у Сары твердый шаг! Она-то не труслива! – возразила Гизела с улыбкой. – Я и прежде проезжала с ней здесь, это совсем не опасно.

– Я прошу вас, – повторил он вместо ответа. Она соскользнула со спины Мисс Сары, в ту же минуту и он сошел с лошади. Когда она, не оглядываясь, пошла по тропинке, он принялся привязывать обеих лошадей.

Гизела слегка вздрогнула, когда он вдруг очутился рядом с ней на тропинке. По правую ее руку возвышалась отвесная скала, по левую, по самому краю пропасти, шел он.

Взор ее робко скользил по его могучей фигуре. Ничтожное пространство лежало между ними, а какая-то таинственная бездна, о которой знал он один, должна была разделить их навеки. Когда-то холодный, все взвешивающий ее рассудок, строго державшийся так называемых светских приличий, был бессилен теперь против мощного призыва ее сердца. Если бы этот человек, шедший рядом, сказал ей: «Иди за мной, оставь все, что они называют своим и что ты никогда не любила, иди за мной в неведомую даль и неизвестное будущее», она пошла бы за ним, не говоря ни слова, держа его за руки, несшие когда-то незнакомую больную женщину. Далекий дипломат с ледяным лицом, называвший ее «дочерью», навсегда утратил последние остатки доверия молодой графини.

Они шли молча.

Лицо Оливейры казалось отлитым из металла. Взор его не обращался более к молодой девушке, но она видела, как его смуглые щеки вспыхивали всякий раз, когда ее нога, спотыкаясь о камень, заставляла покачнуться тело.

Таким образом они достигли того места, где тропинка еще более сужалась. Сердце Гизелы забилось тревожно: ноги Оливейры, казалось, скользили по краю пропасти. Среди царившей тишины она слышала, как камни, потревоженные его ногой, с шумом падали на каменистое дно карьера. Всегда сдержанная, молодая девушка вдруг схватила его руку обеими руками.

– Я боюсь за вас, – тихо проговорила она с умоляющим взглядом.

Он стоял, словно окаменев от прикосновения этих маленьких ручек, под впечатлением этих слов. Гизела не видела его лица, но видела его вздымающуюся грудь.