Приди, полюби незнакомца (Где ты, мой незнакомец?) (др. перевод)

— Без моей королевы — не могу, — непреклонно заявил он, демонстрируя волю и решимость в последний раз перед тем, как покачнуться и опуститься на колени. А затем он грохнулся на землю, подобно тряпичной кукле, раскинув в стороны ноги и руки.

С трудом подняв голову, Эштон простонал:

— Лирин… Лирин… Иди сюда, ко мне.

У нее сердце разрывалось от боли, и слезы текли по щекам при виде такого страдания. Да, ей и тревожно было, и страшно, но все равно любовь вытесняла все иные чувства. Босая, как была, Лирин побежала вниз по лестнице и, миновав последнюю ступеньку, спрыгнула на землю. Тут она в растерянности остановилась, ибо Эштона нигде не было видно. Исчез! Она огляделась, обведя глазами залитый лунным светом двор в поисках фигуры, слишком хорошо ей знакомой.

— Эштон? — шепотом позвала Ленора и осторожно двинулась к небольшой рощице в восточном углу двора. — Эштон, где ты?

Неожиданно она вскрикнула, почувствовав, как ее обхватывают за талию, резко отрывают от земли и крепко прижимают к сильной, мускулистой груди. Ищущие губы впились в нее, и она ощутила острый запах коньяка. Поцелуй прожег ее насквозь, воспламенил все чувства. Прижавшись к нему бедром, она явственно ощутила его мощную мужскую стать.

— Эштон, опомнись, — слабо проговорила Ленора, закрывая глаза и отклоняясь от жарких поцелуев.

Губы его скользнули ниже, к груди, едва прикрытой ночным халатом; весь мир накренился и поплыл в ее глазах. Ощутив сквозь тонкую ткань влагу его губ, Ленора задрожала, и огненные языки желания, как лава, облизнули ее тело. Он прижимал ее к себе сильнее и сильнее, и терпеть больше не было мочи.

— Я хочу тебя, Лирин, — прошептал Эштон, — я не могу тебя здесь оставить.

Ее вдруг пронзила мысль, что чем сильнее она будет сопротивляться, отказываясь идти с ним в палатку, тем большей опасности он подвергается. Надо пойти с ним и оставить его там, где он будет в безопасности, подумала Ленора.

— Хорошо, Эштон, я пойду с тобой, — прерывающимся голосом сказала она. — Только отпусти меня, пожалуйста.

— Я понесу тебя. — Эштон опустил ее на землю и приладился было снова подхватить ее, но Ленора засмеялась и уперлась ему в грудь.

— Да мы не пройдем и шага, как свалимся на землю. — Она мягко погладила его по щеке. — Ты слишком пьян, дорогой.

— Верно, немного выпил, — сказал Эштон чуть виновато.

— Немного! — слегка усмехнувшись, она провела рукой по его литым мышцам и взяла его за руку. Их пальцы сплелись, и Ленора прошептала:

— Очень даже много, милый.

Нетвердой походкой они пошли по залитой лунным светом лужайке. Эштон то и дело останавливался, привлекая Ленору к себе, но она всякий раз увещевающе повторяла:

— Потом, милый, в палатке.

Достигнув цели, Эштон откинул полы шатра и пропустил Ленору вперед. Широко раскрыв от изумления глаза, Ленора осмотрела убранство. Такого она, наверное, никогда не видела. У нее дух перехватило от восторга. Внутри горели лампы, освещая ей путь; ноги утопали в персидских коврах. Золотистое покрывало из чистого шелка, которым была застелена постель, мерцало при свете ночника. Ленора остановилась у изголовья. Трудно было охватить всю эту роскошь одним взглядом.

Эштон поглядывал на нее из-под нависших бровей, и было в его виде что-то мальчишеское, что всегда придавало ему особенное обаяние. Как же может она отказать ему хоть в чем-нибудь, когда он смотрит на нее таким взглядом? И все же приходится отказывать… ради его же собственного блага.

— Я люблю тебя, — прошептала Ленора, нежно улыбаясь. — Я посижу немного, а потом пойду, ладно? Мне нужно еще некоторое время, чтобы прийти в себя.

Эштон разочарованно вздохнул и, отвернувшись, кивнул. Он снял рубашку, я, глядя на его загорелые плечи, Ленора вспомнила те дни, когда она свободно могла их поглаживать и прижиматься к широкой груди. Ощутив, как у нее слабеют колени, Ленора поспешно отвела взгляд и почувствовала, как вспыхнули у нее щеки. Знал бы он, как она его хочет!

Потоптавшись на месте, Эштон рухнул в ближайшее кресло и стащил с ног ботинки. Затем, уперев локти в колени и зажав голову руками, он подавленно уставился в пол. Вид его поразил Ленору в самое сердце, но она подавила возникшее чувство, ибо знала, чем оно чревато. Неслышно передвигаясь, она откинула с кровати покрывало и сняла роскошное одеяло. Тщательно разгладив простыню, она нерешительно посмотрела на Эштона.

— Ложись, Эштон, — мягко, но настойчиво сказала она. Он поднял глаза, в которых застыл немой вопрос, но Ленора поспешно отвела взгляд. — Я немного посижу с тобой. А потом мне надо идти.

Эштон со вздохом поднялся и нетвердой походкой двинулся к противоположной стороне кровати. Повернувшись к Леноре спиной, он стащил с себя брюки и сел на край. Никаких попыток приблизиться к ней он больше не предпринимал. Не понимая, что с ним случилось, Ленора обошла вокруг кровати и увидела, что глаза у Эштона плотно сомкнуты, словно он пытался унять пульсирующую в висках боль.

— Эштон? — Ленора почти шептала.

Ресницы у него взлетели, и он пристально посмотрел на нее, а затем, глубоко вздохнув, медленно опустился на подушку. Взглянув на стройную мужскую фигуру, Ленора почувствовала, как разгораются у нее щеки и ускоряет свой бег кровь в жилах. Налитые мышцы Эштона напоминали ей гладиаторов минувших времен. Ленора не впервые видела его обнаженным, но только сейчас поняла, как не хватало ей его все то время, что они жили в разлуке. Совсем как жена, она наклонилась, стащила с него брюки и перекинула длинные ноги на кровать. Затем Ленора накинула на него простыню, расправила одежду и повесила на стул. Задув лампы, она снова обошла кровать и села с противоположной стороны, скрестив ноги. Глаза ее обежали потемневшую комнату, и она вдруг почувствовала, как ее поглощает чернота. Она осторожно легла рядом с Эштоном, дав себе слово не засыпать, а изо всех сил попыталась припомнить…

— Куда податься мне… Туда я поплыву… Вокруг света, а потом… и снова в путь… По холму вниз крутому… и снова вверх… И так всегда… покуда не вернусь домой…

Океанский ветер шевелил каштановые волосы, то свивая их своевольно в завитки, то распуская и бросая на грудь широкими прядями. Глядя, как сестра ее резвится вдали на берегу, Ленора рассмеялась и вложила свою ручку в сильную и большую руку. Высокий мужчина нагнулся и посадил ее, к совершенному ее восторгу, себе на плечо, и они теперь хохотали вместе: он был вроде как ее конь, и они скакали за ее сестрой. Тонкими пальцами она взъерошила густую гриву темных волос, и, ощущая себя наверху совершенно покойно, Ленора, даже и не глядя, точно знала, что у него квадратный подбородок и зеленые глаза…

Чем глубже девочки забирались в лес, тем гуще и темнее он становился. Ее сестра, пятнадцатилетняя девушка, приложила палец к губам, и они остановились. Она принялась оглядываться по сторонам и вскоре увидела оленя, которого они вспугнули своим появлением. Олень чутко прислушался, настороженно поводя ушами, и тревожно посмотрел в их сторону. Взгляд его больших глаз остановился на минуту, устремленный куда-то в направлении тенистой вырубки, но тут его спугнул треск сломанной ветки, и олень резво взял с места в сторону от девочек. Они разочарованно двинулись дальше. Тут послышался знакомый голос — оттуда, где хрустнула ветка: «Ленора! Лирин!» Из-за деревьев появился мужчина в коричневом охотничьем костюме с длинным карабином в руках.

— Ленора! Лирин! Куда вы пропали?..

— Лирин! — Голос прозвучал где-то совсем рядом, а теплые губы коснулись щеки. — Лирин!..

— Да, — выдохнула она и, повернувшись, прижалась к горячему телу.

— Позволь мне любить тебя, Лирин…

Слова эти вплелись в ее сон, и она увидела в отдалении фигуру, облокотившуюся о перила парохода.

— Позволь мне любить тебя, Лирин…

— Да, да…

Перемещаясь в Долинах фантазии, она уступила и отдалась его объятию, откинувшись на спину. Рука резко рванулась вверх от ее талии, и Ленора услышала треск рвущейся одежды. Он покрыл ее обнаженную грудь страстными поцелуями, и сердце у нее подпрыгнуло к самому горлу. Тут она поняла, что это не сон. Это была самая что ни на есть действительность. В немом протесте она затрясла головой, но никто этого в темноте не заметил. А после это уже не имело никакого значения, ибо наконец она оказалась там, где хотела. Дома!