Наши ножи (СИ)

— Мой отец порол меня на конюшне. Можно было поставить их на горох, посадить в подвал на сутки. Без еды и питья. Это… более вразумительно? — сказал он, и, как и ожидал, Санса прикусила язык.

Первое время по возвращении бастарда в родные лары и пенаты она очень боялась проявления его жестокости к детям. Служанки бдели денно и нощно, и если кто-то из мальчиков начинал капризничать, они уносили ребенка как можно дальше, что случалось, впрочем, очень редко. Бальтазару мать лишь однажды сказала, что отец не любит слез, и мальчик недовольно дулся, но никогда не плакал. Рогар, если его что-то обижало, уходил в себя и долго молчал, исчезая в одной из комнат замка, словно обладал способностью сливаться со стенами родного Дредфорта.

Санса недооценила, точнее, не ожидала того, что бастард окажется мягким родителем. Может на него повлияла война, а может простой семейный уют, созданный ею, но лорд Болтон порой даже охотно проводил с ними время, игнорируя их шалости.

Уж слишком похожими на него вышли старшие мальчишки, и это чертовски как льстило мужчине. К тому же, своей мягкостью он разделял и властвовал. Добрый папа был куда лучше строгой мамы, а это могло однажды пригодиться. Его женушка все же могла вздумать улизнуть от него, а вот от детей, вцепившихся в него мертвой хваткой — никогда и никуда.

Если что-то шло не так, Санса очень старалась отвлечь мужа от криков детей, становясь куда более ласковой и страстной, так что… бастард, особо недокучаемый детьми, своей новой жизнью был более чем доволен. Райнар интересовал его не так сильно, и он лишь изредка брал того на руки, как сейчас.

— Лягушонок опять скачет, — крепко держась за руки отца, Райнар стал приседать. Делал он так часто, за что и получил свое прозвище.

— Если он лягушонок, то кто его отец? Дай ему яблоко.

С едой ребенок стих, увлеченно слюнявя чищенную дольку плода, и, оказавшись рядом, девушка прижалась губами к зароставшей темными волосами макушке.

Рамси сделал ставку на детей и не прогадал. Своих отпрысков Санса очень любила, и наблюдавший за вылизывавшей своих щенят волчицей бастард порой душился ревностью. У него такого не было. Ни в детстве, ни сейчас. Его женушка, конечно, никогда ему не отказывала, понимая, что отказывать себе дороже, однако… Он порой становился на одну ступень с Бальтазаром и Рогаром, и ему самому хотелось, чтобы его точно так же погладили по головке, чтобы посмотрели так же тепло, однако между супругами всегда оставалась невидимая стенка. Небольшая — знали они друг друга слишком долго, но и ее было достаточно, чтобы разозлить Рамси Болтона. Бесился он от своего бессилия. Сокрушить преграду привычными ему методами он не мог, а иных он не приял. Стенка была маленькой, тоненькой, за ней чувствовалось что-то большое и теплое, сравниться с чем не могла ни одна его предыдущая любовница, но стенка та была прочной, как и сама Санса. Он был к ней так близко и так далеко, и порой мысленно чертыхался, чувствуя, как попал в какой-то омут, затягивавший его все больше…

Пару раз Черный лорд все же засматривался на молоденьких служанок, присматривая себе кого-нибудь «на разок». Его супруга как раз донашивала Райнара, и мужской голод делал свое подленькое дельце. Санса упустила из виду взятую на службу симпатичную прачку, а та, заметив изучающий взгляд милорда, по глупости радостно разболтала о том на кухне. На прачку донесла Мэри, а на мужа леди Болтон донесла сама глупая девчушка, оказавшись перед ней да опасаясь гнева госпожи.

Санса повела себя спокойно. На первый взгляд.

Она была очень уязвлена. Леди Болтон полагала, что слишком хороша для супруга-бастарда, а он умудрился смотреть в сторону каких-то девок! Миледи кипела на подобное пренебрежение со стороны мужа, но вмешиваться не стала, ласково упросив донести ей, если произойдет что-то более «серьезное».

Ничего не произошло. После долгих раздумий и приценок бастард цокнул языком, придя к странному для себя выводу — не пристало лорду теперь якшаться со всякой челядью, а среди благородных таких красавиц как его женушка было не так много, да и далеко. На его спасение пришли сообщения о стычках одичалых с крестьянами, и он, чувствуя возможные развлечения, помчался на запах крови, сполна восполнив себе отсутствие других утех.

За похотливые помыслы он свое еще получил. Расплата за любопытствующие взгляды настигла его после рождения третьего сына.

От злобы на мужа Санса стала еще тоньше, чем прежде и, подпоясав платье широким дорого расшитым кушаком, казалась невесомой. Вглядываясь со стены в поля, она раздумывала над женской местью, ловя задумчивые взгляды солдат на себе, а тут… С поздравлениями приехал лорд Карстарк, молоденький и пылкий, словно жеребец на выгуле. Рамси в замке он не застал, и на предложение погостить у соседей охотно согласился.

По-прежнему восхищенный леди Болтон, Карлон без умолку разговаривал с ней, отчитываясь о своих делах, словно Кархолд находился в ее епархии. Смотрел он на нее теперь глазами юноши, и Санса, пришедшая в форму быстро, словно живот был частью одежды, которую от нее отцепили, улыбалась и смеялась, флиртовала и шутила, кружа юнцу голову. В замке милорд появился спустя два дня. При нем Санса пользовалась своей женской магией еще больше, по выдуманным причинам переехав в комнату к детям, и бастард стался невозможно грубым. Влюбленный лорд Карстарк уехал, а на недовольный тон Рамси, последовавший за встречей, Санса Болтон развела руками.

— Простое гостеприимство.

— Не делай из меня дурака…

— Не стоит делать дуру из меня, — сказала она предельно спокойно. — Ты ведь сам решил развлечься на стороне? — сказала она, снимая с шеи нитку речного жемчуга, присланную дядей Эдмаром.

Говорила она спокойно и равнодушно, сидя за столом да причесывая волосы. Хочет какую-нибудь служанку — может делать, что угодно. Препятствовать она не станет, да и не сможет. Правда, есть несколько условий: никаких бастардов (с ними столько проблем), и об этом не должны знать дети. И еще… Если она найдет себе кого-то, а найдет она среди благородных…

— Я сдеру с него шкуру и велю пошить тебе платье, — намотав рыжие волосы на кулак, притянул он ее к себе, очень неласково целуя в лоб. — И поверь, носить ты его будешь, не снимая. На этом мои подарки для тебя не закончатся, милая.

Едва побелев, Санса отвечала ему спокойно, не повышая голоса. Пространно и холодно, словно ей было все равно. Это были не ревнивые претензии Миранды или какой-нибудь другой шалашовки, ошивавшейся когда-то подле него. Она будто действительно собиралась закутить с каким-нибудь напыщенным своим благородством лордом, наплевав на детей, на понятия чести, и он поддался на ее провокацию.

— Не обманывай себя. После того, что я с тобой сделал, другой член в себе ты не потерпишь. Я — часть тебя, — пытался поставить ее на место бастард, но осмелевшая Санса решилась играть до конца. Выдержав паузу, девушка довольно хмыкнула.

— Я… тебе сообщу, из кого будет платье.

Как же он тогда взбесился, тихо улыбнувшись, как обычно. Ухватив ее за предплечье, подняв ее со стула, бастард швырнул ее в сторону кровати. Изощренный ум уже подкидывал ему нужные идеи, и Санса впервые за долгое время испугалась.

Она переиграла. Ей крепко связывали руки обычным ремнем, и она неуверенно сопротивлялась, понимая, что виновата сама, глупостью перечеркнув созданный покой. Давно переставший прислушиваться к господской спальне Пес ее бы не услышал, и Санса безмолвно роняла слезы, чувствуя как сдирают с нее дорогое платье.

Вбежал Рогар. Обхватывая отца за ноги, он вопил изо всех сил, умоляя не обижать мать, и спохватившейся Сансе не сразу удалось его успокоить. Боясь, что Рамси разозлится и на ребенка, она спешно говорила, прикрывая его собой и уверяла в том, что взрослые порой играют в свои взрослые игры, и ничего страшного не произошло. Бастард, молчаливый и сердитый, ошарашенный вмешательством извне, лишь кивал на ее пояснения. Он хотел выпихнуть Рогара за шкирок, а то и выпороть как следует, свершив свое правосудие над Сансой на глазах ребенка, если понадобится, но… Что-то его остановило. Голос крови, видимо. И он до белых костяшек сжимал кулаки, стоя в стороне.