Серебряная рука

Зато она связана родственными узами со всеми королевскими домами во Франции, Испании, Германии, Англии, Бургундии, Австрии, Венгрии и теперь — почему бы нет, — в Алжире. Она чувствует себя приемной теткой принца Хасана, может быть, из-за любви, которую испытала к его отцу Аруджу, или из-за чувств маленькой Анны и Хасана.

По мнению Шарлотты, оно было обоюдным, даже если Хасан не догадывался или не хотел догадываться о нем. Часто она спрашивала себя — почему? Неужели из-за того, на что теперь намекает Анна д'Этамп: говорят, в детстве он был кастрирован. «Какие пустяки», — думает Шарлотта-Бартоломеа, глубоко уверенная в том, что любовь может родиться и жить, побеждая любые сложности, даже вопреки самой смерти. Но сердце мужчины — тайна за семью печатями; это давно известная истина, однако всякий раз она оказывается неожиданностью. А может быть, не так уж и плохо, что сердце одного человека — тайна для другого. Может быть, тайна и есть наша внутренняя сущность и суть мироздания в целом.

— Ах да, — говорит Шарлотта, сообразив, что в качестве гостьи должна ответить на реплику первой дамы королевства, точнее той, которая мнит себя первой в сердце короля, — тайны меня интересуют, мадам д'Этамп, а сплетни нет. В них нет никакого смысла: сегодня говорят красное, завтра — черное.

Ветер становится все более холодным и сильным, так что почти срывает шелковые оборки, которыми украшен балкончик дам.

«Не лучше ли, уважаемые дамы, выйти из этого сарая, сколоченного на скорую руку, прежде чем мы рухнем вместе с ним на землю. Это не самый удачный способ быть представленными принцу Хасану».

Вечером дам представляют обоим государям, и принц Хасан поражает их еще больше, чем привезенные дары. Шарлотта радуется так, словно это она его вырастила. Ей нравится, что все так и кружатся вокруг него, что Маргарита сочла его прекрасно образованным, Элеонора нашла изысканными его манеры, а Анна д'Этамп вообще не сводит с него глаз, рискуя вызвать ревность Его Величества.

«Сегодня же ночью напишу Осману Якубу, — обещает себе Шарлотта в разгар празднества, — чтобы он тоже порадовался и рассказал Краснобородому о большом успехе сына».

Говоря об успехе, Шарлотта имеет в виду прежде всего поведение и слова короля.

Франциск любит поговорить, а у Хасана истинная тяга к знаниям, он хочет знать все: как здесь обучают молодых людей и как устроен парламент, как и где строят больницы, как выращивают зерно и виноград, как обрабатывают землю и рубят лес. Он хочет самолично испытать сельскохозяйственные орудия, жаждет увидеть новый серп необычной, как ему сказали, формы. Он желает посетить мастерские и рынки, дома, где живут простые люди; конюшни, винодельни, где готовят сидр и вино, мельницы и пекарни, кузницы, печатные дворы и витражные мастерские.

— Знаете, — говорит ему однажды Франциск во время посещения монетного двора, — у нас нет золота, но мой шурин Карл поставляет его нам в избытке. — И со смехом объясняет, какая прекрасная, звонкая монета поступает из Испании. — В настоящее время, — продолжает он, — испанцы нашли в Новых Индиях больше золота, чем французы, но французы вполне законно увозят домой значительную его часть, продавая в Испании полотно и саржу, обучая испанцев обрабатывать землю и собирать урожай.

Франциск узнал от Жан-Пьера де Лаплюма, что Хасан интересуется кузницами, и показывает ему разные типы кузниц: их множество во Франции с тех пор, как французы стали использовать огромное количество различных металлических орудий, что несколько лет тому назад даже невозможно себе было представить. Кузницы перегружены работой и их не хватает. Когда королю нужны пушки, ядра, клинки, доспехи, словом, все необходимое для войны, ему не только приходится тратить кучу денег, но еще и дожидаться своей очереди.

В последующие дни Франциск показывает гостю достопримечательности королевства. Многочисленные кавалькады переезжают из города в город, и всюду им предшествуют слухи, что у короля гостит восточный принц — высокий, стройный, с огромными, глубокими, словно синие озера, глазами. Говорят, что он образован и умен, прекрасный моряк и воин, только вот вероотступник и пират. А может быть, и колдун. Специальные курьеры повсюду разъясняют, что он наследник одного из французских владений на Востоке, появившихся еще во времена крестовых походов, а вместе с ним путешествует его свита: слуги, банкиры, купцы, каждый из которых имеет разрешение на занятие своей деятельностью и охранную грамоту. И еще четыре пиратских корабля с потайными пушками, гласит сплетня, а сплетням, как известно, верят больше, чем официальным сообщениям, особенно если сплетни злостные.

И все же люди настроены миролюбиво, разве только обеспокоены тем странным и недостойным фактом, что какой-то бербер, араб или турок скачет бок-о-бок с наихристианнейшим королем Франции. Когда они проезжают мимо, все жители — дворяне, народ и духовенство — выглядывают из окон своих домов, облокачиваясь на самые лучшие, парадные ковры, которые покрывают подоконники и ниспадают вниз, украшая фасады домов, как во времена религиозных шествий. У кого нет окна или балкона, тот покупает, снимает, берет напрокат: чрезвычайное событие требует особых расходов.

Королевский кортеж проезжает слишком быстро. Крестьяне и городские буржуа не успевают различить в этом море проносящихся мимо пестро одетых всадников людей из королевской свиты. Говорят, что вместе с мужчинами едет и пожилая фламандская дама, большая и толстая, которую нельзя не заметить, однако никто не может похвастаться, что в самом деле видел ее.

— А как выглядит этот мусульманин? Ты его видел?

— Нет, даже короля не успел рассмотреть.

— Они пронеслись, словно дождь стрел.

Дома и на площадях люди часами говорят об этом, и разговоры возобновляются ночью, когда редкие счастливые избранники возвращаются с пиров, представлений, игр.

Иногда августейшие особы трапезничают в каком-нибудь трактире, гостинице или на лесной лужайке во время охоты или прогулок, и тогда расширяется круг тех, кто может их рассмотреть. Люди рассказывают об увиденном с удивлением и гордостью.

Король Франции с явным удовольствием проводит эти мирные дни с юным принцем из Берберии, хотя и готовится к войне за герцогство Миланское. Герцогство, которое, как он говорит, принадлежит ему и которое вот уже многие годы он тщетно пытается завоевать. Сейчас Милан — его самый тяжелый крест.

Поездки с заморским гостем напоминают Франциску те счастливые времена, когда он из месяца в месяц возил королевский двор по всей Франции.

— Народ должен видеть своего государя.

Франциск прав, и Хасан понимает, как это важно, более того, необходимо, чтобы в таком большом королевстве, как Франция, не только народ, но и дворяне, аристократия, настоятели монастырей и аббатств видели, что король существует, что он правит страной и что его надо слушаться, почитать и платить налоги в королевскую казну.

Когда король Франции проезжает со своим несметным двором, с вооруженной охраной, слугами и повозками, способными заполонить множество дорог, в окружении придворных дам и высшего дворянства, когда все они гостят в местных замках и раскидывают на лугах разноцветные палатки, каждый видит собственными глазами, как богат и могущественен король, и никому уже не придет в голову шальная мысль соперничать с ним.

Однако подобный способ утверждать все время «я — король» стоит дорого. А деньги еще надо найти.

Вот их постоянно и собирают. Даже во время этого увеселительного путешествия Хасан наблюдает, как король Франции дает аудиенции, подписывает помилования, разрешает мелкие ссоры, присутствует на местных праздниках, крестинах, бракосочетаниях, заседает в городских учреждениях, и за все это получает натурой или деньгами.

В Алжире все по-другому. Правителю гораздо проще появляться на людях, и стоит это дешевле, да и профиты возвращаются быстрее, потому что Алжир — маленькое государство, и к тому же особенное. Но сейчас мы во Франции, и надо изучать Францию, не отвлекаясь воспоминаниями об Алжире. Внимательное наблюдение за всем происходящим может помочь понять истинные намерения короля, который прислал им приглашение. Франциск очень радушный хозяин, но не более того. Он представляет Хасана как своего друга, скрывая от большинства, кто он на самом деле, во всяком случае, хотел бы это скрыть.