Серебряная рука

Сведения Рума-Заде изобилуют подробностями: ему известны имена командиров, пути следования, груз, товары, количество людей. В трюмах галер, направляющихся в Испанию, сосредоточена почти вся добыча, включая и берберов, попавших в руки врага.

— Почему мы их не атакуем? — спрашивает Али Бен Гад у своего господина, закутанного в черный плащ, на котором пылает жаром его огненная борода. — У нас достаточно быстроходных галиотов, чтобы догнать эти разваливающиеся на ходу посудины.

— Эти посудины имеют мощную артиллерию, наведенную на наш город и на наш порт. Пусть уходят.

— Раис, — настаивает Бен Гад, родившийся воином и пиратом, — на веслах наши братья!

— Уймись, Али! — терпеливо и даже весело отвечает его господин. — Пусть арбузы созреют.

На следующий день начинается просмолка кораблей. Дети и женщины, еще возбужденные после этой тревожной и бессонной ночи, собирают инжир на склонах холмов. Красивыми, сочными плодами натирают весла и борта галиотов, готовых преследовать врага.

Хасан не участвует в новой кампании. Поскольку сведения о передвижении Андреа Дориа отсутствуют, лучше оставаться начеку. Хотя подготовку к обороне можно на время и приостановить. Отменяется нормирование воды и хлеба, ослабляется режим охраны. На минаретах часовых вновь сменяют муэдзины, читающие молитвы.

Осман укладывается на полу своей террасы, и ему даже удается заснуть, так что Амин, который пришел, чтобы его немного подразнить, опускается рядом с ним на колени, размахивая опахалом, отгоняет мух.

Разве в Салерно поверили бы тому, что рыбак Сальваторе Ротунно имеет собственного слугу, который заботливо обмахивает его веером и специально для него держит наготове платки, смоченные ароматической водой?

Веера, опахала, платки испускают тончайшие ароматы, изобретенные Амином, который проявил большие способности в парфюмерном деле. Благодаря своему тончайшему нюху он способен различать все 53 запаха, с которыми работает Осман: 22 цветочных — вытяжки из роз, гиацинтов, вербены, лаванды, 19 полевых — от шалфея до мяты, тимьяна и кориандра — и 12 экзотических, таких, как амбра и мускус, уже не говоря о загадочных гранулах специальных смесей.

Это Цай Тянь посылает Осману Якубу пакеты, наполненные гранулами с таким сильным запахом, что от него кружится голова. Не объясняя, из чего они состоят, Цай Тянь просто назвал их гранулами «радостного вздоха». Ему всегда нравилась таинственность.

Наконец-то Цай Тянь вернулся в свое царство. Но поскольку в плену он привык к неподвижной и созерцательной жизни, в письмах к Хасану он пишет, что хочет отказаться от права на престолонаследование и передать его своему сыну от третьей из сестер, которых ему дали в супруги и которые так и не сделали его счастливым. Первая оказалась бесплодной, вторая утонула в реке, погнавшись за упавшим в воду бумажным змеем. Третья подарила ему наследника, но она очень его раздражает. Четвертая слишком глупа, чтобы о ней вообще говорить. Так, со всеми этими женщинами, живущими вокруг него, — а Осман знает, что во дворце их может быть до двухсот и сколько угодно за его стенами, — у Цай Тяня нет настоящего счастья, как с одной-единственной женой. Но для него это не имеет большого значения. Вот почему он решил оставить царство и весь свой гарем.

То ли страдая от одиночества, то ли тоскуя по их прежним беседам, Цай Тянь продолжает настойчиво приглашать к себе своего друга Хасана. И Осман Якуб очень встревожен. Он страшится этого путешествия в загадочный мир. Боится не столько отдаленности его, сколько высокогорного воздуха, который делает Цай Тяня все более странным, все более отрешенным.

— Это неверно, — поправляет его Хасан, — Цай Тянь просто хочет жить в гармонии с миром.

«Рано или поздно Цай Тянь окончательно сделается отшельником. И Боже упаси, — добавляет Осман про себя, не зная, что и Баба опасался того же, — Боже упаси, если он уговорит и Хасана отказаться от своего предназначения!»

Осман убежден, что время для созерцания и отрешенности наступает после смерти, что смерть для того и существует, чтобы умершие могли наблюдать со стороны за суетой оставшихся в живых и вновь родившихся.

— Глупости, — сказал Баба в тот раз, когда Осман доверил ему эти мысли. — Смерть есть смерть, и больше ничего.

Баба был ленив и, может быть, поэтому предпочитал, чтобы после смерти все кончалось и больше ничего не было.

— Я приду сказать тебе, что ты прав, если после смерти обнаружу другую жизнь. Даю слово.

Много раз Осман видел во сне своего бейлербея, который так и не сказал: «Ты был прав». Однако это не означает, что Осман ошибся или что Баба не сдержал слова. Просто это свидание откладывалось. Рано или поздно он придет сказать ему, что есть другая жизнь.

Недавно Цай Тянь прислал для Османа с караваном кочевников еще несколько гранул «радостного вздоха» вместе с редкими семенами, а для раисов — книги, драгоценности, четырех юношей, шесть девушек с миндалевидными глазами и светлой кожей и еще особого быка с большим горбом на спине, от которого, однако, осталась только шкура, так как животное погибло по дороге, не выдержав перепадов температуры и трудностей пути. Цай Тянь позаботился также о том, чтобы доставить радость поварам, послав им разнообразные специи для приготовления пищи.

И теперь повара, желая показать, на что они способны, злоупотребляют ими, как и сегодня, по случаю возвращения Хайраддина.

Да, пока Осман отдыхал, подремывая на своей террасе над морем или обучая Амина премудростям парфюмерного искусства, Хайраддин уже совершил набег на Минорку, чтобы вспороть несколько самых пузатых императорских кораблей. Операция удалась: арбузы созрели.

Это прекрасный день позднего лета, правда, слегка испорченный слишком сильным запахом специй, который поднимается над кухнями. Торжественные песнопения доносятся с берега, из порта и проникают во дворец ярус за ярусом, отдаваясь от стен мелодичным эхом.

Осман счастлив, потому что счастливы жители его города. Но он не понимает, почему, с тех пор как существует мир, существует и эта безумная пляска: я краду у тебя, ты крадешь у меня, и в результате большая часть сокровищ достается рыбам, оседает на дне моря, улетучивается вместе с дымом пожаров или перемешивается с прахом и пылью, а люди умирают раньше, чем им это предписано матерью-природой. Хотя наша мать-природа и сама частенько откалывает злые шутки.

«Как это можно объяснить? — спрашивает себя Осман Якуб, когда устает сдерживать вечно зеленеющий в нем росток любопытства, — как объяснить этот беспорядок? Ведь ни один листочек не сможет шелохнуться во Вселенной, если не будет на то воля Божья?»

Разумеется, Отец Небесный, уставший нести бремя вечности, иногда может проявлять рассеянность. А почему, собственно, он не может быть рассеянным? Ведь рассеянность — тоже проявление естества. Разве Баба не забывал во время судебного заседания поднимать руку вверх? Он держал ее опущенной, и судья, видя, что большой палец бейлербея обращен вниз, все время произносил: «виновен», «виновен», пока Осман не решался вывести Аруджа из оцепенения и задумчивости.

«Значит, такой Осман Якуб пригодился бы и рядом с Отцом Небесным, — думает слуга, обуянный гордыней. — А Хайраддин? Разве не нужно, чтобы кто-то за ним присматривал, хотя он и являет собой ходячую мудрость?»

Впрочем, и у самого Османа есть такой человек, чтобы заботиться о нем и напоминать о его обязанностях.

— Осман Якуб, пора вставать, — говорит Амин, который, когда обращается к нему как слуга к господину, держится сухо и отчужденно, как и положено слуге, особенно при дворе, — пора подниматься на башню для расшифровки посланий от Рума-Заде. Мне передали, что они прибыли.

С помощью все новых уловок и трюков — а он на них мастер — этот сумасшедший Рум-заде участвует во всех праздниках, которые устраивают императору на Сицилии. После высадки в Трапани государь со своей свитой провел изумительный сентябрь среди непрерывных увеселений и совершил несколько поездок в другие города все с той же целью — развеяться, а заодно собрать дань. В Мессине ему даже воздвигли триумфальные арки, украшенные цветами, лепниной и надписями. Одна из этих надписей восхваляла Карла как властелина столь обширной империи, что солнце в ней никогда не заходит.