Преследование

Амелия вышла из столовой и поспешила в вестибюль. Было уже без пяти семь. Она подошла к парадной двери, возле которой стоял швейцар в ливрее, и выглянула в одно из расположенных поблизости высоких арочных окон. Кареты Саймона не было видно.

— Мисс Грейстоун!

Амелия обернулась на пронзительный крик и увидела миссис Мердок, которая, спотыкаясь, неслась вниз по лестнице. Паника явственно слышалась в голосе гувернантки, лицо которой было мертвенно-бледным.

— Миссис Мердок, что случилось? С кем-то несчастье?

— Мисс Грейстоун, я не могу ее найти! — на ходу, несясь к ней через весь зал, прокричала миссис Мердок.

Сердце Амелии дрогнуло.

— Кого вы не можете найти?

Задыхаясь, миссис Мердок прохрипела:

— Малышка исчезла! Я искала ее повсюду! Я оставила ее спящей в колыбели, но сейчас ее там нет — ее похитили, мисс Грейстоун, похитили прямо из кроватки!

Амелия в замешательстве смотрела на гувернантку, не веря своим ушам. Люсиль исчезла? Люсиль похитили? Нет, в это невозможно, было поверить!

— Миссис Мердок, возможно, мальчики забрали ее к себе!

— Я проверяла везде, — зарыдала миссис Мердок. — Люсиль исчезла!

И тут понимание происходящего навалилось на Амелию, а потом ее придавил панический ужас.

Нахмурясь, Саймон откинулся на спинку сиденья своей кареты, колесящей по окрестностям Мейфэра. Предпринятые днем попытки добыть сведения, которые могли бы задобрить его французских хозяев, окончательно и бесповоротно провалились. Саймон заезжал к Бедфорду, Грейстоуну и Пенроузу — именно в таком порядке. Но так и не смог разузнать ничего ценного, что помогло бы Пишегрю во время наступления на позиции союзников во Фландрии.

Виски мучительно ныли, и Саймон потер их, чтобы ослабить боль. Уже два дня прошло с тех пор, как он встречался с Марселем и Трейтоном. Отпущенное ему время истекало. Если бы он и получил какие-либо тайные сведения, потребовалось бы по меньшей мере двадцать четыре часа, чтобы передать эту информацию французам на линию фронта. Скорость передачи сведений зависела главным образом от погоды, но также и от работы сети курьеров внутри Франции. В любую минуту французы могли начать продвижение в Турне. Саймон был в отчаянии.

Угроза Марселя была более чем очевидной: прежняя камера в парижской тюрьме уже ждала Саймона, если он не сможет снабдить французов столь необходимыми им агентурными сведениями. И как бы ни пугала Саймона эта угроза — а он прекрасно знал, что не переживет еще один тюремный срок, — теперь его прежде всего назойливо преследовали мысли о Томе Трейтоне.

«Передайте мои приветы Сент-Джасту — и его прелестным детишкам»…

Этот ублюдок посмел угрожать его детям! К горлу подкатила тошнота, и Саймон резко распахнул окно кареты.

Трейтон решил использовать детей в качестве рычагов давления на него. И это делало его злейшим врагом.

Уже не в первый раз Саймон обдумывал идею устроить встречу с Томом один на один. Саймон знал точно: если бы ему это удалось, Трейтон не ушел бы с этой встречи живым…

Образ Амелии ярко вспыхнул перед глазами. Она не сомневалась в его благородстве, но Саймон безжалостно и хладнокровно думал о том, чтобы убить человека.

Амелия сказала, что поймет, если он сделает все что угодно ради защиты детей, но на самом деле она ничего не понимала.

И перестала бы любить его, если бы когда-либо поняла…

Однажды правда раскроется, и Амелия будет потрясена той метаморфозой, которая с ним произошла.

И когда этот день наступит, она сбежит от него, объятая ужасом. Саймон уставился в окно невидящим взором, задаваясь вопросом: сможет ли он вынести жизнь, в которой уже не будет Амелии? И гадая, смогут ли вынести такую жизнь его дети.

Саймон знал, что, пока Трейтон жив, Саймону придется плясать под французскую дудку. А еще он обладал особо ценной информацией, к которой он мог прибегнуть, если бы не осталось иного выбора. Саймон мог сообщить Дюку, что несколько человек, включая Уорлока, знают, что он и есть Марсель, и используют его в своих играх…

Но сейчас было еще слишком рано разыгрывать свою лучшую и последнюю карту. А эта карта действительно стала бы для него последней, ведь, как только он предал бы Уорлока — а в его лице заодно и свою страну, — пути назад уже не было бы.

Саймон осознал, что его карета давно остановилась. Открывая дверцу, он почувствовал, как на него постепенно накатывает волна теплоты. Он не мог дождаться, когда войдет в свой дом, приветствуя своих сыновей, увидит Амелию и притворится — хотя бы на некоторое время, — что это его обычная жизнь.

Саймон вышел из экипажа, улыбаясь лакею. Но, оказавшись у дома, с опаской огляделся. Чуть раньше, по пути домой, Саймон с подозрением смотрел на карету, неотрывно двигавшуюся следом на протяжении двух кварталов. Он гадал, не следят ли за ним, но потом карета свернула на главную дорогу.

Никто, казалось, не таился сейчас в засаде у конюшни или в садах, следя за Саймоном. Он уже предвкушал спокойный семейный вечер, как парадная дверь вдруг распахнулась и из дома к нему со всех ног кинулась Амелия. Достаточно было одного взгляда на ее бледное, испуганное лицо, чтобы понять: случилось что-то страшное.

Сердце Саймона резко оборвалось.

— Амелия?

Она метнулась к нему и, задыхаясь, закричала:

— Люсиль исчезла! Ее похитили!

Какое-то мгновение Саймон просто не мог в это поверить. А потом он понял, что именно этого ребенка решили сделать орудием воздействия на него.

Спустя полчаса Амелия сидела, обняв себя за плечи, стараясь сдержать слезы и прислушиваясь, как Саймон расспрашивает последнюю горничную. Но Бесс ничего и никого не видела. Фактически этим вечером ни один слуга не видел в доме незнакомца. Весь штат служащих дал объяснения — безрезультатно. Люсиль как сквозь землю провалилась!

Сердце Амелии мучительно раскалывалось на части. Она была вне себя от страха за девочку, к которой относилась как к своей дочери. Но кто мог причинять зло невинному младенцу! О боже, за окном было так холодно и дождливо! Что, если Люсиль замерзла? Или голодна?

До Амелии донесся голос Саймона.

— Благодарю вас за помощь, Бесс. Если вы вдруг вспомните что-нибудь — нечто подозрительное, независимо от того, связываете ли вы это с исчезновением Люсиль, — вы должны сразу же сказать об этом мне, — спокойно произнес Саймон. — Кто-то пробрался в этот дом. Этот кто-то — он или она — мог оставить улики. Нужно продолжить тщательный осмотр всех помещений в поисках каких-нибудь следов.

Плачущая горничная кивнула и повернулась, чтобы уйти. Ллойд неподвижно стоял у двери золотистой комнаты, в которой Саймон проводил опрос персонала, миссис Мердок замерла рядом.

— Сэр, я немедленно приступлю к повторному тщательному осмотру дома и садов, — заверила Бесс.

— Никто не должен покидать этот дом без моего разрешения, — объяснил Саймон служанке. Но он не мог поднять на Амелию глаз, и она прекрасно понимала почему. Это его шпионаж довел их до такого несчастья!

Когда Бесс выбежала за дверь, в гостиную неожиданно вошел Лукас.

— Лукас! — Амелия бросилась ему в объятия, мгновенно почувствовав облегчение, — если кто-то и мог спасти положение, так это ее героический брат. — Слава богу, ты пришел нам на помощь!

Лукас крепко обнял ее, но тут же отпустил.

— Мне сообщил Гренвилл. Боже мой, поверить не могу — Люсиль пропала?

Амелия обреченно кивнула:

— Мы уже отчаялись найти ее! Саймон опросил весь штат слуг, но никто ничего не видел и не слышал.

Саймон сделал шаг вперед.

— Ллойд, принесите бутылку кларета и три бокала. Миссис Мердок, пожалуйста, проведайте мальчиков.

Когда слуги ушли, Саймон плотно закрыл за ними дверь.

— Младенцы просто так не исчезают, — сказал он, мрачно поворачиваясь к Амелии и Лукасу. — Но, кто бы ее ни похитил, он или она умело замели следы.

— Нет, младенцы действительно просто так не исчезают. И это непростая задача — пробраться в дом, подобный этому, оставшись незамеченным. А могли кому-нибудь заплатить за молчание? — подозрительно сощурился Лукас.