Плененное сердце

Каталина, конечно, помнила надменного сеньора в ярком кичливом костюме, который вел себя с ней неподобающе развязным образом, принимая ее, по-видимому, за деревенскую простушку. В нем не было ничего святого, справедливо решила она, припоминая, какие вульгарные манеры он позволял выказывать себе в стенах Божьего дома. Он был также непростительно груб с Марсело, когда тот подошел к Каталине с целью поухаживать за ней на лужайке во время свадебного веселья, но кузен высмеял его потертый, давно вышедший из моды камзол и язвительно заметил, что «ни одна благородная сеньорита не станет всерьез воспринимать знаки внимания нищего идальго». Бедняга вспыхнул, но не стал отвечать на оскорбительные выпады невежественного дворянина, а предпочел тихо и незаметно удалиться.

— И что же пишет кузен? — напряженно спросила Каталина, заранее догадываясь, что такой человек как Луис-Антонио не станет лишний раз любезничать и вести пустую переписку. Он слишком спесив и заносчив для этого.

Мать поджала губы и посмотрела на отца, ожидая от него объяснений. Дон Педро заложил руки за спину и в свою очередь устремил взор на резное распятие Христа, висевшее над его столом, будто ища помощи у Всевышнего. Минуту спустя он вздохнул и повернулся к дочери:

— Луис-Антонио хочет, чтобы я повысил арендную плату со всех наших крестьян.

— Неужели? — Каталина была вне себя от негодования. Мало того, что малознакомый ей кузен был нагл, груб и высокомерен, так он еще обладал весьма дурным тоном, смея дерзостно указывать на то, кто и чем должен заниматься!

— Иначе говоря, его не устраивает наш доход.

Действительно, поместье сеньора Переса сильно отличалось от многих других дворянских угодий Андалусии. Пожалуй, только здесь сохранялась самая низкая арендная плата во всей округе, не повышающаяся уже в течение долгих лет. Дон Педро всегда относился к людям, возделывающим его землю, доброжелательно и тепло, почти по-родственному, уважая их интересы и потребности. Только здесь на много миль вокруг крестьянские домики сияли чистотой и благоустроенностью, свежевыкрашенные, с добротными крышами и починенными заборами они радовали глаз приезжих и самих арендаторов, дети ходили сытые, а старики довольные. Дон Педро был рачительным и справедливым хозяином. Если у кого-то заболевала скотина или случался пожар, то все вместе, включая самого хозяина поместья, всецело поддерживали погорельца, помогая ему отстроиться заново, и каждый житель этого маленького анклава по доброй воле делился всем, что у него было. А если год выдавался засушливым, то для такого случая в амбарах дона Педро хранились излишки зерна, которые делились поровну на всех арендаторов. Но, если же вдруг, в их маленьком мирке свершалось преступление, и виновника находили по горячим следам, то на суд являлись всем сходом и строго взыскивали с вора, а после обязательного наказания и последующей за этим отработки, с целью возвращения похищенного, раскаявшегося могли принять обратно либо же изгоняли прочь.

Тем не менее, порядки, установленные сеньором Пересом на своих землях, не были популярны среди его соседей, потому-то они частенько наведывались к нему с требованиями «перестать идти на поводу у своих арендаторов, так как это ведет к подрыву незыблемых устоев, сложившихся с незапамятных времен между сеньором и его вассалами». Дон Педро только улыбался многоуважаемым соседям на их настоятельные призывы и продолжал вести свои дела, насколько позволяла ему его совесть, хотя, говоря по чести, нес он при этом определенные убытки, ибо продажа зерна и оливок едва ли покрывала расходов на поместье. Однако сам владелец довольно обширного имения от рождения был человеком неприхотливым, в еде, одежде и мыслях оставаясь скромным и сдержанным, поэтому семья его привыкла довольствоваться малым, живя по нормам, завещанным Христом.

По причине постоянной нехватки средств из прислуги в господском доме числились всего-навсего старая экономка, повариха с сыном-поваренком, две служанки, которые помогали по дому и на кухне, и прачка, а из мужчин значился седой престарелый привратник, его внук, грум Гуга, и двое чернорабочих, занятых на скотном дворе и по хозяйству. Остальная же прислуга нанималась по ходу надобности из детей арендаторов. Конечно, многие вещи приходилось делать самим, но в этом заключались и свои преимущества. По крайней мере, женщины в доме сеньора Переса чувствовали себя самостоятельнее любой аристократки, живущей в окрестностях Гранады. Вероника с дочерьми умели делать себе несложные прически, заплетать косы, принимать ванну и одеваться, только в том случае, если под платья не требовалось надевать корсета, а еще они были приучены к земле и в свободное время любили возиться в огороде, выращивая душистые пряные травы, сочную зелень и кое-что из овощей.

— Ну, и какое тебе до этого дело? — непонимающе пожала плечами Каталина. — Он еще здесь не хозяин и я надеюсь, не скоро им станет.

— Я тоже на это надеюсь, — прокашлявшись, уже спокойнее произнес сеньор Перес.

— Тогда что же тебя тревожит?

Дон Педро побарабанил костяшками пальцев по столу, будто решаясь на что-то и, отведя взгляд к окну, быстро выдал:

— Луис-Антонио полагает, что арендная плата, которую я беру с наших крестьян, неоправданно низка. Он провел подсчеты, поднял кое-какие бумаги и сделал вывод, что если я и дальше стану «задаром кормить своих батраков», то имение разорится в течение следующих пяти-шести лет, а при неблагоприятных условиях и того раньше.

— Это правда? — Каталина взяла мать под руку, словно ища у нее защиты, как в детстве.

— К сожалению, милая, это правда, — донья Вероника погладила дочь по руке. — Ваш отец по натуре добрый и мягкий человек, и на протяжении многих лет довольно беспечно относился к своим владениям, думая, что помогая своим крестьянам, он увеличивает и свое состояние тоже. Поначалу так оно и было. Сытые люди всегда работали лучше голодных, больных и оборванных, поэтому наши земли никогда не простаивали зря, как в других имениях. Всего было вдоволь. Но времена изменились. Колониальные владения некоторых сеньоров стали приносить больше дохода, нежели ведение сельскохозяйственных работ здесь, на землях Испании. Постепенно все пришло в упадок, налоги для крестьян возросли, но ваш отец решил ничего не менять, считая себя в ответе за жизни простых людей. И теперь мы едва сводим концы с концами, потому что вынуждены платить в королевскую казну серебряные пиастры за своих арендаторов.

Каталина молчала. Она не могла судить отца за человеколюбие и всеобъемлющее желание помочь ближнему, за то, что он других ставил наравне с собой, неважно кто находился перед ним, нищий оборванец или знатный сеньор. Это было редкостное явление среди жадной и надменной аристократии, которая наряду с церковью, сосредоточила в своих руках большую часть богатых, плодоносящих земель. Но такова была сущность этого человека, ее отца, которого она глубоко почитала и любила всем сердцем.

— Что же ты будешь делать, отец? — она обратила на него взор, полный дочерней любви.

— Если я не повышу арендную плату, то Луис-Антонио грозится обратиться на меня с жалобой к самому королю…

— Не может быть, — фиалковые глаза наполнились слезами.

— …а учитывая, что он вполне способен собрать вокруг себя достаточно соратников из числа наших уважаемых соседей, которые с превеликой радостью подтвердят его слова, то, в общем… я даже представить не могу, что случится потом.

— Так значит, ты поднимешь арендную плату?

— Я до конца еще не решил, стоит ли мне идти на этот крайний шаг, — последовал обескураживающий ответ.

— Почему ты называешь это «крайним шагом»? По-моему, это единственный способ не разориться и остаться на нашей земле, там, где наш дом, наша земля. В конце концов, — удивленно воззрилась Каталина на отца, — здесь могилы наших предков, бабушка с дедушкой лежат в этой земле.

Каталине показалось, что мать и отец украдкой переглядываются друг с другом. Томительная пауза затянулась. Она вздохнула и отошла к окну. Сегодня ей многое открылось. Теперь нужно все как следует обдумать и начать действовать, время никого не ждет. Она закусила нижнюю губу. Может, стоит написать Луису-Антонию и попытаться отговорить его от визита ко двору? Хм, а что, если и вправду попробовать? Вдруг получится добиться взаимного согласия? Хотя с таким человеком, как ее кузен, это будет сделать нелегко. Но попытка, не пытка.