Плененное сердце

Каталина отвела взгляд в сторону. Она не могла признаться матери в том, что последние дни ее мысли были далеки от сестринских забот и переживаний, сейчас ее переполняли иные, совсем незнакомые ей прежде чувства. Она думала об этом каждый день. Она думала о нем, едва поднималось солнце, и она открывала глаза и в продолжение всего дня, пока ее голова не опускалась на подушки, и она не проваливалась в забытье с его именем на устах. Впервые в жизни ее заинтересовал мужчина. Он взволновал ее с первой встречи, вдохнув в ее существование новый смысл. Никогда прежде она не воспринимала всерьез ухаживания молодых людей, для нее то была игра, невинное развлечение, флирт, от которого она быстро уставала, но не более. Прежде она никогда не позволяла себе зайти так далеко. Ни разу ничьи губы не касались ее губ, а чужие руки не прижимали ее так крепко. На миг она прикрыла глаза. О, как же было волнительно! Не это ли чувство называется любовью? Воспоминания вновь унесли ее в тот жаркий августовский вечер, к темноволосому мужчине, открывшему другие грани ее естества, к самым упоительным моментам ее жизни…

Голос матери вернул ее к действительности.

— Да-да, милая, конечно, — донья Вероника натянуто улыбнулась и, потеребив в руках молитвенные четки, внимательно всмотрелась в лицо младшей дочери, будто размышляя над чем-то еще. — Ты ведь знаешь, что наше поместье майоратное? — неожиданно сменила она тему разговора.

— Да, знаю, — улыбнулась Каталина, не понимая, к чему клонит мать, — вы с отцом всегда говорили, что нам с Эленой следует найти благородных и состоятельных мужей, безумно влюбленных в нас, — прибавила девушка, краснея и смущаясь, — чтобы они закрыли глаза на наше скромное приданое, и вместе с тем обеспечили нам достойную жизнь.

— Правильно, — сеньора Перес пригладила дочери выбившуюся из прически прядь золотистых волос. — Элена, хвала небесам и Пречистой Деве Марии, которой я без устали молилась все эти годы, нашла себе прекрасного мужа, способного позаботиться о ней так, как она этого заслуживает. Мы с отцом теперь спокойны за нее. Она обрела свое счастье, и я каждый день благодарю за это Пречистую Деву.

Каталина нахмурила тонкие брови, предчувствуя непростой разговор:

— Мама, зачем ты говоришь мне об этом?

— Затем, что грядет и твое время.

— Я не думаю, что мое замужество случится так скоро, — недоуменно повела плечами младшая дочь.

— Когда я выходила замуж за твоего отца, — последовал сухой ответ, — мне было семнадцать, как и тебе.

Фиалковые глаза Каталины смотрели на мать с беспокойством:

— Мама, я не понимаю…

Женщина перевела дыхание, собираясь с мыслями. По правде говоря, ее материнское сердце изнывало от мучительных сомнений. Правильно ли они поступают с младшей дочерью, распоряжаясь ее судьбой по своему уразумению, не интересуясь ее мнением и не задаваясь другими вопросами, более значимыми и насущными? Они действуют практически вслепую, толком не задумываясь о последствиях, которые невозможно будет предотвратить, стоит им окончательно решиться на эту авантюру.

— Дорогая моя, нам с отцом нужно сообщить тебе нечто очень важное. Пойдем со мной. Он, должно быть, уже вернулся из Гранады, — и, подхватив дочь под руку, пока та не стала задавать слишком много вопросов, увлекла ее за собой.

Они миновали тенистые аллеи сада, раскинувшиеся под сводами пушистых хвойных ветвей стройных кипарисов, мягкую зеленую лужайку с душистой травой и цветочные клумбы, так любимые хозяйкой поместья, и через минуту-другую вышли к крыльцу парадного входа. Донья Вероника оказалась права. На мощеной дорожке рядом со старинным фамильным домом семьи Перес, который давно нуждался в капитальном ремонте, однако чинился только по мере крайней необходимости, стояла запыленная карета, а рядом с ней парнишка лет четырнадцати.

Малой придирчиво обследовал подковы лошадей и громко цокал.

— Гуга, случилось что-то серьезное? — Каталина подошла к взмыленной тройке гнедых, понуро опустивших лохматые гривы, и заглянула через плечо конюха, склонившегося над копытом лошади.

— Да вот, сеньорита Каталина, судите сами, — парнишка деловито продемонстрировал кровоточащую рану на копыте животного. — У Дези по дороге слетела подкова и она поранилась о какой-то острый шип… Похоже, туда что-то попало, она хромает.

— Нужно хорошенько промыть порез и на место раны нанести густой слой мази. Упаси боже, если случится нагноение, — Каталина внимательно осмотрела копыто своей любимицы и, посочувствовав кобылке, нежно потрепала ее по холке. Та жалобно заржала, жалуясь на свою беду, и уткнулась хозяйке в плечо. — Ну-ну, милая, — увещевала девушка гнедую красавицу, — Гуга о тебе позаботится, вот увидишь, он все сделает, как надо. Ведь, правда, Гуга? Ты поможешь нашей девочке обрести прежнюю походку?

— Конечно, сеньорита Каталина, — зарделся паренек, смущенно почесывая косматый затылок. — Даю слово, Дези быстро поправится.

— Вот и славно, — Каталина улыбнулась одной из тех редких улыбок, которая способна окрылить окружающих, и Гуга тотчас засуетился, польщенный вниманием молодой хозяйки. — А тебя я навещу чуть позже и принесу что-нибудь вкусненькое, — напоследок обратилась она к Дези и вслед за матерью поднялась на крыльцо.

Хозяин поместья ожидал жену и дочь в своем кабинете, нетерпеливо меряя шагами небольшую комнату, заваленную разными бумагами, расчетными книгами и философскими учениями древних авторов о смысле бытия. В одной руке сеньор Перес держал бокал с хересом, а другой сердито размахивал письмом.

— Нет! Ты это видела?! — раскрасневшийся и возбужденный, без приветствия и светской учтивости, обычно присущей словоохотливому дону Педро, он бросился навстречу донье Вероники, суя ей под нос листок бумаги. Его раздраженный тон и несвойственная мягкому характеру доброго католика излишняя горячность означала только одно, случилось что-то непредвиденное и очень неприятное.

— Да, дорогой, — женщина спокойно взяла протянутое мужем письмо, исписанное крупным витиеватым подчерком, и аккуратно сложив пополам, убрала в шкатулку на столе. — Я вскрыла его еще утром, когда оно было доставлено. Я не знала, когда ты вернешься домой… мало ли в письме могло быть что-то срочное, не терпящее отлагательств, поэтому я…

— Я не в кой мере не упрекаю тебя, дорогая, — сеньор Перес поспешил обнять жену за округлые плечи. Ее завидное хладнокровие и безупречные манеры истинной аристократки поубавили его чрезмерную запальчивость. Он быстро успокоился, поцеловал жену в висок и заглянул в лучистые, не потускневшие за долгие годы супружества, все такие же сияющие глаза. — Ты все сделала верно. Ведь этот самодовольный хлыщ способен на все!

— О ком вы говорите?

Каталина не могла понять, что происходит. Почему отец так взвинчен? Что его беспокоит? Еще до свадьбы Элены и Диего все было в полном порядке, все радовались жизни, ходили счастливыми, веселыми и неугомонными, нетерпеливо дожидаясь праздничного веселья. Даже тот безрассудный шаг, на который пошел отец, не посоветовавшийся с матерью и в тайне заказав на свадьбу старшей дочери три роскошных платья, чтобы порадовать своих любимых женщин, при этом понабрав долгов на год вперед, не вызвал такого всплеска негодования и переживаний в семье, как последние дни, прошедшие с момента церемонии. Что же изменилось за столь короткое время?

Резко вскинув голову, отчего красная кружевная мантилья упала ей на плечи, открывая взору густые темные волосы, собранные из двух тяжелых кос узлом на затылке, сеньора Перес с тоской посмотрела на дочь:

— Мы говорим о твоем кузене, Луисе-Антонио Наварро де Пересе из Севильи.

— О том, кого ты, отец, объявил своим наследником? — с осторожностью уточнила Каталина.

— Так и есть, о нем, — безрадостно кивнул дон Педро и с глухим стуком поставил пустой бокал на стол.

— Это тот сеньор, что стоял подле тебя в часовне, пока длилась брачная церемония, — начала объяснять мать, вдаваясь в пикантные подробности, — на нем еще был камзол зеленого цвета с причудливой вышивкой, такой яркий и кричащий, что он обратил на себя внимание многих гостей. Не припоминаешь? Он все пытался познакомиться с тобой, но ты постоянно была окружена поклонниками, а этот самодовольный франт не знал, с какой стороны к тебе подступиться, — она неожиданно рассмеялась чистым заливистым смехом, отчего ее красота стала казаться еще ярче. — Я же, замечая его бестолковые усилия, не применила ничего, дабы облегчить ему работу, просто сделала вид, что увлечена светскими беседами, а потом ты и вовсе исчезла. Все подумали, ты устала и просто ушла отдыхать.