Шепот фиалок

– Пусть так, но вы хоть понимаете, к чему привело ваше упорство?

– Мое упорство?

Дориан словно и не услышала вопроса.

– На все, что хоть отдаленно связано с именем Франца Шамьера, цена чудовищно подскочила. Теперь во всем Лондоне вряд ли купишь даже клочок, написанный рукой Шамьера. Эти глупцы, коллекционеры и перекупщики, решили, что вам известно что-то такое, о чем они не знают.

– Мне? – Николас не сводил глаз с Дориан, но та, казалось, была всецело занята разглаживанием складок платья. – Помнится, вы тоже приняли весьма активное участие в торгах.

– Что у вас, собственно, за интерес? – напрямик выпалила Дориан, снова проигнорировав его замечание. – Вы ведь явно не из тех, кто может заниматься коллекционированием работ малоизвестного композитора.

– Вы тоже, – возразил Николас.

Дориан прикусила нижнюю губу.

– Ну со мной-то как раз все понятно. Я стараюсь ради тети. Вы, думаю, смогли заметить, что она благоговеет перед талантом Франца Шамьера.

– Да, услышав ее игру, я это понял.

– Я пригласила вас на сегодняшний вечер, чтобы вы могли лично убедиться, с какой трогательной любовью и трепетом тетя относится к музыке Шамьера. Она боготворит его имя и мечтает почтить его память полным собранием его работ.

– Такая преданность достойна восхищения, – признал Николас. Он слышал о скандале, связанном с романом Шарлотты Сент-Джон и венгерского композитора. И сейчас был зол на себя за собственную недогадливость. Ведь этот роман, вполне возможно, сыграл куда большую роль в мучающей его тайне, чем он предполагал.

– Я прошу вас продать мне эту часть рукописи Шамьера, – продолжила Дориан. – Тем самым вы доставили бы огромную радость моей милой тетушке, а кроме того, внесли бы немалый вклад в историю музыки.

– Возможность, должен признать, впечатляющая. – Николас, одновременно и удивленный и восхищенный такой искренностью, покачал головой. Не приходилось сомневаться, что девушка близко к сердцу принимала счастье своей тети. – Сожалею, мисс Дориан, но расстаться с этим листочком я не могу.

Если Дориан и растерялась от такого его ответа, она сразу же взяла себя в руки.

– Позвольте объяснить вам, милорд, – начала она терпеливо, словно Николас был несмышленышем, никак не желающим понять свою ошибку. – Я отправилась на аукцион, как следует не подготовившись, а потому не сумела заплатить необходимую сумму. Но сейчас я могу предложить вам любую цену, только назовите.

– Любую? – задумчиво повторил Николас, окидывая взглядом ее фигурку. Тонкая талия, туго обтянутая лифом платья пышная грудь, безукоризненная матовая кожа… Ее по-детски наивное предложение породило в нем соблазнительные фантазии. Дай он себе волю, многое мог бы потребовать от такой прелестной леди.

Впервые за много месяцев на губах Николаса заиграла по-настоящему искренняя улыбка. Был бы он ну хоть самую малость больше моряком и меньше – джентльменом…

– Деньги тут, к сожалению, ни при чем. – Николас не сразу сумел справиться со спазмом желания, сковавшим его тело. – Мне нужен этот листок, и я намерен сохранить его.

Потемневшие глаза Дориан удивленно расширились, недоуменная морщинка перерезала лоб.

– Но зачем? Что вы станете делать с отрывком сентиментальной любовной песни?

– Скажем так – у меня есть свои причины хранить этот листочек у себя. Возможно, со временем я и передумаю.

Дориан заерзала в кресле.

– «Со временем»? Такая формулировка меня не устраивает, граф Сикум. Мне необходимо как можно скорее получить всю партитуру целиком.

– Очень сожалею, но это невозможно, – ответил Николас. Огорченный вид Дориан не оставил его равнодушным, но он не собирался ни отступать, ни демонстрировать ей свое сочувствие.

Раздраженно фыркнув – для благовоспитанной леди звук довольно неприличный, отметил Николас, – она подскочила с кресла и уставилась на него сверху вниз.

– Ну к чему вам этот отрывок?!

– Повторяю – у меня есть свои причины его хранить.

– По мне, так без остальных частей он абсолютно бесполезен.

– Понимаю. – Николас впился в нее пристальным взглядом. Он начинал догадываться, что Дориан известно о Шамьере гораздо больше, чем он поначалу решил.

– Очень хорошо. Значит, вы поймете, почему стоит продать его мне. – Дориан наклонилась и произнесла очень медленно и отчетливо, словно ее собеседник был туг на ухо: – Один из трех отрывков, составляющих единое целое, уже находится у меня и тети Шарлотты.

3

Николас окаменел, но, верный привычке, ничем не выдал удивления. Дориан не сводила с него глаз, а он вовсе не хотел, чтобы она догадалась о том, насколько поразила его этим признанием.

Подумать только – вот уже год, как он ведет безрезультатные поиски последней рукописи Шамьера. До него доходили кое-какие слухи, да он и сам разработал пару версий насчет вероятных владельцев разорванного на три части листка. Но фамилия Сент-Джонов в этих догадках никогда не фигурировала… А ведь если подумать, то все ниточки вели именно сюда. Для бывшей возлюбленной вполне естественно желание обладать последними строчками, написанными рукой любимого; он же в свою очередь тоже должен был стремиться передать свои предсмертные записи именно ей. Николас с трудом подавил возбуждение, грозившее захлестнуть его с головой.

Судя по рассказам дяди Джорджа, с уст представителей высшего общества Лондона роман Шарлотты с Шамьером не сходил несколько месяцев подряд. Ходили слухи о какой-то неимоверной, всепоглощающей любви высокопоставленной дамы к неизвестному композитору.

В то время Николас ко всем этим сплетням не прислушивался. Имя Деррингтонов еще не было запятнано; Джонатан Коллард еще был жив; титул графа Сикума все еще принадлежал старшему брату Николаса. Понятно, что досужие светские сплетни Николаса тогда нисколько не интересовали. Он был как раз представлен к званию капитана второго ранга, ожидал назначения на «Неустрашимый» и выхода в рейс.

И все же Николас очень хорошо запомнил тот факт, который шокировал как сплетников из высшего света, так и дядю Джорджа, – а именно нежелание, скорее даже категоричный отказ Шарлотты Сент-Джон рассеять слухи о своем романе.

Теперь, познакомившись с младшей мисс Сент-Джон, он все отлично понял. Дориан ни за что не оставит борьбу. Она приложит все силы, чтобы помочь тете составить полное собрание работ венгерского музыканта. И не станет делать вид, будто никакого романа и в помине не было.

Николас поднял глаза на нетерпеливо вышагивающую перед ним молодую особу.

– Вы ведь не знали, что второй отрывок у нас, верно? – с победоносным видом спросила Дориан.

– Нет, не знал.

– Итак? Теперь вы пересмотрите свое решение? Вы ведь, конечно, понимаете, что ни я, ни тетя Шарлотта никогда не согласимся расстаться с тем, что мы уже имеем. Музыка Франца так дорога тете. Ваш кусочек нотной бумаги сам по себе бесполезен. Однако если его соединить с нашим, то мы, возможно, сумеем воссоздать всю мелодию.

– При чем тут музыка! – взорвался Николас, совершенно позабыв об осторожности. Тысячи новых неожиданных вариантов роились в его мозгу.

– То есть как это – при чем музыка?

– Вам известно, у кого третий кусочек?

– Третий? – Дориан прошла к фортепиано, задумчиво обвела пальцем блестящие буквы на крышке. – А если известно – что тогда?

Самообладание покинуло Николаса. Он мгновенно подскочил на ноги.

– Если? Если?! Если вы это знаете – я тоже должен знать!

– Не знаю. Я сказала это просто так. – Дориан повернулась к нему лицом.

Николас впился в нее взглядом. Она сказала правду, и это его успокоило, потому что она наверняка понятия не имела, до чего опасными могут стать поиски третьего отрывка.

– В таком случае… ничем не могу быть вам полезен.

Дориан долго молча смотрела на него. В ее глазах эмоции сменялись одна за другой. Недоумение, сомнение, недоверие. Наконец она отвернулась.