Алая королева

Анна улыбнулась мне. Она была бледна, как мрамор; губы на почти белом лице казались совершенно бескровными, а веки — чуть розоватыми. Она явно была нездорова и выглядела страшно усталой. Коснувшись рукой каменной облицовки камина, она бессильно к ней прислонилась и с легкой одышкой тихо промолвила:

— Я благодарна вам за долгую службу при дворе и хотела бы, чтобы вы стали и моей первой дамой. Надеюсь, во время коронации вы не откажетесь нести мой шлейф?

Скрывая радость, вспыхнувшую в моих глазах, я низко поклонилась. Нести шлейф королевы — великая честь для меня и моей семьи; я, представительница дома Ланкастеров, буду в шаге от короны, которую будут держать над головой этой помазанницы Божьей, и всего лишь на шаг позади королевы Англии в торжественной процессии. Хотя, видит Бог, я была вполне готова сделать этот шаг и подняться на следующую ступень!

— С радостью принимаю ваше предложение, — согласилась я.

— Мой муж очень ценит вашего мудрого супруга лорда Томаса Стэнли, — любезно произнесла она.

Ну да, так ценит, что его охранники чуть голову Стэнли не отрезали прямо на заседании Королевского совета! И потом еще целую неделю держали его дома под арестом!

— Мы оба давно уже служим дому Йорков, — заметила я. — Пока вы с вашим супругом герцогом Ричардом находились на Севере, вдали от королевского двора, здесь очень вас не хватало. Я рада, что вы вернулись, рада приветствовать вас дома, в столице вашего государства.

Анна сделала какой-то незаметный жест, и верный паж тут же принес и поставил у огня мягкий пуф, чтобы она могла присесть. Я продолжала стоять рядом, глядя, как содрогаются от кашля ее худенькие плечи, и думала: «Нет, этой женщине не суждено дожить до глубокой старости. Как не суждено и зачать, а потом произвести на свет такой же выводок наследников, какой имеется у плодовитой королевы Елизаветы. Эта хрупкая женщина определенно серьезно больна и очень слаба. Вряд ли ей удастся протянуть еще хотя бы лет пять. Но что потом? Потом…»

— А ваш сынок, принц Эдуард, тоже примет участие в коронации? — миролюбиво спросила я. — Может, мне приказать подготовить для него комнаты?

— Ненужно, — отозвалась Анна. — Его милость нездоров, и я пока оставила его на Севере.

Нездоров? Недостаточно здоров для присутствия на коронации собственного отца? Это означает, что он попросту болен. Эдуард с рождения отличался бледностью и чрезвычайно хрупким, в точности как у матери, сложением; его редко можно было увидеть при дворе; его вечно старались держать подальше от Лондона, опасаясь чумы. Возможно, его здоровье по-прежнему оставляло желать лучшего, и теперь он из слабого малыша превращался в хлипкого болезненного подростка. Неужели герцог Ричард так и не сумел явить миру наследника, способного прожить дольше, чем он сам? Неужели теперь нужно сделать всего один решительный шаг — и мой сын окажется на троне?

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 6 ИЮЛЯ 1483 ГОДА

Да, теперь мы, как и планировали, находились в одном шаге от трона. Во время торжественной процессии мой муж шел за королем, держа в руках булаву констебля, [43] я же несла шлейф новой королевы Анны. Сразу за мной следовала герцогиня Саффолк, чуть дальше — герцогиня Норфолк. Но именно я была ближе всех к королеве, и когда ее помазали священным миром, до меня даже долетел его мускусный аромат.

Ричард не пожалел золота и устроил пышнейшую церемонию. Сам он был облачен в пурпурный бархат, над ним несли балдахин из золотой парчи. За ним шел мой родственник Генри Стаффорд, молодой герцог Бекингем, в синем роскошном плаще, на котором золотой нитью был вышит его герб, огромный, как колесо телеги. Одной рукой Бекингем поддерживал мантию короля, в другой сжимал посох главного камергера Англии — эту должность он получил от Ричарда в награду за помощь. Но рядом с герцогом не было Екатерины Вудвилл, его жены и сестры вдовствующей королевы. Герцогиня Бекингем не приехала на коронацию узурпатора, отнявшего королевский трон у ее родственников, так что в паре со своим мужем-предателем она так и не появилась. И он, по-моему, был даже рад этому. Герцог всегда ее ненавидел — из-за ее родни, из-за того, что ей удалось одержать над ним победу, когда он был еще совсем молод, а она уже стала свояченицей короля. И нынешняя церемония была еще только началом долгой череды унижений, которые затем обрушились на бедную Екатерину.

Весь день я как привязанная ходила за королевой. Во время обеда в Вестминстерском дворце я тоже сидела неподалеку от нее за столом для придворных дам, наслаждаясь разными восхитительными кушаньями. Сам главный союзник Ричарда поклонился нашему столу и, в частности, мне. Этот торжественный обед был не менее великолепен, чем те, что устраивались по особым случаям при дворе Эдуарда. Ели, пили и танцевали не просто до полуночи, а почти до утра. Во всяком случае, мы со Стэнли покинули дворец, когда уже рассвело, и поплыли на своем барке вверх по реке, к дому. Устроившись на корме, я, укутанная в меха, не сводила глаз с маленького огонька, светившегося в низком, почти на уровне воды, окошке в полуподвальном этаже огромного мрачного аббатства. Я была уверена, что над темной водой горит свеча, зажженная королевой Елизаветой, точнее, бывшей королевой, которую каждый теперь норовил окрестить шлюхой, которую теперь даже вдовой Эдуарда не признавали; это она не спала в своем убежище, прислушиваясь к звукам триумфального пиршества, устроенного ее заклятым врагом. И вдруг я подумала, что сегодня она точно так же видит, как я проплываю мимо на своем прекрасном барке, направляясь домой из королевского дворца, как несколько лет назад видела на барке меня с моим сыном, когда мы плыли во дворец представить моего мальчика королю Генриху. Тогда она тоже находилась в убежище.

Казалось бы, я должна торжествовать, взяв над ней верх, но меня отчего-то бил озноб, и я лишь плотнее куталась в меха, про себя отметив, как эта маленькая светящаяся точка напоминает чье-то злобное око, сверкающее над темными водами Темзы. Ведь однажды Елизавета уже сумела победоносно покинуть это жалкое убежище. И я не сомневалась: она станет бороться с Ричардом всеми возможными способами, наверняка она уже плетет интриги; и она снова выйдет из заточения навстречу успеху.

В тот же день, когда я отправила сыну это письмо, мне тайно передали длинное послание от моего старинного друга епископа Джона Мортона, [44] который был освобожден из Тауэра под присмотр герцога Бекингема и жил теперь в его поместье Брекнок.