Неотразимый обольститель

У Коннора на лице была пара царапин, и рана на губе вновь открылась, в остальном он выглядел вполне здоровым. Заметив Беатрис, он кинулся к ней.

– Биби!

Коннор раскрыл объятия, и через мгновение она уже обнимала его так крепко, что он застонал. Прошла минута, Беатрис подняла на него мокрые глаза, и они поцеловались... перед Богом и людьми. Она словно вернулась домой. И полностью отдалась поцелую... позволила ощущению проникнуть в самые дальние уголки ее сердца и разрешила любви унести ее.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивала она, прикасаясь к его губе и к засохшей ранке на лбу. – Я так беспокоилась.

Коннор улыбался, несмотря на то что это было чертовски больно.

– Я в полном порядке. Даже, – он глубоко вздохнул, – думаю, я еще никогда не чувствовал себя лучше.

– Коннор, прости меня. Я и представить себе не могла, что это будет так страшно и опасно. Я видела, как ты упал, но не сумела пробиться к тебе...

– Тебе не надо извиняться. – Коннор приложил палец к ее губам. – Может, мне требовался удар по голове, чтобы в ней прояснилось. У меня было много времени этой ночью, чтобы все обдумать, и я понял, что уже держу в руках все необходимое для счастья. Проигранные выборы – это, наверное, лучшее, что когда-либо со мной случалось.

– Ты уверен? Коннор, тебе даже не удалось проголосовать самому.

– Это так. – Он хмыкнул. – Но знающие люди мне доложили, что Диппер и Шоти проголосовали по нескольку раз каждый. Я просто буду считать один из их голосов своим.

Присцилла встретилась с Джеффри впервые после их разрыва. У него через руку был перекинут измятый пиджак, на щеке краснела царапина, а на брюках зияла дыра на колене.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Присцилла, взглянув мимо него на двери камеры, из которой он только что вышел. – И что с тобой случилось?

– Я был там, смотрел, как проходят выборы. Когда я увидел, что кузен Коннор упал... ну... никто не смеет так обращаться с одним из Барроу.

– Да уж, Джефф задал им хорошую трепку, – с улыбкой вставил Коннор, и Джеффри расправил плечи, явно довольный. – Можно сказать, развлекся напоследок... перед отъездом во Францию.

– Во Францию? – с удивлением переспросила Присцилла.

– Отец отправляет меня в большое путешествие. Оно начинается в Париже.

На мгновение Джеффри и Присцилла оказались стоящими друг против друга. Они были уставшие, но все равно сейчас оба желали как-то уладить свои разногласия. После многозначительной паузы Присцилла подняла голову и напряженно, но искренне улыбнулась.

– Надеюсь, эта.поездка окажется чудесной, Джеффри. С облегчением на лице он улыбнулся ей в ответ.

– Спасибо, Присцилла. – Джеффри выпрямился, словно с его плеч только что сняли тяжелый груз. – Я пришлю тебе красивую открытку из Парижа.

– Это будет очень мило, – кивнув, ответила она. Джеффри приподнял шляпу, прощаясь с Беатрис и Коннором, и направился вниз по улице, а Присцилла снова повернулась к тете и откашлялась.

– Ну что, пойдем? Экипаж ждет, а у меня масса работы. Полагаю, именно мне придется наводить порядок в «Вудхалле», чтобы закрыть нашу штаб-квартиру. – Она страдальчески вздохнула. – Для женщины работа никогда не переводится.

– Только если... – детектив Блэквел с насмешливой искоркой в глазах смотрел на девушку, – мистер Барроу не захочет оставить штаб открытым. Он, может быть, решит начать подготовку к следующим выборам.

Коннор застонал и хлопнул Блэквела по плечу.

– Ни в коем случае! – Тут он взглянул на Беатрис. – Кто знает, что случится через два года. Я, может, стану во главе самого большого и самого прибыльного банка в городе или женюсь. – Он прижал к себе Беатрис. – Я могу даже стать отцом.

– Пойдемте домой, – с сияющим видом сказала Беатрис. – И сегодня вечером мы устроим самый большой ужин для проигравших.

– Прекрасное предложение, – ответил Коннор.

Выходя на улицу, на яркое осеннее солнце, они оба впервые были намерены позволить жизненному потоку увлечь их куда угодно.

Когда они подошли к экипажу, то заметили небольшую группку людей, спешащую к ним и возглавляемую хромающей фигуркой, одетой во все темное. Беатрис и Коннор остановились, разглядев, что это был Херст Барроу, тяжело опирающийся на трость и свободной рукой размахивающий какой-то газетой. Они обменялись удивленными взглядами и повернули от кареты ему навстречу. Группа людей приблизилась, и они увидели пакостного Арчи Хиггинса и дюжину других репортеров, забрасывавших старика вопросами... и оставивших его в полном забвении в ту же секунду, как только заметили Коннора.

– Что вы думаете по этому поводу, конгрессмен? – прокричал один, подбегая к ним.

– Какие у вас ощущения? – интересовался второй, прорываясь поближе.

– Ощущения по поводу чего? – спросил Коннор, притягивая к себе Беатрис, чтобы защитить ее.

– Эй, вы все, молчите! – завопил старик. – Я сам должен ему сказать!

Коннор посмотрел поверх голов газетчиков туда, где сквозь толпу пробирался его дед.

– В чем дело? – спросил Коннор, пока тот переводил дыхание. – Что случилось?

– Ты победил! – выдохнул Херст, предъявляя газету как доказательство. – Посмотри сам. Ты победил!

– Правда?

Коннор выхватил у него газету и развернул ее, раскрыв многочисленные заголовки, кричащие, что ему удалось выиграть благодаря буквально горстке голосов. «Таммани Холл» была в ярости, обвиняя его во всех известных злодеяниях и требуя пересчета голосов.

– Как это, черт побери, получилось?

– Вот он! Эй, господин! – послышался знакомый голос с другой стороны улицы. К ним спешили Диппер и Шоти, а позади колыхала юбками кузина Диппера, Мэри Кейт. – Вы уже слышали? Вы победили!

Коннор, не веря, покачал головой.

– Только что услышал! Не могу представить, как это могло случиться.

– Это все ваши помощницы, конгрессмен. – Мэри Кейт приблизилась фланирующей походкой и стала рядом, выпрямив спину и расправив плечи так, чтобы ни один дюйм ее выдающегося бюста не остался без внимания окружающих. – Просто некоторые из нас знают, как раздобыть голоса.

Коннор уставился в ее блестящие глаза, потом перевел взгляд на Беатрис, которая прикусила губу, но так и не смогла удержаться от улыбки.

Карандаши репортеров повисли в воздухе, готовясь записать каждое его слово. Коннор с удивленной улыбкой посмотрел на Беатрис.

– Если я действительно победил... а я подожду, пока не появятся все результаты, чтобы быть уверенным до конца... тогда я рад, что люди оказали мне такое доверие. И я сделаю все, чтобы доказать, как высоко ценю предоставленную мне возможность служить им.

Очевидно, жизненный поток увлекал их в Вашингтон. Вместе. Глаза Беатрис сияли, но Коннор слишком хорошо помнил, как опасно решать за нее.

– И я хочу сказать еще одно. – Он обернулся к ней и взял обе ее руки. – Беатрис фон Фюрстенберг, ты самая непредсказуемая, упрямая, смелая, скандальная и самая опасная особа из всех, кого я когда-либо встречал. Я не буду иметь ни минуты покоя, пока ты не согласишься выйти за меня замуж.

Беатрис изумленно рассмеялась.

– Ты не шутишь?

– Конечно, нет.

– Ну... – Ее глаза сверкнули. – Думаю, меня можно уговорить.

Эпилог

Нью-Йорк

Наши дни

– Ты уверена, что это где-то здесь, бабушка?

Кортни Барроу отмахнулась от облака пыли и подняла выцветший абажур, который нечаянно смахнула на пол чердака. Потом она уперла руки в бока и обвела взглядом домашнюю рухлядь, скопившуюся за время жизни шести поколений.

– Я бы никогда не стала спрашивать, если бы знала, что это причинит столько беспокойства.

– Какого беспокойства? – Коллин улыбнулась внучке и убрала с влажного лба прядь седеющих волос. – Я уверена, что видела это в прошлом году, когда мы выносили вещи из свободной спальни. И куда же мы убрали... а... вон туда. – Она указала на груду ящиков, корзин и бочонков, задвинутых под карниз.