Upheaval of the Medieval (СИ)

— Вы были так долго, — сонно пробормотал мальчишка.

— Неправда, — тихо ответил Чонгук.

— Я ждал.

Тэхён распахнул глаза и перевернулся на спину, хватаясь своей ручкой за широкую ладонь короля.

— Я знаю, Тэхён, — прошептал Чонгук, ложась подле него. Ему так надоело убегать. Он позволил мальчишке обвить себя всеми конечностями, положил руку на его плечо, именно туда, где красовалась его метка.

Он дома.

========== I will always love you ==========

I can’t help but love you

Even though I try not to

I can’t help but want you

I know that I’d die without you

У Тэхёна было чувство постоянного дежавю. Ложе короля, Его Величество под боком, переплетённые конечности, недосказанность и нежные поцелуи в щёку. Чонгук позволял целовать себя, но больше не прикасался к губам мальчишки своими, не переступал вновь проведённую черту, за которую уже однажды шагнул. Он позволял Тэхёну, словно плющу, крепко обвиваться вокруг себя, утыкаться носиком в яремную ямку, и это казалось более интимным, чем должно бы. Поджилки каждый раз тряслись, а сердце предательски ухало вниз, заставляя Чонгука лежать полночи без сна, наблюдать за чужой вздымающейся грудью, соблазнительными губами и едва подрагивающими ресницами. Картина, достойная кистей самого лучшего художника. Но никто никогда не увидит Тэхёна таким, а Чонгука переполняла ревность, когда он думал об этом. Он сам себе не мог объяснить, почему ему крышу сносит, почему он позволяет безродному мальчику греть свою постель, почему ему хочется бережно носить Тэхёна на руках, одевать в шелка и не позволять другим даже взор поднимать на это маленькое, удивительное божество. Он стал причиной бессилия. Бессилия короля Ким Чонгука. Вот так: тихо и медленно закрался в сердце и в его жизнь, заставляя забыть обо всём на свете. Чонгук больше не мог отрицать.

Одно оставалось неизменным — на смятых простынях Тэхён просыпался в полном одиночестве. Чонгук уходил с восходом солнца, заставляя Тэ чувствовать обиду и непонимание. Он бы хотел, чтобы его истинный не пренебрегал им, но пока что тот делал вид, что он — каменная стена, которой на Тэхёна плевать. А мальчишка продолжал долбить её, по одному вытаскивать кирпичики и заполнять их собой. Тэ ловил каждое движение короля, боготворил его, был готов даже упасть пред ним на колени, но Чонгук так открыто показывал, что ему это не нужно, что Тэхён не спешил навязываться со своей мнимой любовью. Он слушал, как король дышал во сне: размеренно и тихонечко. Его сон был слишком чутким. Когда Тэ просыпался, чтобы посмотреть на Чонгука в свете свечей, тот всегда ворочался и неосознанно жался ближе в надежде найти чуточку тепла. И Тэ отдавал всё своё тепло, грел и обнимал короля, чувствуя его незащищённость и потребность тоже быть любимым. Каким бы сильным он ни казался, Тэхён чувствовал его слабость.

Проснувшись, Тэхён снова вдыхал запах Чонгука, что остался на простынях. Самого короля как обычно не было. Опять ушёл ни свет, ни заря. Мальчишка быстро оделся и подумывал направиться в лекарскую, но что-то тянуло его к Чонгуку, в воздухе пахло надвигающейся опасностью, сердце от чего-то болело. Он поспешил к выходу, уже привычно кивая стражникам. Направился к тронному залу, надеясь застать там Чонгука, убедиться, что всё в порядке. Но там кроме парочки слуг никого не было. Тэхён не хотел спрашивать у них, где Его Величество, так как по дворцу и так ходили слухи о нём и Киме. Он направился дальше по коридору, заходя во все залы, но его нигде не было. Громкие крики, раздавшиеся в коридору, ведущему к покоям главного советника, заставили его повернуться и побежать в ту сторону. И он было постучал, чтобы попросить разрешения войти, когда слишком громкий, знакомый голос заставил его застыть на месте.

— Мои люди убрали главную фаворитку Чона, а сегодня ты убьёшь и самого Хосока, чего тебе ещё надо, Юнги? — строгий, холодный голос советника заставил Тэ прикусить губу.

— Ты не понимаешь? — другой голос, видимо, того самого Юнги, зарычал в ответ. — Я не могу так, наши руки по локти в крови, тебе нужно избавиться от Чонгука. Если он узнает, что это с твоей лёгкой руки его любимый Чимин подох, словно безродная псина — мы мертвецы.

— Не бойся, он не тронет тебя, только я виновен в смерти Чимина, — голос Сокджина резал плотный воздух. — Сегодня в полдень, на казни Хосока Чонгук умрёт вместе со своим врагом. Постарайся, чтобы твоя рука не дрогнула, Юнги, убей Чона. А о Киме я позабочусь.

Тэхён отшатнулся, понимая, что он услышал то, что не было предназначено для его ушей. Он попятился, но увидел, как двери распахнулись, а в них показалось удивлённое лицо Сокджина. Тэхён развернулся и ринулся прочь.

— Стой, — закричал ему вслед советник.

Но Тэ не слышал, он бежал изо всех сил, слыша биение собственного сердца. Найти Чонгука казалось необходимостью, смыслом всего существования, первостепенной задачей. Он перебирал ногами как можно быстрее, напрягаясь, пытаясь понять, где искать, с чего начинать. Если на полдень назначена казнь Чон Хосока, то где может быть Чонгук? Тэ хотелось выть от того, что он даже представить не мог, куда ему бежать, но ноги несли его вперёд. Лекарская. Джунхён поможет. Он понёсся туда, а по пятам следовали демоны, обещавшие сожрать, если остановится.

— Господин, — Тэ ворвался в лекарскую без разрешения, понимая, что за это ему может влететь.

— Что случилось, Тэ? — Джунхён обеспокоенно уставился на мальчика и отложил в сторону бумаги. Он сидел за столом — читал.

— Господин, там советник, он хочет убить Его Величество, пожалуйста, помогите мне найти короля, нужно предупредить его, в полдень, — бессвязный поток слов заставил лекаря нахмуриться. Но, как только понял о чём говорил Тэ, тут же улыбнулся и встал из-за стола, подходя к мальчишке. — Он убил господина Чимина, он виновен…

— Тише, Тэхён, — лекарь положил свои руки на плечи мальчишки, — как ты думаешь, в тот день мы действительно ввели Чимину противоядие? — его насмешливый голос заставил Тэхёна покачать головой. Он не верил своим ушам. — Я просто увеличил дозу яда, Тэхён.

Лекарь заодно с советником.

Тэхён резко развернулся, понимая, что этот человек ему ничем не поможет, но вдруг почувствовал удар по голове, перед глазами потемнело, а тело стало таким тяжёлым, что устоять на ногах казалось непостижимой задачей.

— Прости, — последнее, что услышал, перед тем, как темнота накрыла его.

— Чонгук…

***

Юнги сжимал пальцами траву, сидя возле маленькой могилки. Он оставил Джина самого разбираться с недоразумением в виде Тэхёна, а сам направился туда, куда хотел пойти ещё с самого прибытия в замок. Могила Чонина была убрана, что было достаточно странно. Он положил на мягкую землю две тёмно-красные розы и сел на холодную землю. Он пришёл, чтобы сказать, что выполнил половину обещания — при помощи Джина он убрал Соа, и только теперь осознал, что стал причиной столь жестокой смерти. Он действительно ожидал удушья или отравления, но Джин распорядился сделать Соа максимально больно. Юнги не врал, когда говорил, что ему жаль, но долг и обещание, которое он дал самому себе вели его вперёд, заставляли забывать обо всех принципах. Месть заставляла его дышать, не прогнуться под Хосоком, не стать тенью себя прежнего. Жалел ли Мин? Будучи падшим принцем, старшим сыном короля Мина, он носил позорное клеймо наместника чужого короля. Ему не о чём жалеть, он даже не позволял себе думать об этом, потому что верил в свои действия. Другой вопрос: что у него останется после того, как он выполнит своё обещание? В его руках, по договору с Сокджином, будет половина королевства Чона вместе со столицей, королевство Мин и торговые договоры с королевством Ким. Нужно ли ему это? Он верил, что очень.

Юнги провёл пальцами по траве, которая ещё не засохла, и наклонил голову, чувствуя, как спёрло грудь. Он не мог себя заставить вернуться во дворец, не хотел идти на главную площадь, где должен был самолично, своими же руками лишить жизни того, чью метку носил. Хосок заслужил. Юнги повторял это себе миллион раз, но руки дрожали, а сердце пропускало удары. Если бы ещё хоть раз поцеловать его, провести ладонями по его груди… Взамен — нужно отрубить ему голову, проткнуть сердце, порубить на маленькие кусочки, чтобы он не собрался вновь, не восстал из пепла.