Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Неб-Амон стиснул в кулак руку, скрытую просторным одеянием, но на бесстрастном лице появилась улыбка.

- Я не сержусь. Ступай, ты останешься у меня.

Слуга, плача от благодарности, припал к ногам великого ясновидца и поцеловал край его одежды. Потом встал и, пятясь, покинул зал.

Неб-Амон задумался, склонив голову на руку и не замечая даже встревоженной жены. Кто этот жрец, и куда и почему он сбежал? Он это непременно выяснит.

***

Несколько дней Хепри провел со своей женой в уединении. Казалось, ему ничего больше не нужно – только любить ее и восхищаться, и удивляться тому, что наконец ею завладел. Тамит была снисходительно-покорна, не более… спокойна… но Хепри был совершенно счастлив. Он готов был дарить и дарить свою любовь.

Молодой человек целовал алые губы, ласкал желанное оливково-смуглое тело, перебирал черные волосы и был счастлив уже тем, что может это делать. Как будто он дослужился… поднялся до жреца самой прекрасной и недоступной богини на свете, и обладание ею – лучшее, чего он может желать. Тамит казалось, что кто-то закрыл этому юноше глаза и он не видит, кто с ним на самом деле.

Дорогая коптосская служанка по приказу молодого господина готовила для них лучшие блюда, какие только умела, из самого дорогого мяса, птицы, фруктов, с приправами, какие завозили в Та Кемет издалека. Хепри приглашал музыкантов, как делают только самые знатные господа, и они ужинали в саду под звуки арфы и флейты, как будто и в самом деле были знатными господами. Один раз молодой человек пригласил танцовщицу, чтобы она развлекла их, но и он, и Тамит почувствовали неловкость от ее сладострастной пляски и ее неуместность.

То, что в богатых домах само собою разумелось, здесь казалось скверной игрой. И играли прежде всего хозяева – как дети, изображающие царя и царицу и укравшие для этого настоящее золото. Но такая игра прекратится не поркой, а их смертью…

Тамит казалось, что ее уносит река, а берег уплыл уже далеко.

Она только в первые дни больше с изумлением, чем с удовольствием пробовала господские блюда и ходила по господскому дому. Потом ею завладело ощущение, что она воровка и самозванка, ощущение надвигающейся расплаты.

Один раз она снова приступила к мужу, требуя рассказать, что он сделал.

Хепри улыбнулся и поцеловал ее.

- Не бойся.

- Я не боюсь! – рявкнула Тамит, выведенная из терпения. – Я требую рассказать то, что ты от меня скрываешь!

И тут юноша наотмашь хлестнул ее по щеке.

Тамит в ужасе и изумлении села на землю, держась за саднящую щеку, потом показала мужу ладонь, словно на ней была кровь. Крови не было.

Хепри побледнел словно от раскаяния, но лицо оставалось злым.

Тамит хотела встать на ноги, но тут молодой муж упал рядом с ней на колени и зло, жарко прошептал ей в лицо, схватив ее за запястья:

- Слуги могли услышать. Не говори больше так и не кричи об этом – ты погубишь нас, понимаешь?

Вся ярость на него улетучилась, на ее место пришел огромный страх.

- Что ты натворил? – прошептала Тамит. – Что?

Хепри обнял ее, прижавшись гладко выбритым виском к ее щеке. Стал покачивать ее.

- Прости, - прошептал он. – Прости, пусть у меня отсохнет рука, если я еще раз ударю тебя… Ты не знаешь, как я тебя люблю…

Тамит заплакала – громко, судорожно, так что плечи и спина стали сотрясаться. Муж прижал ее к себе еще крепче, но мог успокоить ее не больше, чем ветер, перебиравший ее волосы.

- Я никому не дам тебя в обиду, - прошептал Хепри и поцеловал ее в лоб.

Он поднял ее с земли, и Тамит поняла, что он больше ничего не скажет. Боится слуг… власти… а может, и ее тоже боится?

Вечером Хепри отдал какой-то приказ их новой коптосской домашней служанке – Тамит видела, но не слышала его слов. Служанка коротко поклонилась и ушла. Тамит успела увидеть, как женщина принимает у ее мужа деньги.

Тамит спросила мужа, что это значит, но он прижал палец к губам и сказал, что хочет порадовать ее.

Служанка вернулась, и не одна – с нею был мужчина в дорогом коротком парике и аккуратной белой юбке, который нес под мышкой несколько свертков драгоценнейших тканей, один – почти прозрачная зеленая материя, вышитая золотом и серебром. Портной с улыбкой сложил эти свертки к ногам госпожи, а Тамит даже отодвинулась, чтобы ненароком не наступить на такие сокровища.

- Что из этого ты продашь? – прошептала женщина, горящими глазами глядя на свертки. Нечерхет покупал ей хорошие платья, но надеть такие ткани… она даже не мечтала…

- Это все твое, прекрасная госпожа, - с улыбкой ответил портной. – Прошу тебя, встань, я обмерю тебя. Из этой материи я сошью тебе платья и накидки.

Тамит встала, не в силах сказать что-нибудь в ответ. Такой голубой и алый лен, такую прозрачную кисею она видела только на царевнах во время больших праздников.

Портной ушел, а Тамит осталась стоять, ошеломленно глядя перед собой. К ней подошел улыбающийся муж, но даже ему Тамит оказалась способна ответить только потрясенным взглядом.

- Откуда у тебя такие?.. – прошептала она и осеклась, увидев предостерегающее движение его руки.

Тамит почувствовала прикосновение холодного тяжелого металла к своей шее и уже как должное ощупала золотое ожерелье с лазуритом.

- Божественный камень*, - прошептал Хепри, и его лицо озарила блаженно-безумная улыбка. – Божественный, как ты…

Он прикоснулся к ее уху, и Тамит послушно убрала волосы, позволяя ему вдеть серьги, оттянувшие ей мочки. Уши и шея онемели от этого убора.

Не свое. Незаслуженное.

Хепри обнял ее за талию и повел в обеденный зал.

Их накормили сегодня так же изысканно, как и раньше. Тамит смотрела на мужа, который больше любовался ею, чем ел, и ей показалось, что она купается в меду. Она получила все, слишком много всего и сразу… так, что от этого только больно. А самое главное – все это ей не принадлежит и должно быть отнято.

А она – казнена как сообщница преступника.

На другое утро Тамит проснулась в постели одна. Это повергло ее в такое недоумение и страх, что она даже не вставала, пока не вошла ее служанка. Тамит почти полюбила это существо – единственное, что у нее осталось настоящего.

- Где мой муж? – спросила Тамит.

Служанка покачала головой.

- Я не знаю, госпожа, господин ушел рано утром и не сказал куда.

Тамит упала в постель и закрыла лицо руками.

Хепри вернулся вечером – очень довольный. Жена, похудевшая за день от волнения, чуть не набросилась на него с упреками, но он рассмеялся и сказал, что боги были милостивы. Он занял место старшего писца в Доме жизни.

- Меня проверили, - с улыбкой сказал молодой человек. – Сначала посмотрели на мои гладкие руки и золото на моих запястьях и одежде…

Он сухо рассмеялся.

- Потом я показал, как ловко я пишу и считаю, и меня сразу же взяли старшим писцом, госпожа. Если бы я показал свое искусство, придя одетый как бедняк, меня бы взяли только младшим писцом при младшем писце этого места.

Тамит увидела, как зло сверкают глаза бывшего слуги Амона. Как она понимала эту ярость, и как разделяла ее…

Он вдруг придвинулся к ней и прошептал на ухо:

- Я дал начальнику кольцо золота.

Теперь рассмеялись оба.

После этого Хепри стал уходить на целый день. Тамит могла бы быть спокойна, зная, куда он отлучается – если бы она могла быть спокойна.

***

После нескольких дней наблюдений и расспросов верховный жрец твердо уверился в том, который из слуг Амона сбежал со служанкой Тамит.

Хепри, один из лучших жрецов, которого Неб-Амон намеревался в скором времени повысить в должности. Поставить его на место одного из тех, кто был недостоин своего поста - таких жрецов, увы, было много.

Неб-Амон знал, что Хепри покинул храм несколько месяцев назад, и действительно сожалел о его уходе; он, однако, допускал, что талантливый молодой человек нашел себе хорошее место, может быть, даже место писца. Но теперь великий ясновидец не сомневался, что за его уходом кроется преступление. Он бежал – невиновные не бегут. А если он сбежал с Тамит, значит, стал любовником этой служанки и, вероятно, сделался преступником именно из-за нее…