Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Нет, совершенно другой.

Тамит встала.

- Ты кого-то убил? – прошептала она, уже уверенная, что это так.

- Нет, - ни на миг не замешкавшись, ответил Хепри.

Тамит вздохнула, еще не смея разрешить себе успокоиться.

- Ограбил?

- Нет, - так же быстро ответил жрец. Он сильно покраснел, но Тамит не сомневалась, что Хепри не солгал ни разу – значит, было что-то другое… Другое преступление…

Женщина вздохнула, вся дрожа от напряжения – она даже не думала осуждать Хепри, но она предчувствовала, что за переменами в нем кроется что-то такое, о чем ей лучше не знать.

Тамит обняла молодого человека, чувствуя, что и он весь дрожит. Хепри тут же стиснул ее в объятиях, горячо дыша ей в щеку; молодые влюбленные сейчас были как одно – трепет, возбуждение, предвкушение… Это была не любовь, а общность, союз против могущественных сил, стоявших над ними.

Тамит горячо поцеловала любовника, и он пылко и властно ответил на поцелуй. Она чувствовала, как его губы впиваются в ее тело, руки жадно сжимают груди, ягодицы, проникают между ног, словно стремясь овладеть ею сразу, полностью. Тамит вскрикнула от страсти и испуга, не узнавая этого человека; он поднял ее на руки, словно без усилий – хотя был ненамного ее выше и выглядел ничуть не тяжелее и не сильнее. Сейчас он казался отлитым из бронзы. Юноша бросил ее на живот и взял ее; Тамит закричала от изумления, когда ее резко приподняли руки, сомкнувшиеся вокруг ее грудей.

Потом она лежала на боку, неверящими глазами глядя в глаза своему любовнику. Он тоже, казалось, удивлялся себе, и это ее немного успокоило. Тамит прикрыла глаза, чувствуя, что внутри еще содрогается от страсти.

- Что с тобою сделалось? – повторила она вопрос, на который уже боялась услышать ответ.

Вместо этого ответа молодой человек притянул ее к себе и сжал обеими руками, словно свою собственность.

- Я останусь сегодня с тобой, - сказал он, не прося разрешения, а просто утверждая. – И я женюсь на тебе.

Тамит усмехнулась в его руках, чувствуя себя так, точно попала в безумный сон.

- А как же твой храм? Амон?

Хепри засмеялся; его крепкое тело сотрясалось под ее руками, пугая Тамит безмерно. Он погиб, погиб, думала она, он пал ниже меня, ниже Нечерхета, что бы он сейчас ни говорил, и за это его ждет возмездие…

- Амон больше не мой господин, - шепотом ответил жрец. – И храм больше не имеет надо мною власти. Я свободен.

- Как свободен? – спросила Тамит.

Она подняла руку, чтобы ущипнуть себя и проснуться. Тот ли человек перед нею, которого она знала?

Хепри ласково провел рукой по ее щеке, как когда-то она гладила его. Улыбнулся, и она почувствовала почти любовь к нему. Разве можно любить того, кто бессилен?

- Я ушел, моя возлюбленная, - улыбаясь, сказал жрец – бывший жрец. – Нас не связывают там и не держат силой; но те, кто уходит, не имеют дороги назад. И я никогда не вернусь назад. Я больше не слуга бога.

Тамит за этими словами почудилось что-то страшное.

- Заклинаю тебя… скажи, что ты сделал, - прошептала она.

Он прижал ее к себе, наслаждаясь ею.

- Я добыл богатство, - сказал он. – Я знаю теперь, что многое можно получить за золото, даже почтение, хотя раньше я думал иначе. Тот, кто богат, может стать и знатным.

- Как ты добыл свои деньги? – шепотом спросила испуганная женщина. – Где ты держишь их?

- У друга, - ответил Хепри. – А как добыл – это опасный путь, госпожа, и такие слова не годятся для твоих возлюбленных ушей…

Он нежно сжал губами мочку ее уха. Это Тамит научила его таким утонченным ласкам, но сейчас не знала, радоваться ли этому – до чего дошел развращенный ею мальчик?

- Обними меня крепче, - попросила она, и Хепри с готовностью послушался. Они утешали друг друга, пока могли. Потом объятия перешли в страсть, а потом счастливый любовник заснул, забросив руку на ее талию, словно даже во сне охраняя награду, которой добился великой ценой.

На другое утро служанка, как обычно, без приглашения вошла в комнату госпожи; она вытаращила глаза и уронила в таз с водой тряпку, которой собиралась мыть.

- Прости, госпожа… - пролепетала девушка, пятясь.

- Не бойся, - почти весело сказала Тамит и засмеялась. – Этот человек больше не жрец Амона, и никто не покарает ни тебя, ни его за то, что он здесь…

Дверь уже захлопнулась. Тамит поцеловала все же смутившегося Хепри.

- Вставай, господин, - сказала она. – Что ты теперь будешь делать?

Он встал и обернулся простыней. Только потом повернулся к ней.

- Сейчас я пойду к моему другу, - сказал молодой человек. – Он поможет мне нанять барку, и мы уедем в Коптос*. Там купим дом, и я займу должность – может быть, сделаюсь писцом в Доме жизни*… Пока…

Тамит испугало это “пока”.

- Ты думаешь, что я поеду с тобой? – спросила она.

Хепри резко приблизился к ней, потом подхватил под локти и поднял с постели. Поцеловал ее и крепко обнял.

- Поедешь, потому что ты – моя жизнь… - прошептал он. – Ты мой дух… Я тебя не отпущу…

“Его дух – я, потому что свой дух он погубил”.

- Я не могу собраться так скоро, - сказала Тамит, думая, что, может быть, еще можно как-нибудь отказаться от отъезда. Она не хотела попадать в зависимость от оказавшегося таким страстным и непредсказуемым человека.

- Я подожду сколько нужно, - ответил Хепри. – Но я не оставлю тебя. Ты теперь моя, я тебя заслужил.

Тамит увидела блеск в его глазах и промолчала.

С одержимыми не спорят.

Хепри быстро собрался и ушел, а Тамит подумала, что он может и не вернуться. Не по своей воле.

Но молодой человек вернулся. Снова радостно обнял ее, покрыл поцелуями и сказал, что барка будет готова к отъезду сегодня вечером. Сказал, что требуется собраться к этому времени.

- А как же мои слуги? – спросила Тамит, не успевавшая оправляться от сыпавшихся ударов. – Их мы тоже возьмем?

Хепри пожал плечами.

- Они не рабы – они не поедут, - сказал он. – Отпусти их, госпожа. Заплати сколько следует, и пусть идут в другие дома… Или остаются здесь…

- У меня не хватит денег рассчитать сразу всех, - сказала Тамит, уже предчувствуя, что он ответит.

- Я дам сколько нужно.

Тамит в страхе покачала головой и убежала выполнять распоряжения. К счастью, ее слуги не привыкли открывать рот и жаловаться, а также задавать вопросы. Ее две служанки, личная и кухонная, помогли ей собрать вещи – это заняло около часа, а Хепри все это время ждал, не двигаясь с места и не смущаясь суетой вокруг.

Как новоиспеченный господин.

А потом Тамит, сама такого от себя не ожидая, обняла за шею свою бедную служанку и стала просить поехать с ней – просить как своего единственного друга…

Девушка заплакала от страха, но согласилась, когда Тамит сказала ей, что они будут хорошо жить. Бедная девушка, как когда-то она сама, не знала, куда идти, если ее рассчитают…

Остальные слуги желания ехать с госпожой не выразили.

Тамит подумала, что это даже и лучше – чем меньше она возьмет с собой из прежней жизни, тем меньше вероятность, что ее опознают в новой.

Вечером, когда стемнело и люди рассеялись по домам – и меньше была опасность столкнуться со знакомыми – Тамит, взвалив на себя узлы с платьями, украшениями и утварью, покинула свой дом навсегда. Замыкала шествие служанка, несшая другую половину вещей, а Хепри шел впереди, как ее вождь в будущей жизни. Лампы они не взяли, чтобы не привлекать к себе внимания.

Настоящие преступники.

Тамит чувствовала, что так и есть, хотя Хепри молчал – честным, угодным богам путем добыть в такой короткий срок богатство невозможно. Только если попадется какой-нибудь благодетель вроде госпожи Ка-Нейт. Но таких, как Ка-Нейт, очень мало.

В темноте они приблизились к пристани, и Тамит увидела огни укрепленных на лодке факелов, отраженные в воде.

- Здравствуй, господин, - сказал Хепри сбежавший на пристань какой-то очень смуглый и худой человек средних лет в одной набедренной повязке, но зато с очень дорогим ожерельем на шее. Он взглянул на испуганно отступившую Тамит и улыбнулся, отчего на лице проступило множество морщинок. Странному человеку оказалось никак не меньше пятидесяти лет, но было видно, что он очень здоров и крепок. Разделенные пробором и перевязанные золотой лентой темные вьющиеся волосы не были тронуты сединой, а голубые глаза – чужая кровь, вздрогнув, подумала Тамит – были ярки, как у юноши.