Любовная капитуляция

Кэтрин необходимо было уехать раньше, чем проснется Донован; ей хотелось побыть в своем старом доме одной хотя бы немного, а затем уже начать жизнь в отдалении от Донована, разъезжая по всей Шотландии и навещая бесчисленных родственников.

К тому времени, когда Энн собралась, нервы Кэтрин были на пределе. Слуги и конюхи внизу в безмолвном изумлении взирали на двух юных леди, поднявшихся чуть свет и собирающихся отправиться неизвестно куда, да еще без сопровождения.

Какое-то время сестры скакали молча. Энн видела, что Кэтрин в смятении, но не считала себя вправе спрашивать о чем-то, а тем более давать советы. Та всегда играла в семье главную скрипку, держала в руках все нити управления домом, и Энн не сомневалась, что и на этот раз сестра найдет единственно правильный выход из положения.

Энн давно перестала сомневаться в любви Кэтрин к мужу; только упрямство оставалось той преградой, которую леди Мак-Адам оставалось преодолеть на пути к душевному миру и счастью. Разумеется, Энн не могла судить с той же уверенностью о чувствах и настроениях лорда Мак-Адама, но и он, как ей казалось, всего лишь не хотел или не умел выразить в словах то чувство, которое доводило его до крайней степени исступления.

— Кэтрин, ты… ну, в общем, ты собираешься пожить со мной в доме какое-то время?

— Совсем немного.

— Хорошо… — со вздохом облегчения сказала Энн, но облегчения этого хватило ненадолго.

— Потом я собираюсь поехать в Напьер.

— В Напьер? — Энн вздрогнула от удивления. — Но для чего?.. Что ты там собираешься делать?

— Навестить своих кузенов и кузин, — заявила Кэтрин.

— Кузенов… кузин… Что-то никогда ранее они не пробуждали в тебе родственных чувств.

— Я и не собираюсь надолго у них задерживаться.

— Не понимаю.

— А что тут не понять? Я решила на время сделаться путешественницей.

— Не собравшись толком в дорогу, не захватив с собой прислугу, без сопровождающих, без…

— …Без мужа, — закончила Кэтрин. — Да, именно так. Я прихватила с собой деньги и некоторые драгоценности. Для нас полезно будет пожить врозь. Может быть, я смогу отыскать Эрика. Так или иначе, я хочу принадлежать себе, хотя бы на время.

— Кэтрин, ты уверена, что хочешь именно этого? Я ни разу в жизни не видела, чтобы ты от кого-то или от чего-то убегала.

— В моем положении это единственный выход.

— Не думаю, что Донован спокойно проглотит твою выходку.

— Он получит то, чего давно добивается. Наше богатство уже перешло в его руки. Наши земли, наш дом, наши имена и титулы — все его. С него хватит.

— Кэтрин… Почему ты не уведомила Донована о своем отъезде?

— Чтобы дать ему возможность и дальше держать меня как в тюрьме!

— В тюрьме?! Если возможность поутру разъезжать на лошади без всякого сопровождения ты называешь тюрьмой, то я не знаю… Может быть, тюрьма не вне тебя, а в твоей душе?

— Нет, мой тюремщик — он, — тихо сказала Кэтрин.

— Взгляни попристальнее в свое сердце. Ты сама свой мучитель и тюремщик.

Кэтрин, пораженная, посмотрела на Энн. Сестра за недолгое время стала совсем другим человеком.

— Что ты знаешь о наших отношениях? — бросила она, испугавшись вдруг, что в руках у Энн, не дай Бог, ключ от той двери, в которую она ломится вместо того, чтобы открыть.

— Насильное замужество, когда никто не спрашивает твоего согласия, любовь к кому-то, с кем ты не можешь разделить жизнь. Бояться за него и не знать, где он и что с ним… — В голосе Энн звучал гнев. — Как видишь, кое-что я способна понять хотя бы по своей собственной судьбе, которая, между прочим, гораздо безрадостнее твоей, потому что я, в отличие от тебя, не смогу полюбить своего будущего мужа, как любишь ты, вопреки всем своим словам, Донована Мак-Адама.

На глазах у Кэтрин блеснули слезы, но она лишь стиснула зубы и подняла выше подбородок.

— Но это-то как раз самое страшное, что может быть… — сказала она тихо.

— Как ты можешь…

— Могу, потому что это именно так. Донован считает любовь забавой для дурачков и не желает о ней говорить. Он женился на мне как на племенной кобыле, для того чтобы я плодила наследников. Мы и месяца не прожили, а он уже завел любовницу, Дженни Грэй. Он ее раньше любил и до сих пор ее хочет, и я тут ничего не могу поделать.

— А ты пыталась?

— Не умолять же его?!

— Твоя гордость превращает тебя в величественную дуру, Кэтрин, — раздраженно сказала Энн. — Откуда у тебя уверенность, что он держит любовницу? Я не слышала при дворе ничего по этому поводу, а ведь сплетни никого не щадят. Я думаю, ты сама бросаешь тень на светлый день и видишь черное там, где его нет.

— Я сама наблюдала, как они возвращались с поездки, и надо было видеть, какой потрепанный вид был у Дженни.

— А что он сказал?

— Что он скажет… Мальчишеские объяснения, что он подобрал ее на дороге после того, как она упала с лошади. Но вид у нее был такой довольный, такой… Ну, я и устроила этот фокус с ее вселением в наши покои.

— Боже, Кэтрин… какой бред! А ты не допускаешь, что он сказал тебе правду? А леди Грэй, как женщина умная и пронырливая, моментально воспользовалась твоей глупостью.

— Он… он с того дня не раз виделся с ней. Да и до того была ночь, когда он не объявился дома!

Голос у Кэтрин сорвался от волнения и злости.

Энн чуть улыбнулась:

— Да ты ревнуешь, — сказала она негромко. — Ревнуешь и из упрямства изводишь себя и предмет своей любви.

— Я его не желаю… И не желала.

— А я всегда считала, что мы с тобой всегда говорим начистоту.

Только тут Энн заметила слезу, покатившуюся по щеке Кэтрин.

— Что толку ото всего этого, Энн? Донован обо всем сказал ясно и недвусмысленно. Он меня не любит, не будет любить и считал, и считает любовь девушки ловушкой для слабоумных. Как можно жить с человеком, если ты ему постоянно отдаешь себя всю, а в ответ ничего не получаешь!

— Кэтрин, не позволяй гордыне ломать твою жизнь. Поговори с ним!

— Это не гордыня, а понимание порядка вещей. Я буду лучше к нему относиться, если наши пути разойдутся. Он будет иметь все, что желает, найдет счастье со своей любовницей…

— …Пока ты будешь изводить себя в одиночку. Забавно. Я думала, ты смелее. Жаль, выходит, я ошибалась.

— Нечестный прием, Энн.

— Я впервые вижу, как женщина готова уступить любовнице мужа, которого любит, чтобы уйти неизвестно куда и ругать свою судьбу и своего бесчувственного супруга.

— Да, я люблю его, но я должна научиться жить без него, ибо он не отвечает на мое чувство. Энн, пожалуйста, пойми меня!

Никогда Энн не доводилось видеть Кэтрин такой расстроенной и уязвимой, и она почувствовала жалость к сестре.

— Ну, конечно, я понимаю, — сказала она тихо, раздумывая над мыслью, не стоит ли ей самой встретиться с Донованом и поговорить по душам о его отношениях с Кэтрин.

До дома оставалось рукой подать, но они, упоенные чувством свободы и возможностью без свидетелей поговорить, свернули в сторону, на опушке маленькой рощицы привязали лошадей и опустились на благоухающий зеленый луг. Им не пришло в голову, что их незаметно преследуют всадники, следившие за сестрами, как только те покинули замок…

Молодые женщины смеялись над какой-то своей детской проделкой, когда их прервал приторно-веселый голос:

— Как это мило — поймать двух птичек в одни силки.

Кэтрин и Энн вскочили на ноги.

— Лорд Флеминг? Лорд Дуглас? Вы, однако, тоже стали любителями утренних прогулок? — Кэтрин старалась говорить небрежно, но что-то в глазах двух мужчин, в их посадке подсказало ей, что они объявились здесь не с добрыми намерениями. — Энн, нам лучше уехать.

— А я думаю иначе, леди Кэтрин, — ласково заявил Флеминг. — Если же ехать, то не туда, куда вы собрались!

Сестры увидели, что двое воинов встали между ними и их лошадьми, которых уже держали под уздцы другие два вооруженных слуги лорда Дугласа. Выхода не оставалось. На лице Флеминга появилась ухмылка: он направился к Кэтрин, а Дуглас — к Энн.