Незримый гений (СИ)

Поскольку Брилл молчала, он осмелился бросить взгляд в ее сторону. Но вместо гнева увидел скорее смущение.

— Погоди, о чем ты говоришь? — наконец поинтересовалась она; между ее белоснежными бровями пролегла забавная маленькая складка, означающая беспокойство.

— Про причину, по которой ты ведешь себя так странно. Потому что ты злишься на меня, — пояснил Эрик и сжал челюсти, пытаясь совладать со стучащими зубами. — А что? О чем, ты думала, мы говорим?

Быстро тряхнув головой и отмахнувшись от его вопроса, Брилл нервно улыбнулась.

— О, ни о чем, — пожав плечами, сказала она и, приблизившись к краю кровати, потянула пуховое одеяло, чтобы разгладить складки. — Что еще ты хотел сказать?

— Я знаю, почему ты сердишься на меня.

Подняв взгляд от одеял, которые она подтыкала вокруг его ног, Брилл чуть склонила голову набок, иронически подняв брови:

— Прости?

— Ты собираешься дать мне во всем сознаться или нет? — с яростью спросил Эрик. — Отлично! Самое время для тебя узнать, кто я на самом деле!

Обогнув угол кровати, чтобы встать рядом с ним, Брилл сложила руки на груди.

— Эрик, ты себя хорошо чувствуешь? О чем ты болтаешь?

— Ты избегала меня с того момента, как мы вошли в дом, потому что злишься на меня, что я не начал действовать раньше. Я должен был немедленно бежать туда, как ты, но я стоял на берегу и ничего не делал.

С отвисшей челюстью уставившись на Эрика, Брилл несколько секунд потрясенно молчала. Встряхнувшись и прогнав из глаз смущение, она повернулась и подтащила ближайшее крылатое кресло поближе к краю кровати. Сев, она подалась вперед и накрыла своей рукой его лежавшую на матрасе руку.

— Эрик, я не сержусь на тебя.

Выдернув руку, тот натянул одеяла повыше на грудь, словно защищаясь от ее мягкого взгляда.

— А стоило бы! — упрекнул он. — Ты должна быть в ярости, потому что ты так долго была столь добра ко мне, а когда пришло время мне совершить что-то во благо этой семьи, я потерпел неудачу.

— О чем ты говоришь! Ты не потерпел неудачу. Ты спас жизнь Арии. Благодаря тебе она отдыхает в соседней комнате, вместо того чтобы ожидать погребения. Как я могу сердиться на тебя, Эрик? Ты спас мне жизнь, когда вытащил ее из воды.

Повернув голову, чтобы посмотреть Брилл в лицо, Эрик позволил глазам вспыхнуть отвращением к самому себе, которое, скользя, как масло, каталось внутри его живота.

— Хотя не собирался. Сначала я обрадовался, что ты выскочила на лед, а значит, мне этого делать не нужно. Так что я не собирался рисковать своей шеей, чтобы спасти кого-то.

— Эрик, перестань… — начала Брилл; ее глаза умоляли Эрика прекратить говорить те ужасные вещи, которые он намеревался сказать.

— Нет, ты должна выслушать это. Я не могу больше обманывать тебя. — Откинувшись в кресле и защитным жестом скрестив руки на груди, Брилл настороженно разглядывала его. Эрик продолжил: — Всю свою жизнь я жил только для себя одного. Я очень рано выучил, что нельзя полагаться на других: ни на семью, ни на любимых, ни на кого. Основываясь на этом, я рассматривал людей лишь с позиции того, чем они могут быть мне полезны. — Он сделал паузу, рискуя дать Брилл вставить слово и втайне надеясь, что эти прекрасные дымчатые глаза не отвернутся от него с отвращением. — Даже когда я стал кое о ком заботиться, то делал это в первую очередь лишь из-за того, что она могла сделать для моей музыки. Поэтому неудивительно, что именно так я рассматривал и тебя — как ты могла бы способствовать моей выгоде. Удивительным оказалось то, что по прошествии времени я начал видеть эту семью как людей, а не как средства для достижения цели. Прежде это случалось крайне редко. — Когда Брилл открыла рот, чтобы прервать его, Эрик лишь отмахнулся. — Но, даже несмотря на это, когда Ария была в опасности, я услышал этот чертов голос у себя в голове, говорящий, чтобы я задержался, позволил кому-то другому взять контроль над ситуацией. И, несмотря на твою доброту, я все еще ставил собственную безопасность превыше безопасности остальных. В этом отличие между мною и тобой. Ты постоянно думаешь о других, в то время как я постоянно думаю только о себе. — Подняв руку, чтобы прикрыть защипавшие глаза, Эрик на миг остановился. — Я не должен был мешкать. Я должен был тотчас бежать туда, — прорычал он.

Брилл со вздохом вновь подалась вперед, отчего кресло протестующе заскрипело. Эрик вздрогнул, ожидая ее ответа, в глубине души зная, что это конец их дружбе, что, скорее всего, она даже попросит его уйти. От этого ему стало тошно.

— Суровая жизнь создает суровых людей, — пробормотала Брилл, и ее глаза, по-прежнему неотрывно глядящие на него, затуманила боль, — а твоя жизнь, наверное, была ужасно тяжелой.

Поскольку Брилл не продолжила, Эрику оставалось только потрясенно смотреть на нее. Где осуждение, которое — в чем он был так уверен — должно бы скрываться в ее голосе?

— Что с тобой? Я только что сказал тебе, что…

— Что? Что ты человек? Что тебе совестно, потому что ты не выбежал на лед первым? Ты пытаешься убедить меня, что ты ужасная личность, но я просто тебе не верю. Возможно, в прошлом это и было правдой. Возможно, ты был тем человеком, каким себя описываешь, потому что тебе приходилось быть таким, чтобы выжить. Но я узнала совсем другого человека.

— Брилл…

— Нет, теперь ты меня послушай, — резко приказала она. — Когда подоспел Коннер с веревкой, ты сказал ему сначала вытащить Арию. Когда ты провалился под лед, то вместо того чтобы вытаскивать себя, ты отталкивал мою дочь подальше от края. Как может плохой человек совершать такие хорошие поступки? Возможно, у тебя возникли какие-то спорные мысли. Возможно, небольшая часть того, кем ты был, все еще в тебе. Но я не буду осуждать кого-либо только за то, что он подумал. Человека оценивают по его действиям. Как ты можешь не видеть великодушие своих поступков, когда оно столь очевидно для остальных? — Затем, выпрямившись, Брилл расправила подол. Сделав глубокий вдох, она несколько мгновений шарила глазами по комнате, пока вновь не опустила взгляд на Эрика. — Меня беспокоит, что у тебя, по-видимому, сложилось неверное представление, будто я в некотором роде лучше тебя.

— Что значит неверное? Факты есть факты. Я…

— Когда мне было десять, отец жил в Индии. Два года спустя мы отправились туда, где началась революция. — Брилл продолжала тем же холодным, сдержанным голосом, каким прервала его. — Я видела, как сотни людей умирают всеми мыслимыми способами. Дизентерия уносила их дюжинами каждый день. Артиллерийские снаряды отрывали руки, ноги, лица. И все же, несмотря на ужасы войны и мой юный возраст, я ни разу не пролила и слезинки по кому-то из этих людей. — Слегка содрогнувшись, она покатала в руках прицепившуюся к юбке ворсинку. — Я не могла плакать по этим бедным мальчикам. Что за человеком это меня сделало?

— Ты была юна… и вряд ли это то же самое.

— Это не имеет значения. Суть в том, что никто не совершенен. У всех в прошлом есть нечто, чем они не могут гордиться. И у всех есть нечто, с чем они родились, чтобы исправлять любые ошибки, которые они могут совершить, — гений, невидимый для тех, кто им владеет, но очевидный для всех остальных. У тебя просто трудности с признанием свидетельств тех, кто видит твоего гения. — Брилл криво улыбнулась и подалась вперед, чтобы поплотнее укутать Эрика одеялами. — Принести тебе еще одеял?

— Нет, чертова женщина, — проворчал он.

— Что ж, вижу, настроение у тебя поднялось, — надменно парировала Брилл, резко пихнув его руку. — Если ты собираешься продолжать вести себя как животное, я просто уйду. — Встав, она шагнула к двери, но внезапно вздрогнула и остановилась. Доскакав на одной ноге до кресла, она упала на сидение и подняла ногу, чтобы получше разглядеть пятку. — Чуть раньше я порвала все эти проклятые швы. Даже не ощущала этого, пока не вернулась в дом. Испортила любимую пару домашних туфель — они были полны крови, — вздохнула Брилл, медленно стягивая туфлю и устремляя мрачный взгляд на свою пятку.