Единорог и три короны

48

Утром она проснулась в столь же превосходном настроении и, будучи в радостном расположении духа, отправилась поприветствовать Филиппа, возившегося в конюшне со своим конем.

— Я пришла пожелать вам доброго утра, шевалье, — любезно произнесла Камилла, подходя к нему. — Надеюсь, вы прекрасно провели ночь!

Филипп поднял голову, удивленный игривым тоном девушки.

— Гораздо лучше, чем вы можете себе представить, — насмешливо ответил он.

— Это меня и радует! — задорно воскликнула Камилла и тут же убежала, оставив молодого дворянина в полном недоумении.

Четверо офицеров выехали в Монмелиан рано утром. Крепость принадлежала французам, поэтому им пришлось остановиться в ближайшей деревне, именуемой Ла-Молетт; там они рассчитывали переночевать у кого-нибудь из местных жителей. На окраине деревни им указали на большой дом, принадлежавший папаше Люка, самому зажиточному крестьянину в округе. Узнав, что офицеры собираются заплатить звонкой монетой, папаша Люка с радостью согласился их принять; как и большинство его соседей, он боялся пускать на постой солдат, ибо те не только опустошали кладовые и не платили за ночлег, но вдобавок грубо обходились с хозяевами и слугами. Однако, увидев знатных вельмож, готовых к тому же платить вперед, крестьянин рассыпался в любезностях и заявил, что для него большая честь принять в своем доме таких великодушных господ. Впрочем устроиться на ночлег в крестьянском доме оказалось несколько затруднительно: хотя дом был и большой, в нем, гораздо меньше комнат, чем в гостинице. Сыновья папаши Люка уступили свои комнаты трем офицерам, а Камилле было предложено переночевать в комнатушке, занимаемой служанкой.

— Клер! — позвал крестьянин. — Проводи мадемуазель в свою комнату и помоги ей устроиться.

Явившаяся на зов необычайно красивая девушка повела Камиллу в глубь дома. Следуя за служанкой, девушка украдкой наблюдала за ней, пораженная ее изысканными манерами и тонкими чертами лица; у юной крестьяночки были длинные темно-русые волнистые волосы, маленький нос с небольшой горбинкой, четко очерченный рот и удивительные глаза ярко-зеленого цвета, придававшие ей сходство с таинственным и загадочным существом из семейства кошачьих.

— Вот, — произнесла Клер, входя в маленькую клетушку, расположенную прямо над амбаром. — Здесь не слишком просторно и удобно для такой знатной дамы, как вы, зато чисто.

Камилла окинула взглядом комнату. Стены были выбелены известкой; в углу стояла кровать, занимавшая почти треть всей комнаты; напротив кровати — сундук, заменявший в деревнях шкаф, а сверху лежали одеяла и немного одежды; эти вещи служанка тотчас же подхватила и куда-то унесла. В другом углу стоял маленький столик, на нем — тазик, кувшин с отбитым краем и маленькая корзиночка с засушенными цветами. Довершал обстановку плетеный стул.

И хотя комната была обставлена чрезвычайно скромно, тем не менее несколько мелких деталей — розовые занавески на окнах, изящное распятие, две гравюры с изображениями пастухов — делали ее весьма привлекательной. Камилла тут же почувствовала себя очень уютно; но она мгновенно засмущалась: ей показалось, что она вторглась в святилище!

Клер взяла кувшин:

— Наберу вам свежей воды.

— Подожди, я пойду с тобой. Так я сразу узнаю, где находится колодец. — По дороге Камилла спросила девушку: — А где будешь спать сегодня ты, если я займу твою комнату?

— Не беспокойтесь, я найду где переночевать! Господин кюре с удовольствием приютит меня, если я не найду иного места. Ведь это он воспитал меня, в его доме прошло все мое детство.

— Неужели? — спросила Камилла, в полосе ее звучал неподдельный интерес.

Она находила эту девушку необычайно привлекательной; она резко отличалась от большинства девиц, которых ей доводилось встречать в гостиницах. В ней не было никакой вульгарности, никакой угодливости. Улыбка ее была исполнена достоинства, а манеры отличались благородством и простотой.

Они подошли к колодцу, где как раз умывались трое офицеров.

— Черт побери, вот так красотка! — как всегда, не скрывая своих восторгов, воскликнул Готье.

Когда Клер подошла поближе, чтобы набрать воды, Филипп рванулся вперед и, как подобает галантному кавалеру, протянул ей полное ведро; пока девушка наливала воду, он пристально смотрел на нее своими пронзительными черными глазами, пытаясь поймать ответный взор зеленоглазой служанки.

Камилле был знаком этот взгляд завоевателя: мало кто из женщин мог устоять против него! Затем она взглянула на Клер, ожидая обнаружить у нее на лице то восторженное выражение, которое появлялось у всех жертв шевалье, когда тот удостаивал их чести выступить перед ними в роли соблазнителя! Однако, против всяческого ожидания, она не увидела на лице служанки ни восхищения, ни влюбленности; напротив, та тотчас же сурово нахмурилась.

— Благодарю, сударь, сухо ответила она, резко подхватывая свой кувшин.

Камилла была поражена: она впервые видела, как незнакомая ей девушка отвергла ухаживания Филиппа! Она перевела взор на шевалье, желая узнать, как он воспримет такой отказ. Кажется, он и сам растерялся, потерпев столь неожиданное поражение; однако не рассердился. Обернувшись к своим товарищам, он, насмешливо улыбаясь, сокрушенно пожал плечами, словно извиняясь за то, что не сумел завлечь в свои сети хорошенькую служаночку, и с притворным огорчением воскликнул:

— Ах, какая красотка! Но холодна, как ледник!

Камилла устремилась следом за служанкой и, нагнав ее, схватилась за край кувшина, чтобы помочь ей.

Клер стала сопротивляться:

— Оставьте, мадемуазель. Я донесу его сама.

— Не сомневаюсь, однако вдвоем не так тяжело, — настаивала Камилла. Убедившись, что к служанке вернулось ее прежнее хорошее настроение, девушка, окинув ее восхищенным взором, шутливым заговорщическим тоном произнесла: — Знаешь, что ты просто чудо? Мало кто может устоять перед взглядом шевалье д’Амбремона! Откуда у тебя такая твердость характера?

— Я не доверяю слишком красивым господам, — помрачнев, ответила Клер.

— Честно говоря, я тоже. А особенно этому сеньору! — воскликнула Камилла.

Девушки посмотрели друг на друга и улыбнулись. В одну секунду они стали самыми лучшими подругами на свете!

Застилая кровать чистым бельем, Клер объяснила, откуда у нее такое недоверчивое отношение к аристократам, особенно когда те хороши собой; ее мать стала жертвой страсти дворянина. Будучи совсем юной, она влюбилась в одного красавца-виконта, и тот сделал ее своей любовницей. Когда молодая женщина забеременела, виконт тотчас же расстался со ставшей слишком обременительной любовницей: благородный сеньор не женится на дочери кузнеца!

Покинутая своим возлюбленным, опозоренная, с младенцем на руках, мать Клер была вынуждена выйти замуж за первого попавшегося мужчину, согласившегося взять ее в жены; муж ее оказался угрюмым и жестоким типом; вскоре он завербовался в армию и отправился воевать против французов, успев, однако, перед отъездом сделать жене второго младенца.

Вот так появились на свет Клер и ее брат Ги. В конце концов их мать взял в услужение местный священник. Детство брата и сестры прошло под покровительством почтенного святого отца; кюре научил их читать и писать, дал им вполне сносное образование. Но, когда мать их умерла, обоим подросткам пришлось пойти в услужение, чтобы зарабатывать себе на хлеб.

— Здесь мне неплохо. Хозяин строгий, но справедливый человек и напрасно не тиранит своих слуг.

— Но твой отец… он жив? — спросила Камилла, взволнованная тем, что Клер сирота, как и она сама.

— Да.

— А ты видела его?

— Совершено случайно, просто так получилось. Наша деревня находится в его владениях.

— А он знает, что ты его дочь?

— Не знаю… А если бы и знал, что это меняет? Если он бросил мою мать, то с чего бы ему вдруг интересоваться мной?

— Он мог повзрослеть с тех пор. За двадцать лет человек набирается жизненного опыта, начинает размышлять. Может быть, увидев, как ты хороша, умна и воспитанна, он бы понял, что заблуждался, и признал тебя своей дочерью.