Искушение Марии дАвалос

Антония держала в руках бокал с мадерой для Марии и протянула его племяннице. Мария уселась с бокалом красного вина в руке, боясь отхлебнуть, чтобы не поперхнуться. Она попыталась сосредоточиться на поэзии, бесконечно скучной, все время испытывая желание вскочить, закричать, швырнуть свой бокал в лысеющего поэта, который так канючил о любви, что это наводило на мысль о парочке томно вздыхающих обезьян, танцующих медленный танец. Наконец-то Мария поняла, почему Карло в ярости швырялся разными предметами: это был верный способ немедленно положить конец невыносимой глупости.

А каково же место Карло во всем этом? В последние две недели она столько раз задавала себе этот вопрос, что, как слово, повторяемое снова и снова, он утратил смысл. Внезапно бокал с вином выскользнул из рук Марии, и его содержимое вылилось на ее белое платье, прежде чем с глухим стуком бокал упал на толстый ковер. Антония в ужасе смотрела на большое красное пятно. Схватив племянницу за руку, она потащила ее из комнаты.

Антония устроила большую суматоху вокруг белого платья Марии, а две служанки опытной рукой замыли пятно и промокнули платье. Теперь Мария стояла перед камином в гостиной дона Гарсия, наблюдая, как пятно высыхает, приобретая едва заметный оттенок пергамента.

— Давай сейчас уедем, — сказала Мария.

— Всего десять минут, моя дорогая. Еще десять минут. Немыслимо, чтобы ты, приехав сюда, хоть чуточку не прогулялась по чудесному саду дона Гарсия. Он страшно обидится, если такая красавица не проявит интереса, и непременно вообразит, что ты пренебрегаешь его садом. Ведь я говорила ему, как хорошо ты разбираешься в таких вещах благодаря увлеченности Карло модными садами. Правда, я уверена, что сад дона Гарсия не такой модный, как в Джезуальдо. В конце концов, начало было положено пятьдесят лет назад, а это значит, что у деревьев было время вырасти и достичь поразительной высоты. Ты не можешь так поступить со своей тетей. Это немыслимо. Послушай, они уже заканчивают. Дон Гарсия в любую минуту присоединится к нам, и мы сразу же прогуляемся по саду. Конечно, ты расстроилась из-за своего испорченного платья. Почему бы тебе не заказать в точности такое…

— Я не расстроена, тетя. Я просто хочу уехать домой.

— Но ты же не можешь, и скоро все кончится. Жди здесь. Я вернусь через минуту.

Через двадцать минут они гуляли втроем по саду дона Гарсия, одному из самых прекрасных в Неаполе. Он был разбит в стиле Возрождения. При серебряном свете луны сад был действительно призрачно красив. Бледные мраморные статуи вырисовывались на фоне высоких черных кипарисов. Они прохаживались по геометрически расположенным дорожкам, окаймленным цветниками, и тишину нарушал лишь плеск фонтанов. Затем они направились в сторону залива, под крутую гору, где в конце лабиринта дорожек стоял восьмиугольный летний домик с куполообразной крышей. Антония восхваляла это новое здание, настаивая, чтобы они зашли внутрь и осмотрели купол.

Дон Гарсия открыл дверь, сказав, что подождет их снаружи, и они вошли в большую летнюю гостиную.

— Мы можем зажечь свечи, если хочешь, — предложила Антония, — но это вряд ли потребуется. — Лунный свет просачивался сверху, через купол. — Садись, моя дорогая, и посмотри на этот купол. Разве он не изумителен? Можно подумать, что ты в раю. Пробудь здесь немного и отдохни. Ты кажешься немного напряженной. На прошлой неделе я провела здесь несколько часов. Я выйду на минутку. Дон Гарсия обещал распорядиться, чтобы срезали несколько отростков этих старых римских роз и послали моему садовнику. У них чудесный аромат, как у ванили. Останься здесь и помечтай. Чем дольше ты смотришь на купол, тем больше чудес видишь.

Антония вышла из летнего домика, и Мария осталась одна в лунном свете. Она села на один из больших удобных диванов и запрокинула голову. Это была детская мечта о небесах, где переплелись день и ночь; где звезды и большие планеты вращались вокруг Земли, а солнце с золотыми лучами окружало окно в вершине купола. Мария изучала его несколько минут, но, хотя купол действительно был красивый, чудесные иллюзии, обещанные Антонией, так и не явились.

В тишине ухнула сова.

И вдруг Мария забеспокоилась: у нее возникло такое чувство, будто Антония и дон Гарсия покинули ее. Она поднялась с дивана, нервно вертя свое обручальное кольцо с остроконечным рубином и размышляя, что делать: то ли выйти и поискать их, то ли вернуться во дворец.

— Мария!

Грациозная фигура Фабрицио Карафа возникла из темноты. Он казался абсолютно спокойным, словно их встреча происходит во сне, где нет места логике. Его голос был тихим. Он взял Марию за руку и не целовал ее, а скорее прижимал к своим губам, наслаждаясь этим первым прикосновением к ее коже.

— Я так много мечтал о вас, что мои руки привыкли обнимать вашу тень.

Она дала ему пощечину свободной рукой.

Он издал вздох, как будто это его возбудило.

— Бейте меня, сколько хотите.

Ее кольцо, которое она машинально повернула так, что остроконечный камень оказался с внутренней стороны ладони, порезало Фабрицио кожу на скуле. Мария смотрела на ранку, завороженная видом струившейся темной крови; они стояли так близко, что чувствовали дыхание друг друга. Потом он наклонил голову, коснувшись своим лбом ее, и не то с рыданием, не то со смехом она приблизила губы к ранке у него на лице и высосала кровь Карафа.

Их любовный экстаз длился всю ночь. Звезды и планеты на куполе кружились над ними, но они не замечали, как летят часы. Когда рассвело, он на руках отнес ее в спальню, куда намеревался повести сразу. На вторую ночь он слегка подул на ее веки, и, чувствуя его прохладное дыхание, она, наконец, заснула глубоким сном.

Они оставались в летнем домике три ночи и три дня.

— Моя тетушка вступила с тобой в сговор? — спросила Мария на второй день.

— Да, но сначала неохотно. Я убедил ее, сказав, что, быть может, ты когда-нибудь поблагодаришь ее за это.

Мария рассмеялась при мысли об Антонии, которая, несомненно, была в диком восторге от подобной интриги, позволяя Фабрицио склонить ее к этому заговору.

— И я полагаю, она устроила все таким образом, чтобы нам никто не помешал.

— Да. Она отказалась посвящать меня в детали, но заверила, что позаботилась о том, чтобы сюда никто не приближался, пока мы здесь, и чтобы об этом никто не судачил. И чтобы не было никаких разговоров о том, что вчера ночью ты не вернулась с прогулки во дворец вместе с ней и доном Гарсия. Я всецело ей доверяю, поскольку знаю, как ты ей дорога. Я прав?

— Да, — ответила Мария, которая хорошо понимала, какую сделку заключила Антония с доном Гарсия: что-нибудь в том духе, что он должен выполнить ее просьбу и не задавать никаких вопросов, иначе никогда ее не увидит. До тех пор, пока ее тетушка не согласится выйти за него замуж, на что он надеялся, самая большая радость в жизни дона Гарсия заключалась в исполнении ее капризов.

Каждый день Антония оставляла у двери воду и корзину с едой, но Мария и Фабрицио мало ели. Они предавались любовным восторгам, шепчась только о своей любви, смеясь и плача от радости. Она кусала и била его, вымещая на своем возлюбленном все горести и мучения этих лет, а он смеялся, поскольку, хотя губы его кровоточили, она не могла причинить ему боль.

— Как долго продлится эта наша страсть? Как ты думаешь? — спросила она его, строя из себя умудренную опытом женщину и проверяя его. — Один месяц? Два?

Повернув к ней голову, Фабрицио так взглянул на нее, что она устыдилась своего легкомысленного замечания и вызвавшей эти слова неуверенности в возлюбленном.

— Столько, пока ты хочешь, чтобы я был рядом с тобой. Я вновь тебя нашел, ангел любви моих мальчишеских лет, наблюдал, как ты венчаешься с Карло, и ждал тебя почти три года. Теперь, когда я, наконец, завоевал тебя и вижу, что ты любишь меня так же, как я тебя, что же сможет заставить меня от тебя отказаться?