Побещай мне рассвет

– Докажите это. – Джастин поудобнее поставил длинные ноги. – У вас нет никаких улик, подтверждающих, что я совершил нечто подобное, Лайон. Все это блеф. Почему бы вам просто не освободить меня и моих людей, не отпустить нас на все четыре стороны?

– Освободить вас? – рявкнул мировой судья. – Нет! Я прикажу пороть вас у позорного столба, до тех пор пока вы не сознаетесь!

Джастин непринужденно откинулся на спинку стула. Глаза его, в упор глядевшие на судью Лайона, были холодными и серыми, как штормовое море.

– Вы не добьетесь от меня никакого признания, Лайон. Делайте что хотите.

Глядя в надменное, непроницаемое лицо пленника, мировой судья почувствовал, как его охватывает отчаяние. Допрашивать этого человека было все равно что кидаться камешками по крепости. Он плотно сжал губы.

– Констебль, отведите этого человека к позорному столбу и дайте ему пятьдесят ударов! А я допрошу Саймона Фостера – пусть послушает, как кричит его хозяин!

Но криков Джастина Гардинга никто не услышал. Он выдержал порку молча, не доставив удовольствия зевакам, собравшимся посмотреть, как Серого Рыцаря публично подвергают телесному наказанию. Констебль вскидывал руку снова и снова, нанося удары со всей силы, но высокий темноволосый узник, раздетый до пояса, так что оголились его широкая, богатырская грудь, мощные руки и мускулистая спина, не издал ни звука. Разочарованному констеблю пришлось довольствоваться тем, что при каждом ударе хлыста тело узника непроизвольно вздрагивало.

Отвесив пятьдесят ударов, констебль повел узника через площадь. Именно тогда Джастин заметил в толпе зевак двух знакомых. Одним был человек с бочкообразной грудью, крепко сбитый, с темными седеющими волосами. Его грубое лицо потемнело от негодования, но когда взгляды их встретились, Амброуз Куки просиял и едва заметно кивнул. Джастин, в свою очередь, одарил его будто бы безразличным взглядом, но сердце его учащенно заколотилось. Потом, уже подходя к краю площади, он увидел еще одного знакомого и чуть не вздрогнул. Но быстро взял себя в руки и скользнул взглядом дальше, словно не узнавая ни того человека, ни его спутника. Этот высокий, тощий, седовласый, чуть сутулый мужчина был знаком ему не хуже Саймона Фостера, но его спутника Джастин не знал. И все-таки он догадался, кто это, и мысленно улыбнулся. Ему настолько полегчало, что он перестал чувствовать боль и даже походка его стала легкой. Три союзника, думал он, пока констебль вел его обратно в тюрьму. Уж теперь-то мы не оплошаем!

Позднее, когда мгла опустилась на Бостон, Саймон Фостер беспомощно суетился возле своего друга – у него не было ничего, чтобы врачевать раны.

Но Джастин лишь усмехнулся и, устало опустившись на пол, махнул рукой.

– Не переживай за меня, Саймон. Не так уж это и больно.

– Это пятьдесят-то ударов? Брось, Джастин, не рассказывай мне сказки!

Джастин переменил позу и поморщился.

– Ну конечно, приятного здесь мало, но… после Морского Ублюдка это, друг мой, сущие пустяки. Мне приходилось терпеть гораздо худшее.

Саймон нахмурился. Всех остальных заключенных из их камеры освободили, продержав день в колодках, и теперь они остались одни. Через зарешеченное окно до них доносились заунывные крики чаек и соленый запах моря.

– Эх, Джастин, – проворчал он, – морской воздух… чайки… Мне все это напоминает деньки, когда мы плавали на «Серой леди». Как закрою глаза, сразу представляется, что мы с тобой на море, свободные… Да, свободные. – Он провел загрубевшими ладонями по каштановым волосам. – Джастин, как ты можешь быть таким спокойным? Мы гнием в тюрьме, а госпоже Кэди грозит гибель в этой проклятой деревне Сейлем! Что будем делать?

– Мы будем ждать, Саймон. Отдыхать, набираться сил и ждать.

– Ждать чего, черт возьми?

– Свободы. – Джастин улыбнулся, его серые глаза казались удивительно светлыми и лучезарными в сумрачной камере. – Тебе, мне и всем остальным нашим людям остается только ждать.

Саймон смотрел на него с растущим изумлением, и Джастин кивнул. В нем чувствовалось то скрытое волнение, которое Саймон прежде уже не раз наблюдал. Таким он становился перед началом морского сражения. Грозным, внушающим трепет. Выражение его лица сулило гибель всем недругам и вселяло уверенность в его собственных людей.

– Да, Саймон, у меня есть предчувствие, что близится час нашего побега. Если не ошибаюсь, кое-кто уже вынашивает планы помочь нам. Скоро, друг мой, очень скоро мы станем свободными.

Глава 20

Время близилось к полуночи. Ночная мгла, посеребренная лунным серпом, окутала деревню Сейлем. Неподвижный маслянистый воздух насквозь пропитался ароматом первоцвета и фиалок, бурно разросшихся в лесу, у самой площади. Деревня спала, ее обитатели отдыхали перед утренними тяжкими трудами. Но два человека не спали. Две сумрачные ночные тени украдкой пробирались на угол площади, каждый своим путем.

Белинда Кэди лежала на тюфяке, прислушиваясь к ночным шорохам. Ей не спалось. Начиная с ужина она начала отсчитывать время до рассвета. Теперь оставалось лишь несколько драгоценных часов. Страх, изнуряющий, гнетущий, усиливался с каждой минутой. Тело было липким от испарины и таким холодным, словно уже омертвело. Она сейчас боялась, как никогда прежде. Смерть подстерегала ее – ужасный призрак, подкрадывающийся все ближе, начинающий терзать разум и сердце задолго до встречи с ней. Белинда лежала неподвижно, борясь с подступавшей истерикой, с желанием закричать или разрыдаться, потому что знала: ни то ни другое ей не поможет. Более того, теперь ей вообще ничто не в силах помочь.

Ах, Джастин… Имя это, звучащее в мозгу, словно молитва, не приносило утешения, а лишь пронзало болью. На короткое время мир стал таким прекрасным, полным надежд! Когда она была с Джастином, все, буквально все казалось возможным, и даже капли дождя блестели, словно бриллианты. Теперь же все вокруг стало унылым и серым. Она знала, что предаваться подобным мыслям – сумасшествие, и все-таки испытывала непреодолимое желание еще раз увидеться с ним перед смертью. Даже после всего, что произошло между ними, Белинде хотелось просто посмотреть на него. Слезы защипали веки и обожгли щеки. Она перестала сдерживаться и заплакала, приглушенно, мучительно всхлипывая. Не в силах больше держать себя в узде, она позволила выплеснуться наружу страданиям и боли, которые прежде пыталась подавить. Лицо ее было мокро от слез, она сотрясалась от озноба, закрыв лицо ладонями. «Джастин, Джастин… почему ты так поступил со мной? Я так тебя любила! Любила всегда, несмотря ни на что… Джастин…»

Постепенно рыдания ее стихли. Она лежала обессиленная, надломленная – словно веточка, не выдержавшая беспрестанных порывов ветра, и образы возникали перед ней. Они приходили, непрошеные, эти прекрасные, радостные картины любви. Она снова видела смуглое, красивое лицо Джастина Гардинга, его серые глаза, взгляд которых заставлял ее сердце трепетать – взгляд острый и пронзительный. Она видела его губы – такие теплые и нежные… Видела его великолепное могучее тело… Он склонялся над ней в постели, обнаженный, его кожа поблескивала в свете очага… Видения эти с каждым мгновением становились все более яркими. Она и Джастин предаются любви у кухонного очага в Сейлеме… Их тела, слитые воедино, на чердаке… Ночь в доме Джастина на Оливер-стрит… Вот он с улыбкой подает ей чашку утреннего кофе, целует ее в лесу… Она снова почти физически ощущала вкус его губ, вспоминая их первую встречу у пруда, под сенью клена. Как затрепетало ее сердце, когда он обхватил ее гибкий стан! Тогда в первый раз Джастин пробудил в ней страсть, обдав жаром своего желания. А потом было еще много, так много чудесных мгновений любви…

Воспоминания сменяли друг друга непрерывной чередой, и ее постепенно обволакивала дрема. Она настолько погрузилась в воспоминания, плавая в туманном полусне, что поначалу даже не расслышала, как заскрежетал ключ в дверном замке камеры… как дверь со скрипом открылась. Внезапно приоткрыв глаза и различив чьи-то неясные очертания, Белинда проснулась окончательно, и сердце замерло у нее в груди, оттого что она почувствовала в камере чье-то постороннее присутствие.