Маскарад чувств

— А они недурны — эти молодые Перфильевы, — заметила Татьяна Ивановна Подъяблонская, ничуть не стесняясь их присутствия. — Сдается мне, Аглая Васильевна, что покойный братец твой был большим чудаком. Что за нелепый запрет, в самом деле, — в театры не ходить! Уж сразу отправил бы родных деток в монастырь, да и все дела.

Аглая Васильевна произнесла с намеком:

— У него были на то причины. Уж вам-то, Татьяна Ивановна, известна эта старая история!

— А им известна? — прогудела графиня.

— Я думаю, моим племянникам пока ни к чему вникать во все подробности, — туманно отозвалась тетушка.

«О чем это они? — подумала Лиза с тревогой. — Мы чего-то не знаем о батюшке? Вполне возможно, он всегда был скрытен, и, в отличие от многих, неохотно пускался в воспоминания… Удастся ли вытянуть что-либо из тети? Надо подослать к ней Николя — к нему она более благосклонна. Он вообще нравится женщинам».

Она покосилась на живое, разрумянившееся от волнения лицо брата, и чуть опустила голову, пытаясь скрыть улыбку. Ее забавляло, что Николя воспринимают как молодого мужчину, ведь совсем недавно она колотила его подушкой за то, что он ночью привязал ее длинные волосы к изголовью кровати. Она подумала с нежностью: «Для меня он навсегда останется мальчишкой. А вот другие женщины уже посматривают на него с определенным интересом… Как бы у него голова не закружилась от пьянящих взоров!»

— Бывайте у меня, — приказала им графиня Подъяблонская, когда они стали откланиваться. — Мои дочки сейчас в Ницце, а как вернуться — милости прошу! Я вас познакомлю. С ними вам все веселее будет, чем со старой перечницей!

Лиза без труда догадалась, что приглашение это в первую очередь относилось к брату, которого графиня задумала коротко свести с одной из своих дочерей. Все-таки он считался богатым наследником, и для него отцовские условия завещания не были так невыносимы: Николя и прежде не был заядлым театралом. Отец наказал его за компанию и чтобы не навлекать пустых подозрении света на дочь, которая могла к тому времени уже и забыть о существовании Алексея Кузминского.

«Я никогда не забуду его, — тоскливо прозвучало в душе Лизы. — Ах, если бы кто-нибудь хотя бы заговорил о нем! Рассказал бы, как обстоят дела в театре, что он играет сейчас… Мне так важно знать о нем любые мелочи! Из них я смогла бы соткать целое полотно жизни. Его жизни. Моей жизни. Нашей…»

От одной только мысли, что жизнь у них может быть общей, у Лизы бешено заколотилось сердце. Пусть это никогда не сбудется, но ведь она может хотя бы помечтать о том, как Алексей сжимает ее похолодевшие от волнения руки, согревает их своим теплом и произносит те слова, которые столько раз говорил со сцены. Но тогда они звучали иначе — для всех, теперь же они адресованы ей одной. И никто не слышит их, кроме нее, потому что они одни в полутемной комнате незнакомого дома. Его дыхание касается ее лица, она пьет его запах, ловит его губами. Он наклоняется все ближе, и вот уже шепчущие губы чуть трогают ее волосы, щеки, отчего Лиза вся замирает, проживая незнакомые, пронзительные ощущения. И нарастающая внутри нее волна желания заставляет все ее тело податься к нему, прижаться, вбирая его тепло. И губы их соприкасаются сперва робко, потом страсть прорывается наружу, заставляя их обоих застонать.

Она представляла все это, забившись в угол кареты, которая везла их в очередной известный дом Петербурга. И не слушала того, о чем весело болтает Николя с тетушкой. Ей племянник тоже явно понравился больше, чем Лиза, которая показалась себе на уме. Не зная предыстории, Аглая Васильевна сразу догадалась, кого из своих отпрысков пытался предостеречь брат от необдуманного шага. И мнение о Лизе у нее сразу сложилось, как о девушке глубоко порочной и скрытной. Хотя она вынуждена была признать, что племянница умеет вести себя в обществе, и краснеть за нее не приходится.

Тетушка вынудила их нанести еще несколько визитов, и осталась довольна тем, как прошел день. Последним в списке на сегодня оказался дом княгини Донской, и лишь потому, что вдовая Мария Николаевна поднималась с постели ближе к обеду, а молодой князь и того позже. И весь Петербург знал, что не следует беспокоить их раньше этого времени.

Когда они ступили на порог огромного дома Донских, Лизу охватило ощущение, что они попали в ледяной дворец. Все вокруг: и колонны, и обивка мебели, и обрамление камина, и люстры — было белоснежным и сверкало, словно кристалл. Лиза тотчас затосковала по родной усадьбе с ее буйством красок и зеленым лугам, покрытым пестрыми цветочными лоскутками. Но пришлось взять себя в руки и мило улыбнуться Марии Николаевне, оказавшейся, вопреки ожиданиям, яркой брюнеткой, совсем еще не старой и очень живой.

— Да они у тебя прелесть! — с ходу заявила она Стукаловой, и принялась по-свойски тормошить брата с сестрой. — Смотри, какой у них здоровый румянец! Никакими средствами такой не сделаешь. Вот что значит растить детей на природе, а не в Петербурге, где никакого воздуха. Одна сплошная сырость… Мы с Петенькой подумывали провести зиму на юге Франции, но теперь, — княгиня пристально поглядела на Лизу, — может быть, и останемся… Кстати, я вас сейчас познакомлю со своим сыном.

Первая мысль, мелькнувшая у Лизы, когда она увидела Петра Владимировича Донского, сына княгини, была: «Чем он болен?» Нездоровый цвет лица, впалая грудь и тихий голос наводили на мысль о чахотке. Но Лиза до сих пор не встречала чахоточных больных, знала об этой болезни только по романам, и не была уверена, что это именно тот случай.

— Счастлив, — сказал Петр коротко, прижавшись губами к ее руке.

Лизе захотелось немедленно вымыть руки с мылом, чтобы, не дай Бог, не заразиться от него. Но сделать это прямо сейчас было невозможно, поэтому ей пришлось ограничиться зарубкой в памяти: как только вернемся домой — немедленно! Она улыбнулась молодому князю, но больше с сочувствием, чем с приязнью. Его волосы были так же темны, как у матери, но лишены ее здорового блеска. И вообще все в нем казалось тусклым и мертвым.

Усевшись в кресло у окна, Петр Владимирович весь ушел в свои мысли, которых никто из них так и не узнал. Казалось, гости его нисколько не заинтересовали, Лиза даже не была уверена, что при следующей встрече князь Донской узнает их. В разговоре он почти не участвовал, лишь изредка отпускал язвительные замечания по поводу каких-либо слов матери. Княгиня смотрела на него с обожанием, и, казалось, готова была стерпеть что угодно.

— Блестящая партия для тебя, — заметила Аглая Васильевна, когда они снова уселись в карету, чтобы на этот раз отправиться домой.

— Кто? — даже не поняла Лиза.

— Князь Петр Донской, — произнесла тетушка с пафосом. — Подумай, ты можешь стать княгиней!

— Зачем? — растерялась Лиза. — Я вовсе не гонюсь за титулом.

— Зато твоим детям он весьма и весьма пригодится… Если ты станешь княгиней, никто и пикнуть не посмеет о том…

Внезапно оборвав себя, графиня замолчала и отвернулась к окну. Лиза настороженно спросила:

— Тетенька, вы что-то скрываете от нас? Вам известно нечто… непристойное о нашем происхождении?

Аглая Васильевна посмотрела на нее возмущенно:

— Происхождении? Нет! Мой брат не допустил бы ничего предосудительного. Но некоторые вещи оказались неподвластны ему…

— Какие именно? — не сдавалась Лиза.

Даже Николя посерьезнел и смотрел на тетушку испытующе. Она нервно улыбнулась ему:

— Не думаю, что нам стоит сейчас начинать этот разговор. И вообще — когда-либо… А насчет молодого князя, ты подумай, это была бы прекрасная партия!

Лиза нахмурилась:

— Тетушка, да о чем тут думать? Я впервые увидела его меньше часа назад! И он меня. С чего вы взяли, что он готов сделать мне предложение.

— Ты понравилась княгине, — отрезала Аглая Васильевна. — Даже не столько ты сама, сколько твой здоровый цвет лица. Для будущих внуков княгиня ищет здоровую мать. Петербургские барышни сомнительны в этом отношении.

— Тогда Петру Владимировичу следует жениться на крестьянке…