Маскарад чувств

— Безо всякого сомнения, — между тем заявила Аглая Васильевна. — Ты, Николя, жизнерадостен и открыт миру. Ты вбираешь его с жадной торопливостью. Порой впитываешь и кое-что лишнее, но оно отсеется потом, ведь душа у тебя чистая, это сразу видно по твоему взгляду.

— А что вы скажете, тетушка, о моей душе? — С укором посмотрев на зардевшегося от радости брата, спросила Лиза настороженно.

— А ты, душенька моя, вся направлена в глубь себя. Это о таких, как ты говорят: душа — потемки.

Она усмехнулась так, будто произнесенное доставило ей неимоверную радость. Лиза спросила, опустив глаза, чтобы тетя не распознала, какой гнев вспыхнул в ее душе.

— Как это вам, тетенька, удалось так быстро узнать нас? Мы ведь еще и двух слов не сказали.

— Некоторым людям достаточно одного взгляда, чтобы угадать, кто перед ним, — явно гордясь своей проницательностью, ответствовала Аглая Васильевна.

— Значит, ваш взгляд подвел вас! — выпалила Лиза. — В моей душе нет никаких потемок!

— А может, ты и сама еще не догадываешься об их существовании, деточка моя? — Тетя внезапно понизила голос и подалась к ней.

«Она ведь намекает на что-то! — догадалась Лиза. — И я должна бы догадаться — на что… Но я, хоть убей, не понимаю!» Она вопросительно взглянула на брата, но Николя ответил лишь легкой гримаской, выразившей полнейшее недоумение. Было очевидно только одно: Аглая Васильевна невзлюбила Лизу с первой минуты.

Первая ночь в новом доме… Привыкание к новым запахам, вещам, к новой постели… Другие тени на стенах, другая луна за окном. Как тут уснуть? Перина взбита отлично, подушка удобная, белоснежная, тут уж тетушка расстаралась. Пожалуй, постель здесь пошире и получше, чем была у нее дома. Но здесь все — чужое. И сама тетя Аглая пока не воспринимается родным человеком. Да и будет ли когда-нибудь?

Но спать не дает вовсе не ощущение чужеродности всему окружающему. В конце концов, это только вещи, надо освоиться с ними, привыкнуть. А как освоиться с тем, что Алексей Кузминский сейчас так близко — добежать можно?! Может быть, на соседней улице, в соседнем доме — как знать? Лиза ведь давно смирилась с тем, что ее возлюбленный недосягаем, как мечта. Можно думать о нем, представлять его, читая стихи, фантазировать, порой воображая сцены столь откровенные, что щекам жарко становится… Но увидеть его — это несбыточно.

Так было еще вчера. А сегодня нужно смириться с тем, что Алексей рядом, но все равно остается недосягаемым. И только потому, что ее покойному батюшке взбрело в голову — его дочь не должна видеться с какими бы то ни было актерами.

«А если тетушка пригласит нас в театр? — Подумала Лиза с робкой надеждой. — Разве мы имеем право отказывать ей? Это противоречит законам гостеприимства… Или она тоже ознакомлена с условиями завещания? Да и что толку от ее приглашения, даже если оно последует? Она ведь может повезти нас совсем не в тот театр, куда рвется моя душа! А если даже случится чудо, и мы окажемся именно в том зале, а Кузминский будет на сцене… Конечно, видеть его — уже счастье! Но ведь мы не сможем переброситься ни словом… И я так и не смогу выяснить главного: помнит ли он меня? Сохранился ли в его душе след нашей встречи? Или он позабыл меня тотчас, как покинул усадьбу Ольховских?»

Она рывком отбросила одеяло, села на постели. Потом снова откинулась на подушку. Что она может выяснить, будучи запертой в четырех стенах? Сегодня, помолившись на ночь, Лиза попросила у Господа смирения и душевных сил, но пока ни того ни другого в себе не чувствовала. Она понимала, нужно молиться и молиться, горячо, истово, и тогда ее просьбы, возможно, будут услышаны. Но сейчас все ее мысли были обращены только к Алексею Кузминскому. И это его она молила: «Появись! Ведь ты же где-то рядом! Совсем рядом… Любимый мой… Самый красивый, самый талантливый… Господи, помоги мне найти его!»

И вдруг, точно ответ на ее мольбу, в мыслях мелькнула догадка, которая так и обожгла Лизу. Опять вскочив на постели, она прижала руки к щекам и беззвучно рассмеялась. Потом вовсе выбралась из-под одеяла и босиком перебежала к окну. Ночная улица, освещенная тусклыми газовыми фонарями, была пуста, лишь камни мостовой слегка поблескивали, приглашая пуститься по ним в опасное, но желанное путешествие.

Лиза подумала: «Это ведь немыслимо — то, что пришло мне в голову! Настоящее безумие. Но как иначе я смогу увидеть Алексея? И никто ничего не узнает, кроме Николя… Да еще Аленке придется сказать. Ей ведь придется помочь мне!»

Но будить служанку сейчас Лиза не решилась, хотя было необходимо немедленно поделиться с кем-нибудь рискованным замыслом. «Да ведь Николя по соседству! — вспомнилось ей. — Жаль двери нет между нашими комнатами, придется перебегать по коридору… Как бы не ошибиться в темноте!»

Она вообразила на миг, как, перепутав двери, оказывается в спальне дядюшки, тормошит его, пугает до смерти одним своим видом. И тихонько прыснула. Андрей Александрович, вернулся домой только к вечеру, он показался Лизе более открытым и приветливым, чем родная тетушка. Казалось, граф Стукалов действительно рад видеть у себя молодых Перфильевых.

— А-а, вот и они! — воскликнул Андрей Александрович радостно и распахнул им объятия.

Она с радостью обняла дядюшку, а он звонко чмокнул ее в щеку и крякнул от удовольствия:

— Вы поглядите только, какая красавица! Как зорька ясная…

Николя дядя назвал «соколом», чем рассмешил Лизу, отметившую про себя, что до «орла» ее братец еще не дорос. С возвращением Андрея Александровича дом Стукаловых точно ожил, и Лиза сразу воспрянула духом. Тем более что дядюшка принялся расспрашивать их о родных местах, что брату с сестрой было очень приятно, о породах лошадей, которых держал отец и которых теперь предстояло продать. Андрей Александрович пообещал, что сам займется этим и найдет настоящего знатока, который даст за лошадей истинную цену. Лиза чувствовала, как ее душа заполняется теплой благодарностью к нему.

Но сейчас ей хотелось видеть вовсе не дядюшку. Николя — вот единственный человек, способный понять и поддержать ее. Набросив халат, сунув ноги в домашние туфли, Лиза, не зажигая свечи, осторожно выбралась в длинный коридор. Благо двери в доме Стукаловых не скрипели… Быстро оглядевшись, она перебежала к соседней двери и без стука проникла в комнату.

Николя спал так безмятежно, что ей стало совестно будить его. Но Лиза быстро утешила себя тем, что после их разговора он уснет так же крепко. А вот ей — если она не выскажется — придется мучиться бессонницей до утра.

И она решительно потормошила брата:

— Николаша, проснись!

Он что-то сонно забормотал, застонал, не желая расставаться с объятиями Морфея, но Лиза была настойчива. И вскоре Николя не только окончательно открыл глаза, но и сообразил, кто перед ним.

— Лиза? Что случилось? Почему ты здесь?

— Николя, слушай, что я придумала! Да послушай же ты! — нетерпеливо перебила она брата. — Я должна проникнуть в их театр под видом мужчины!

— Что?! — кажется, только сейчас он проснулся по-настоящему.

Присев на край его постели, она терпеливо объяснила:

— Ты дашь мне свою одежду. И надо раздобыть мужской парик и усы, которые клеят себе актеры и шпики. Я попрошу свою Аленку осторожно разузнать, где можно купить такие. Должна же быть какая-нибудь театральная лавка, или что-нибудь в этом роде.

— Ты сошла с ума, — спокойно констатировал Николя.

— Может быть! — Лиза счастливо рассмеялась. — Но ведь это единственный выход, понимаешь? Иначе мне никак не увидеть его.

— Все равно это настоящее безумие, — предупредил брат.

— Я знаю. Ну, так что с того? Может, я и безумна, зато так счастлива сейчас! Ты даже представить себе не можешь!

Вскочив, она легко закружилась по комнате, и Николя невольно рассмеялся. Сдержанный лунный свет вспыхивал на ее распущенных волосах, ласкал обнажившиеся до локтей руки, которые так и мелькали в воздухе.