Дыхание земли

Я порывалась спросить, что стало с тем несчастным, которого я вырвала из рук мучителей, но очень ясно чувствовала, что подобный вопрос вызовет просто-таки взрыв. В конце концов, подумала я, зачем мне вызывать огонь на себя. Меня и так тут ненавидят. И если братья твердо решили свести счеты с тем человеком, я при всем своем желании не смогу его спасти.

Сухо извинившись, Александр поднялся из-за стола первым и, бросив на меня холодный раздраженный взгляд, ушел к себе. Преданный, как собака, Гариб тенью последовал за ним. Я осталась сидеть под перекрестным огнем взглядов Анны Элоизы и Поля Алэна, сразу же ощутив, что мне кусок не идет в горло. Нет, я не могу здесь оставаться… Уход герцога они просто сочли за разрешение третировать меня своей неприязнью. Я гневно отбросила салфетку и, ничего не сказав, почти выбежала из столовой.

Через голубую гостиную и огромный главный зал замка я шла к диванной – уютной, теплой комнате на первом этаже, где сама обстановка располагала к успокоению. Я уже тронула холодную ручку двери, как услышала голоса в индийском кабинете, расположенном рядом с диванной. Этот индийский кабинет был словно запретной зоной для меня: туда входил только Александр, а в остальное время он был заперт. Когда я пыталась открыть дверь, в тот же миг, словно из-под земли, вырастал Гариб и почтительно говорил, что без ключа этого нельзя сделать.

– Где Чандри? – резко спросил герцог.

– У себя, хозяин, – после минутного замешательства ответил индус.

– Приведи ее сюда, так, чтобы герцогиня не видела.

Голос герцога еще не успел умолкнуть, а белый сюртук Гариба уже мелькнул по направлению к лестнице.

Пожав плечами, я вошла в диванную. Подглядывая из-за полуоткрытой двери, я видела, как Гариб вернулся через две минуты, подталкивая в спину Чандри. Дикарка была втолкнута в индийский кабинет, дверь захлопнулась, Гариб смущенно удалился, и я больше ничего не слышала.

Размышляя, я опустилась в уютный мягкий шезлонг рядом со столиком для рукоделия. Вышивку бисером я начала пять дней назад, с трудом вспоминая свое прежнее умение, но теперь все отступило на второй план. Роль, которую играла в Белых Липах эта странная Чандри, была мне не до конца ясна, но положение уже начинало вырисовываться. Александр, вероятно, живет с ней самым банальным образом. Что может быть банальнее, чем сделать любовницей свою служанку? Это самое простое, что может прийти хозяину в голову. Тем более, что этой дикарке нельзя отказать в привлекательности, – у нее необычная внешность, красивые глаза. Возможно, не такая она и дикарка, как я думаю.

Еще немного, усмехнулась я, и я буду довольна тем, что узнала. Что, собственно, я чувствовала? Мне, разумеется, все равно, с кем герцог компенсирует то, что не получает от меня. Но мне было как-то досадно и неприятно. Все-таки можно было бы сделать лучший выбор и поступать так не в этом доме. Впрочем, какие глупые мысли приходят мне в голову…

«Приведи ее сюда, так, чтобы герцогиня не видела!»

Я снова усмехнулась, вспомнив эти слова. Надо же, какая деликатность… Впрочем, не особенно тщательная, ибо я все равно видела…

Я равнодушно пробежала взглядом по тяжелым золототканым портьерам, полностью скрывающим окна, по огромной картине, на которой была изображена обнаженная Венера, по мягкой мебели, обитой дорогим изумрудным штофом, и большому канапе с горой изящных шелковых подушек; потом резко поднялась и выбежала из диванной.

Сегодня мне было не до рукоделия. Я не могла лицемерить, отрицая, что против воли чувствую злость и досаду, хотя разум и подсказывал мне, что злиться я не имею никаких оснований.

Поздно вечером, уже ближе к полуночи, я – мне никак не удавалось уснуть – услышала чьи-то шаги в галерее. Это не могла быть Элизабет – она двигалась всегда бесшумно. Я приоткрыла дверь.

К небольшой комнатке для горничных, где сейчас жила Чандри, приблизился высокий мужчина. Я сразу решила, что это герцог, но тусклое пламя свечи осветило его, и я поняла, что это Поль Алэн. Он повернул ручку, вошел внутрь. Раздался какой-то протестующий возглас, и сразу все стихло. Темнота вновь воцарилась в галерее.

Я прикрыла дверь и, тяжело дыша, оперлась о стену. Поистине, это переходит всякие границы. Она любовница их обоих, эта Чандри! Они оба пользуются ею! Вот уж действительно братская дружба, полное отсутствие ревности… Нет, ну где это видано? Я даже в Версале ни о чем подобном не слышала.

Все это весьма странно. Вещи, которых я не понимала, множились и множились, и я не знала, к кому обращаться за разъяснениями.

8

Проснулась я от отчаянного женского визга. Ошеломленная, я села на постели, мельком отметила, что уже поздно, – десять часов утра, и, осознав, что за пределами моей комнаты происходит нечто ужасное, бросилась к двери.

В одной рубашке я выбежала на ступеньки парадной лестницы и застыла от негодования. Я увидела Чандри, в ужасе припавшую к мраморным ступеням. Это именно она испускала такие страшные вопли, добавляя к ним то ли жалобы, то ли проклятия на своем языке. Над ней замер Поль Алэн с поднятым хлыстом в руке.

Он избивал ее. В самом прямом смысле слова. Он просто остервенел. Губы индуски были разбиты, платье на спине рассечено ударами хлыста. Она втягивала голову в плечи, опасаясь, видимо, за лицо, и кричала, кричала…

Я тоже вскрикнула и, не помня себя, бросилась к Чандри, обхватила ее за плечи. Поль Алэн, дыша хрипло и прерывисто, даже не желал замечать моего появления. Он не остановился, ступил вниз, в его руке снова свистнул хлыст, и я почувствовала, как боль обожгла мне плечо. Ткань ночной рубашки разорвалась, открыв узкую полоску кожи.

– Вы с ума сошли! – закричала я в ярости. – Вы мерзавец!

Он словно не слышал меня, снова поднимая руку. В этот миг герцог, в два прыжка спустившийся по лестнице, обхватил его сзади, мощным движением завел назад руки, выбил из пальцев хлыст.

– Довольно, черт побери! Довольно!

– Я убью ее, Александр! В этот раз меня никто не остановит!

Дрожа всем телом, я поднялась, стянула разорванную рубашку на плече. Я уже не понимала, кого он хочет убить – Чандри или меня. А как он меня ударил, этот подонок! Да я сама готова убить его после этого!

Со двора прибежали слуги.

– Уберите ее! – приказал им Александр. – Заприте на ключ!

Избитую Чандри поволокли по полу вестибюля во двор. Мне все это казалось сущим кошмаром. Что здесь происходит? Что это за дом? Почему тут каждый хочет кого-то убить?

Александр с невероятной силой отшвырнул младшего брата к стене. Герцог был взбешен, его обычно холодное и мрачное лицо исказилось.

– Черт побери, Поль Алэн, я надаю тебе пощечин, как в детстве! Ты не смеешь не исполнять моих приказов!

– Эта индийская дрянь помогла бежать Рутковски, и ты хочешь, чтобы она не была наказана?!

– Я приказал тебе молчать! – громовым голосом крикнул герцог. – Я здесь хозяин, и я решаю, когда, как и кого наказывать!

– Ну да! Из-за своей жены ты стал другим, Александр! Я больше не желаю тебя слушать. Ради нее ты готов забыть о матери, об отце! Ты не убил Рутковски, и сделал это ради нее! Потому что она так захотела! Мы искали его два года, и теперь он бежал! Это тоже была воля твоей жены, не так ли?

– За мою жену ты еще мне ответишь. Ты посмел ударить ее, сопляк!

Звеня зубами, я смотрела на этих высоких, сильных мужчин, багровых от ярости и готовых, казалось, перегрызть друг другу глотки. Костяшки пальцев Александра, сжатых в кулаки, совсем побелели. Что вызывает такие дикие эмоции, такой необузданный гнев?

– Убирайся, Поль Алэн, – сдерживаясь и опуская руки, приказал герцог. – Мы обсудим с тобой это позже.

Тяжело дыша, Поль Алэн бросил на меня неприязненный взгляд, но не двинулся с места.

– Ну! – прорычал герцог с нескрываемой угрозой.

Я поняла: либо Поль Алэн сейчас удалится, либо Александр ударит его. Меня снова охватил страх. Боже мой, Боже мой! Куда я попала! Это просто какой-то разбойничий вертеп. Я абсолютно утратила всякую нить понимания происходящего.