Дыхание земли

Александр сжал челюсти. Я вся дрожала от гнева и ужаса.

– Сударыня, – сказал герцог сурово, – вы пожалеете об этом.

Я молчала, стиснув зубы. Александр сделал знак Гарибу, и индус отошел от своей жертвы. Комок поднялся к моему горлу, я больше всего сейчас хотела убежать, уйти из этого ужасного места, этой камеры пыток, но мне казалось, если я уйду, они снова примутся мучить этого человека.

– Обещайте, – проговорила я, сделав усилие, – обещайте мне, что оставите этого человека в покое.

– Я уже сделал это! – раздраженно бросил мне герцог через плечо.

– Обещайте, что уйдете отсюда!

Он шагнул ко мне, схватил меня за руку и так сжал мне пальцы, что лишь гордость не позволила мне вскрикнуть от боли.

– Идемте! – Он рванул меня к выходу. – Ну, мадам! Идемте, вы же хотели уйти! Я исполняю ваше желание!

«Все, теперь он убьет меня вместо того несчастного», – мелькнула у меня кошмарная мысль. На виду у всех герцог почти поволок меня наверх. Мы вышли на воздух, но он не остановился и продолжал тащить меня по аллее, так сжимая мне руку, что я просто вынуждена была следовать за ним.

– Куда мы идем? – воскликнула я. – Вы ведете себя недостойно, сударь!

Он был глух к моим словам.

– Того человека недостаточно просто оставить в покое! Он истечет кровью, если его так бросить!

Одним стремительным движением герцог повернулся ко мне, схватил за плечи, близко притянул к себе.

– Ни слова! – полным безумной ярости шепотом проговорил он. – Ни слова об этом подонке, даже если бы он издох!

Мне стало страшно. Этот ужасный человек только что с хладнокровным видом наблюдал, как индус пытает какого-то несчастного. Пожалуй, он может убить меня с не меньшим хладнокровием… О Господи, за кого я вышла замуж? Почему я была так безумна?

– Вы чудовище, – процедила я сквозь зубы. – Вы вызываете у меня только ненависть!

– Я знаю! Сто раз уже слышал об этом. Ненависть, презрение, отвращение, ярость! Все это слабо, слишком слабо, мадам!

Весьма грубо он втолкнул меня в вестибюль, потом так же грубо заставил подняться по лестнице. Я не понимала, куда он меня ведет, чего хочет. Ужасная догадка посетила меня только тогда, когда он распахнул дверь моей спальни, втолкнул меня чуда и, войдя сам, повернул ключ в замке.

Я отступила к стене. Щеки у меня запылали.

– Что вы намерены делать? – проговорила я.

– А вы что-то имеете против того, что я намерен эту ночь провести у своей жены?

Резким движением он снял с себя перевязь, отстегнул шпагу, потом бросил на стул пистолеты и рванул пояс, стягивавший его портупею. Его взгляд был устремлен прямо мне в лицо, казалось, он следит за каждым чувством, отражающимся на нем.

– Сударь, – проговорила я, отступая еще дальше и качая головой, – сомневаюсь, что вы будете счастливы, осуществив свое намерение! Впрочем, вы, вероятно, настолько зверь, что не задумываетесь над этим!

Страх мой пропал, я была почти спокойна. Что он мог, этот мерзавец? Разве только изнасиловать меня. И я это переживу! Только уж после этого между нами все будет кончено, даже то малое, что было!

– О каком, собственно, намерении вы говорите? – неожиданно холодно спросил он.

– О том, что вы намереваетесь сделать!

– То, что я намерен сделать, не принесет мне ни счастья, ни несчастья, мадам. – Он швырнул пояс на стул. – Это слишком незначительный поступок, чтобы вызвать у меня какие-либо переживания.

Расширенными глазами я смотрела на Александра, не понимая, о чем он говорит.

Окинув меня холодным взглядом, он произнес:

– Вы, очевидно, ожидали другого. Не опасайтесь. Я намерен лишь переночевать в вашей туалетной комнате, чтобы в доме не думали, что между нами отсутствуют супружеские отношения.

– Сударь, но…

– Успокойтесь. Я не намерен подвергать опасности ваше целомудрие. И не трудитесь рассказывать мне о своих чувствах – я отлично знаю, какое отвращение вызываю у вас.

Бросив на меня суровый взгляд, он ушел в ванную комнату. Немного спустя заплескалась вода в умывальнике.

Потрясенная, я забралась под одеяло, натянув его до самого подбородка. Я столько всего увидела, что до сих пор еще дрожала всем телом. Подумать только, он намерен ночевать рядом со мной! Инквизитор несчастный! Палач! Убийца! Чудовище! Садист проклятый! Я исчерпала весь запас эпитетов и уткнулась лицом в подушку, кусая губы.

Я слышала все, что происходило рядом. Александр вышел из ванной, быстро собрал свои вещи и ушел в туалетную комнату – спать на кушетке. Отлично. Пусть делает что угодно… Лишь когда все звуки, раздававшиеся в смежных комнатах, затихли, я наконец ощутила, как отпускает меня напряжение, которым я была охвачена. Надеюсь, что он уснул… Я откинулась на спину, забросила руки за голову и вздохнула так, будто у меня с плеч свалился огромный груз.

Мне было больно. И мучительно грустно. Даже не от того, свидетельницей чего я стала… Просто мои мысли вернулись и к прошлому, и к настоящему – оно было одинаково уныло… У меня, конечно, есть причины для радости. Жанно, например, да еще близняшки. Аврора тоже очень хорошая девочка, и она меня радует. Но… почему я попала в такой переплет? Почему вынуждена жить вдали от них? Лишь потому, что у меня нет денег и я вышла замуж. Нет, никогда я не буду счастлива… Я, вероятно, так бестолкова, что просто неспособна к счастью. Всегда совершаю какие-то нелепые поступки… Всегда попадаю в ужасные ситуации. У меня была надежда, что, когда я уеду из Парижа, закончатся и все мои злоключения. Но в Бретани я встретила еще больше трудностей. И везде меня подстерегали неудачи: с Бельвинем, с хозяйством, с налогом, с синими, напавшими на Сент-Элуа, даже с графом д'Артуа… Думать о последнем было особенно невыносимо. Как я была бы счастлива с ним…

Ресницы у меня стали тяжелы от набежавших слез. Я прижалась щекой к подушке и заплакала, уже не сдерживаясь. Слезы текли по щекам, смачивали наволочку и густые волосы. Я прижала костяшки пальцев к губам, чтобы не всхлипывать, но у меня мало что получалось. Боже, даже поплакать в голос я здесь не могу… Уткнувшись в подушки, чтобы заглушить рыдания, я вдруг услышала знакомый холодный голос:

– Мадам!

Я подняла залитое слезами лицо, вне себя от стыда, что он видит меня в таком состоянии. Герцог стоял у постели, опираясь рукой на деревянную колонну балдахина, и казался очень высоким. Он был теперь лишь в кюлотах, обнаженный по пояс, и я против воли поразилась: какие мускулы угадывались под этой смуглой кожей рук, плеч и торса!

– Если это мое присутствие причиняет вам такие страдания, вы могли бы мне об этом сказать.

Я молчала.

– Мне уйти?

– Делайте как вам угодно! – сказала я сердито. – Мне это безразлично.

Он протянул руку, словно инстинктивно хотел коснуться моих золотистых волос. Я отшатнулась. Он не настаивал.

– В таком случае, я останусь.

Герцог, сделавшись вдруг безучастным к моим слезам, повернулся и ушел в туалетную комнату – теперь уже на всю ночь.

7

Утром, за завтраком, мы вели себя так, будто не знаем друг друга. Александр ушел из моей комнаты, когда я еще спала, а выйдя к столу, ничего мне не сказал и вообще никак меня не приветствовал, даже не поднес мою руку к губам, как делал обычно, Я усмехнулась, заметив это. Как это следует расценивать – как наказание? Оно не слишком меня заденет. Жаль только, что Анна Элоиза все это видит и не преминет сделать какие-то замечания на этот счет – вероятно, не в присутствии Александра, а позже, например, когда я в одной из гостиных займусь вышиванием.

Что касается Поля Алэна, то с этого дня он, вероятно, стал просто ненавидеть меня самой лютой ненавистью – по крайней мере, взгляды, которые он бросал на меня, свидетельствовали именно об этом.

За столом все молчали. Я давно уже окрестила подобные трапезы немыми и не понимала, зачем всем этим людям собираться трижды в день за одним столом, если им даже не о чем поговорить. Если бы не нелепая болтовня старого герцога, который сегодня снова впал в детство и снова принимал меня за племянницу Эмили, в столовой стояла бы могильная тишина.