Очаровательная плутовка

– Да, я так считаю.

– В таком случае, милорд, я почтительно прошу, чтобы обвинение было изменено на воровство при помощи обмана.

Райли вскочил:

– Милорд, я протестую! Сначала вымогательство, а теперь воровство при помощи обмана… Обвинение намеревается обвинить ее по всему списку английского законодательства, пока не признает ее виновной в… краже свиньи?

Нордем протестующе поднял руки:

– Вовсе нет, милорд. Мой ученый друг пытается оправдать подсудимую, свою жену, при помощи юридической терминологии. Давайте действовать по правилам. Суду очевидно, что преступление было совершено. Мы не можем, не поступившись законом и совестью, позволить, чтобы дело подсудимой положило начало прецеденту такого вида преступления.

Судья снял очки.

– Я должен согласиться. Присяжные ознакомятся с новым обвинением. Прошу вас продолжать, мистер Нордем.

Райли сел. Он зря радовался, рассчитывая, что дело развалится после допроса первого свидетеля. Этот негодяй Нордем прав: терминология – ничто, а по сути Эйприл виновна.

– Могу я попросить разрешения у суда и пригласить Джону Хоторна, герцога Уэстбрука?

Райли снова встал.

– Милорд, я возражаю. Он не числится в списке свидетелей.

– Он в зале суда, милорд, – пояснил Нордем, – и я полагаю, что он может прояснить это дело. Однако обвинение оставляет за собой право рассматривать его как нежелательного свидетеля, учитывая, что он является свекром подсудимой.

– Я разрешаю, – сказал судья.

– Милорд, это нарушает ход заседания… – настаивал на своем Райли.

– Ваше возражение не принято, лорд Блэкхит! Пожалуйста, продолжайте, мистер Нордем.

Райли смотрел, как его отец поднялся на свидетельское место и принес присягу. Он понимал, куда клонит Нордем.

– Ваша светлость, – начал Нордем, – я знаю, что вы присутствовали в зале, когда сэр Седрик Маркем давал свидетельские показания. Скажите, подсудимая обращалась к вам с подобной выдумкой?

– Да, – ответил Джона, с негодованием глядя на Нордема.

– Вы давали ей какие-нибудь деньги?

– Никогда.

– Она просила о деньгах?

– Нет, не просила.

Нордем передал Джоне три документа.

– Не будете ли вы так любезны сообщить суду, что это за бумаги?

Джона достал очки и водрузил их на нос.

– Это копии моего последнего завещания.

Нордем начал прохаживаться перед свидетельским местом.

– Позвольте мне внести ясность. Это варианты вашего последнего завещания. Более ранний и самый давний вариант был исправлен, и появился второй вариант, который датирован следующим днем после того, как вы познакомились с подсудимой. Не могли бы вы объяснить, почему изменили ваше завещание?

Джона бросил на Нордема испепеляющий взгляд.

– Я включил туда Эйприл и сделал это в качестве подарка.

– Весьма интересно. И что вы ей завещали?

– Мое шотландское поместье Клондуган-Холл.

Зал охнул.

– Ваша светлость, вы знакомы с подсудимой всего два дня и завещаете ей целое поместье? Почему?

– Она представилась моей дочерью. Я хотел ее обеспечить.

– И она действительно ваша дочь?

– Нет.

– Следовательно, в вашем третьем завещании вы лишили ее этого наследства.

– Да.

– Самый недвусмысленный и прибыльный случай воровства при помощи обмана, который когда-либо наблюдался в этой стране, – с ликованием заключил Нордем.

Райли встал.

– Протестую, милорд. Пожалуйста, напомните моему неопытному коллеге, что он сам делает несуществующие выводы. Я полагаю, что это относится к компетенции присяжных.

На этот раз судья согласился с Райли, и Нордем отказался от своего умозаключения, но продолжал улыбаться.

– Ваша светлость, вам знакома эта книга?

Он показал дневник.

Джона посмотрел внимательно и сказал:

– Я никогда прежде не видел этой книги.

– Могу я прочитать, что автор этой книги пишет о вас, ваша светлость?

Райли вскочил с кресла.

– Протестую, милорд! Обвинение пытается очернить двоих хорошо известных джентльменов, намекая на их неприличное поведение, отраженное в личных записях куртизанки. Если предположить, что этот дневник имеет какое-то отношение к рассматриваемому делу, обвинению надлежит, во-первых, доказать, что дневник не является подделкой, а во-вторых – что события, описываемые там, действительно имели место.

Судья повернулся к Нордему:

– Я склонен согласиться с лордом Блэкхитом. Дневник – это весьма субъективный и весьма ненадежный документ и вдвойне является таковым, если предположительно был написан женщиной низких моральных устоев. Если вы хотите использовать его в качестве доказательства, мистер Нордем, то вам придется доказать его подлинность.

Райли с облегчением сел на место. Нордему не удастся оживить прошлое.

– Как пожелаете, милорд, – согласился Нордем. – Пока что все, ваша светлость. Вы можете сесть. Если суд не возражает, обвинение хотело бы вызвать Вивьенн Бонифас Деверо.

У Райли замерло сердце. Он взглянул на отца, который застыл на полпути к своему месту. Ошеломленный Джереми не спускал глаз с особы, идущей по проходу. Эйприл закрыла лицо руками.

Она осталась такой, какой Райли ее помнил. Красивая, гордая, с королевской осанкой, невозмутимая. Она прошла мимо Джоны. И их взгляды встретились. Они долго смотрели друг на друга, поток воспоминаний пронесся между ними. Судебный пристав назвал ее имя, и она плавной походкой поднялась на место свидетеля. Она произнесла слова клятвы все с тем же певучим французским акцентом, который Райли хорошо помнил.

Нордем упивался замешательством Райли. Повернувшись к свидетельнице, он произнес:

– Мадам Деверо, будьте добры сообщить суду род ваших занятий.

– Я владелица клуба для джентльменов.

– Клуба для джентльменов?

– Да. Это заведение, где джентльмены отдыхают.

– А в этом заведении оказываются интимные услуги?

– Иногда.

– Работала ли подсудимая в вашем заведении?

– Да.

– Она оказывала интимные услуги за деньги?

Все в зале подались вперед, боясь пропустить ответ.

– Нет. Она работала на кухне.

Нордем старался на потеху публике.

– Прошу прощения, мадам Деверо, но я должен выяснить… Подсудимая, маркиза Блэкхит и жена моего ученого друга… работала у вас на кухне?

Мадам остановила взгляд на Эйприл.

– Да.

По залу суда прокатился смех. Судья застучал по столу молотком. Эйприл испугалась не за себя, а за Райли. Он сидел с помертвевшим лицом.

Нордем поднял книгу.

– Мадам Деверо, это ваш дневник?

У Эйприл перехватило дыхание. А мадам смотрела прямо на нее.

– Да.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Одиннадцатого октября, за день до преступления. Я попросила Эйприл упаковать его вместе с остальными книгами в моем кабинете.

– И она это сделала?

– Нет. Она скрылась с ним. Она не вышла на работу на следующее утро. А также Дженни Хэр, одна из моих девушек. Они дружили. Я подумала, что с ними случилось несчастье, но спустя несколько дней один из моих постоянных посетителей сказал, что видел их обеих в деревенском трактире недалеко от Лондона. Я не подозревала, что дневник пропал, пока Эйприл не сказала мне этого прошлым вечером.

Райли взглянул на Эйприл, которая в оцепенении закусила губу.

– Она приходила к вам? – спросил Нордем.

– Да, она пришла, чтобы извиниться. Это была весьма трогательная речь. Она очень убедительно каялась. Даже не знаю, кто выглядел благороднее: супруга пэра, пришедшая за прощением, или я, словно аббатиса, дарующая это прощение.

Райли встал:

– Милорд, я не понимаю, к чему ведет этот допрос. Разве свидетельница может что-то прояснить в данном разбирательстве?

– Я подхожу к этому, лорд Блэкхит, – поспешил ответить Нордем. – Мадам, вы знаете человека по имени Джона Хоторн герцог Уэстбрук?

– Да.

– Он член вашего клуба для джентльменов?

– Нет. Мы знали друг друга очень давно. Двадцать лет назад.