Леди Роз

Придерживая одной рукой вуаль, а другой теребя складки покрывала, я сделала несколько ленивых длинных шагов сначала в одну сторону, а потом в другую; при этом я старательно отворачивалась от Джона. Музыканты ускорили ритм, и я медленно пошла по кругу. Добравшись до противоположной стороны, я закружилась на месте, прижав к себе покрывало и время от времени обнажая то бедро, то лодыжку с браслетом. Многие мужчины опустили кружки с элем, не зная, чего ждать, но боясь пропустить то, что будет дальше. Я снова пошла по кругу, время от времени останавливаясь, чтобы погладить кого-нибудь по плечу, прикоснуться к щеке или бросить многообещающий взгляд, но не забывая придерживать вуаль. Наконец, еле дыша, я дерзнула бросить взгляд в сторону Джона. Не обращая на меня внимания, он развернул кресло и разговаривал со своим другом Мармадьюком Констеблом; именно так Джон вел себя на пиру в замке лорда Кромвеля. От этого воспоминания у меня сжалось сердце.

О Небо, неужели он еще не узнал меня? Сидевшие по бокам от Джона лорд Клинтон и Коньерс смотрели на меня во все глаза, довольно улыбались, но не узнавали. Неужели я так искусно замаскировалась? «Джон, любимый, это я, посмотри на меня, я здесь!» – кричало мое сердце.

Восторженные крики солдат и взгляды Клинтона и Коньерса, нагнувшихся вперед и увлеченно следивших за танцем, наконец заставили Джона отвлечься. Он повернул кресло к столу и бросил на меня рассеянный взгляд. Мой час настал. Я шагнула к его столу, встала на цыпочки, дерзко и вызывающе обнажила бедро, а потом отступила. Музыканты заиграли ту самую мелодию, под которую мы танцевали у лорда Кромвеля; я сбросила на пол покрывало, и цыганки убpa ли его. Я осталась в одной прозрачной накидке, как делают сарацинские женщины в гаремах, когда танцуют для своих хозяев и повелителей. Пока одни плясуньи обвевали меня страусовыми перьями, а другие хлопали в такт музыке, я чувственно изогнулась и на мгновение отвела от лица вуаль. Когда Джон поднес к губам кубок, я вытянула ногу, продемонстрировав родинку на обнаженном бедре.

Джон замер, а потом подался вперед, не веря своим глазам. Затем оторвал взгляд от родинки и посмотрел на мою грудь и лицо. Встретив мой взгляд, он опустил кубок и уставился на меня. Потом слабая улыбка тронула его красивые губы, и я увидела свои любимые ямочки на щеках.

Тут я широко улыбнулась и подмигнула ему.

Я вернулась в Борроу-Гршгвне себя от радости. Моя миссия удалась как нельзя лучше. При расставании Джон заверил меня, что не скоро забудет мой цыганский танец.

– Воспоминание о нем будет согревать меня в холодные зимние ночи, – пообещал он, целуя меня на прощание.

Казалось, наша встреча стала добрым предзнаменованием; вскоре после нее от Джона стали прибывать хорошие вести. Он снял осаду с Карлайла и убил шесть тысяч скоттов. Эта победа означала, что королю Эдуарду больше не нужно торопиться на север и откладывать коронацию. Церемония была назначена на двадцать восьмое июня, через четыре дня после Иванова дня, именин Джона. Праздник Джоя встретил дома, а на следующее утро мы отправились в Лондон.

По пути мы слышали, как люди шушукались, не одобряя выбор даты.

– Воскресенье? Но ведь в этом году воскресенье – несчастливый день! – ахали они и осеняли себя крестом, чтобы отогнать дьявола. Когда Джон сообщил мне новость, я сделала то же самое. Даже Джону было не по себе. День недели, на который приходилось двадцать восьмое декабря, годовщина Избиения младенцев, считался несчастливым в течение всего года, а в 1461-м оно падало именно на воскресенье. Но, похоже, король Эдуард предрассудками не страдал. Этот день его устраивал, и подготовка к коронации первого короля из династии Йорков шла полным ходом.

По прибытии в Лондон мы увидели восторженную толпу, щеголявшую белыми розами Йорков, которые уличные торговцы продавали на всех углах с тележек и из фартуков, наполненных цветами.

– Покупайте свежие белые розы! – кричали они. – Чудесные белые розы в честь чудесного Короля Белой Розы!

В Вестминстерском дворце, куда Мы приехали для встречи с королем Эдуардом и братом Джона епископом Джорджем, ныне ставшим канцлером, царила суета. На кухне повара и их помощники сбивались с ног, готовя угощение; плотники стучали молотками, ремонтируя дворец и королевскую барку и сколачивая столы и: стулья; повозки, лошади и мулы доставляли во дворец клетки с лебедями и фазанами, мешки с фруктами, овощами, сахаром и специями. Коридоры и залы были забиты вельможами, придворными, их женами и членами свиты, так что проложить себе дорогу удавалось с трудом.

– Мод! – радостно воскликнула я; увидев хорошо знакомую фигуру.

Мод сопровождал ее дядя, лорд Кромвель. Мы крепко обнялись.

– Как поживаешь, Мод? – спросила я. – Вид у тебя довольный… Это так?

– Пожалуй. Меня сильно утешил разгром анжуйской суки.

Я пообещала, что встречусь с ней в ближайшие дни, и мы пошли дальше. Король дружелюбно беседовал с золотых дел мастером; на столе были разложены украшения, ярко отражавшие солнечный свет.

– Это мастер Шор. Он сделал для нас чудесный меч, который мне вручат сразу после увенчания короной. – Эдуард засмеялся, обнял мужчину за плечи и показал на золотой меч, украшенный рубинами. Шор, не привыкший к фамильярности царствующих особ, покраснел и неловко поклонился. Эдуард убрал руку, чтобы поздороваться с нами. – Он – лучший ювелир в Лондоне. – Король похлопал мастера по спине, когда тот ушел. [46] – Почти такой же ювелир, какой ты полководец, кузен Джон! Знаешь, я обязан тебе коронацией. Если бы ты не снял осаду с Карлайла, мне пришлось бы совершить марш на север, но теперь…

Он смерил меня восхищенным взглядом.

– Джон, ты действительно приносишь себя в жертву своему королю. Ведь вместо этого ты мог остаться дома с красавицей женой… Ладно, давай прогуляемся. В королевском саду есть на что посмотреть. – Он положил руку на плечо Джона, и мы отправились в сад. Эдуард говорил о финансах, государственных делах и стратегии, но это не мешало ему пристально осматривать каждую даму, которая попадалась нам навстречу. Я поняла, что, говоря о красотах сада, Эдуард имел в виду не цветы, а женщин.

Хотя молодой король жаловался на нехватку денег (в последние три месяца он без устали брал взаймы, чтобы оплачивать расходы на государственные дела и военные действия), это не помешало ему устроить пышную коронацию. На следующий день Эдуард организовал торжественный въезд в Лондон, где его встретили мэр и олдермены в алом и четыреста горожан в зеленом и проводили от дворца Лэмбет до самого Тауэра. Вечером на богатом пиру он произвел тридцать два человека в рыцари ордена Бани (среди которых было два его младших брата – восьмилетний Дикон и одиннадцатилетний Джордж) и сделал каждому новоиспеченному рыцарю роскошный подарок. На следующий день король проследовал из Тауэра в Вестминстер; перед ним шли рыцари Бани в голубых плащах с капюшонами из белого шелка.

Коронация состоялась в Вестминстерском аббатстве в воскресенье утром. Архиепископ Кентерберийский помазал Эдуарда на царство и увенчал бесценной короной Эдуарда Исповедника. [47] Потом король под великолепным балдахином из золотой парчи прошел в тронный зал и занял место на возвышении, рядом с братьями и другими членами семьи; мы расположились за соседним столом. К моему удивлению, в зале царил полумрак; его освещало всего несколько факелов, а свеч не было вообще. Сначала я подумала, что это объясняется нежеланием тратить деньги. Но едва мы заняли места, как в темных углах огромного зала появились факелы и двинулись к возвышению в сопровождении негромкого пения. Когда факелы приблизились, мы увидели, что их несут монахи в капюшонах. Миновав возвышение, монахи разделились на две части, прошли вдоль стен и снова исчезли в темноте.

Сразу после этого слуги зажгли стоявшие на столах свечи, и зал наполнился светом. Пламя свеч отразилось в прекрасных витражах высоких окон, в знаменах и гобеленах, покрывавших стены; от драгоценных камней, украшавших шляпы и наряды знати, слепило в глазах. Внезапно сверху донеслось хлопанье крыльев. Подняв глаза, мы увидели стаю кречетов и соколов. К нашему удовольствию, они раз за разом устремлялись вниз и выхватывали из стоявших на столах серебряных ваз то яблоко, то сливу. Потом мы услышали стук бубнов, и в зал под ласкающие слух звуки музыки вошли танцовщицы в сарацинских костюмах – коротких лифах с низким вырезом и юбках, расшитых бисером. Когда цыгане подошли ближе, я увидела знакомого вожака. Он отдал низкий поклон, и я бросила ему белую розу. Джон нагнулся ко мне и прошептал на ухо: