Наследница (СИ)

Они встали друг напротив друга, и пан Янош показал то, что обещал. Ничего необычного в самом ударе не было, и отразить его можно было легко. Если бы это был просто удар. Но его замечательность заключалась в сочетании нескольких обманок подряд, вызывающих у противника ожидание либо какого-то каверзного удара, либо попытки отступить без потерь. Вот в этот момент всё и происходило. Удар действительно сложно было предугадать, и в половине случаев противник буквально сам налетал на остриё, направленное снизу вверх. Для человека небольшого роста приём и впрямь был выигрышным: при правильном нанесении клинок наносил противнику смертельное ранение в голову, входя под подбородком.

Нужно было точно запомнить последовательность движений и уметь правильно выбрать момент для удара. Пан Янош долгое время был недоволен попытками Элен повторить всё от начала до конца. Наконец, ей удалось повторить несколько раз подряд всё без единой ошибки.

— Ну, наконец-то, — проворчал он, — а то я уже начал было сомневаться в том, что вам это по силам. Теперь вот что. Запомните: никогда не используйте этот приём в тренировочном бою. Отрабатывать его можно или со мной или с тем, кому вы абсолютно доверяете. Человек, испытавший его на себе, не должен ничего понять. Он либо удивлён и растерян, не знает, как это получилось, либо — мёртв, если удар нанесён всерьёз. Вы можете использовать этот приём в поединке с Юзефом, чтобы вас признали лучшим, но только в решающем поединке. В противном случае, любой более или менее опытный боец сможет понять вашу технику, и, если даже не повторит, то будет готов отразить. Впрочем, это ваше дело, можете и не пользоваться этим. Никто вас не заставляет стать первым, я повторюсь: это только ваше желание.

До окончания занятий оставалось совсем немного. Василий уже поговаривал о том, что хорошо бы съездить летом к отцу, чтобы представить ему отчёт о своём времяпрепровождении за границей. По его словам, в их губернии всё равно никто не умел хорошенько владеть шпагой, а некоторые нацепляли её только как необходимую деталь костюма. Так что в России его навыки фехтования могли показаться почти чудом! Найти бы ещё, на ком их продемонстрировать… Его рассказ о том, что в России носят шпагу только для украшения, весьма развеселил остальных (разговор проходил перед занятием). Не смеялся только Ален. Он молчал, когда все шутили по этому поводу, а потом спросил:

— Вы считаете допустимым оскорблять свою Родину?

— Оскорблять Родину? Господи, помилуй! У меня и в мыслях этого не было!

— Но из вашего рассказа следует, что дворяне в России не умеют отстоять свою честь, защитить себя и своих близких. Разве это не оскорбление?

— Почему же? Они могут защитить. Только не шпагой, а…по-другому, — промямлил Василий.

— А вот мне известно совершенно другое. Российский дворянин никому не спустит ни бахвальства, ни пренебрежения, ни насмешки. А если речь зайдёт о дорогих ему людях, он и жизни своей не пожалеет, чтобы спасти или защитить их. Что до владения клинком, то вам до них — как ослу до лошади: какое седло ни надень — всё равно уши торчат.

— Но что поделаешь, если мне встречались только такие субъекты, — попытался оправдаться Василий.

— Не буду говорить о том, что назвать дворянина «субъектом» — само по себе недопустимо, скажу другое. Мне не известно ваше окружение в России, сударь, вполне возможно, что оно именно такое, как вы описываете. В таком случае, нечего удивляться вашим успехам в фехтовании. Видимо, вы тоже решили носить шпагу, лишь отдавая дань этикету, — улыбка Алена была замечательной смесью учтивости и угрозы.

Василий понял. Он должен был возмутиться, но тогда ссора стала бы неминуема. Однако он отлично знал, чем она закончиться. Поэтому Василий несколько наигранно рассмеялся и сказал:

— Ну, что вы, право! Я не имел в виду оскорблять кого-то. Видимо, я выразился неточно, и вы меня поняли превратно. Если мои слова показались, кому бы то ни было, обидными, прошу прощения. Прошу вас меня простить, господин Ален. Что нам с вами делить, о чём спорить — ведь мы соотечественники.

— Извинения приняты. Очень надеюсь, что ваши слова — обычная глупость, не более. Но соотечественником вас считать мне неприятно. Хотя это, к сожалению, в самом деле, так.

И Василий смолчал.

Приближалось время окончания школы и последних решающих поединков. Гжесь волновался, нервничал и от этого стал раздражительным. Ему особенно горько было сознавать, что девушка обошла его в тех навыках, в которых он рассчитывал быть профессиональнее её. Он когда-то мечтал, как будет снисходительно ей помогать, подсказывать. Это исполнилось, но длилось очень недолго. Гжесь даже не успел понять, когда Элен обошла его. А сейчас с ней занимается сам пан Янош — конечно, теперь она стала одной из лучших! Хорошо ещё, что не самой лучшей… Это было хоть каким-то утешением, хотя и горьким.

Как и ожидалось, Элен и Юзеф выиграли все бои с другими противниками и должны были встретиться друг с другом на следующий день. Занятия с дядей у Элен закончились, и теперь она уходила вместе со всеми. В этот раз Юзеф оказался рядом и предложил прогуляться после занятий.

— Завтра мы встречаемся в последний раз — сразу после окончания школы я уезжаю, — сказал он. — Мне бы хотелось предложить вам дружбу, если вы не против.

— Нет, не против, — говоря так, Элен ничем не рисковала: после школы она вновь станет барышней, а Ален… Ален спешно «уедет» к себе в Россию, поскольку туда его призовут неотложные дела. Это было давно оговорено с дядей Яношем.

Проходя по улице мимо трактира, Юзеф предложил зайти туда. С его стороны это было проверкой догадок. Ему казалось, что если он прав, и с ним рядом сейчас находилась девушка, то она найдёт причину отказаться. Но это понимала и Элен. У неё не было выбора, приходилось соглашаться, поскольку у Алена вряд ли нашлись бы возражения.

Два молодых человека устроились на лавке возле окна. Заказывал Юзеф. Перед ними поставили бокалы с вином. Вино Элен, разумеется, раньше пила, но чтобы вот так, без еды, да ещё целый бокал разом… Она чуть отпила. Напиток оказался на удивление вкусным — сладковатым и ароматным. Юзеф уже выпил половину.

— Вам не понравилось вино? — спросил он, видя перед спутником всё так же наполненный бокал. — Так мы сейчас же вернём его и потребуем другого!

— Нет-нет, вино хорошее, не нужно другого, — Элен удалось говорить уверенно, — просто я боюсь немного захмелеть. Мой дядя не одобряет этого, и я не хочу его огорчать.

— Помилуйте! С одного-то бокала? Этого не может быть, он ничего не сможет заметить. Кстати, о вашем дяде. Это правда, что он занимается с вами сам?

— Да, правда, — Элен сделала ещё глоток. Да, вино было очень вкусным!

— В таком случае, я поздравляю вас. Хотел бы я иметь такого учителя! Ваши успехи замечательны!

— Благодарю, я передам ваши слова пану Яношу, ему будет очень приятно.

— Разрешите поздравить вас и с успешным окончанием школы. Мы с вами оказались самыми сильными её учениками. Что вы думаете делать дальше? Я имею в виду: чем хотите заняться в жизни?

— Для меня этот ещё вопрос открыт. Но точно знаю одно: вскоре я уеду на родину.

— В Россию? Но зачем? Может быть, мои сведения не верны, но у нас говорили, что вы — сирота, и из всех родных у вас остались только дядя и сестра.

— В России есть наши фамильные владения. Они сейчас без хозяйского глаза. Поскольку вы правы, и других наследников нет, мне придётся взять всё в свои руки.

— Так значит, вы готовитесь стать хозяином земель… Тогда, если позволите спросить, зачем вам понадобилось учиться фехтованию, да ещё в такой известной школе?

— Одно другому не мешает, — удивлённо подняв брови, ответила Элен. — А то, что школа известная, так это случай. Сами понимаете, не искать же другую, если дядя — владелец этой.

— Удивительно.

— Что именно?

— По словам пана Василия, у вас в России шпаги носят вместо украшения. Вы же стараетесь научиться владеть ею, как можно лучше. Зачем? Против кого?