Единорог и три короны

Филипп мгновенно прикинул свои шансы на успех; на его стороне внезапность нападения, однако противник значительно превосходил его по численности! Предстояло сыграть ва-банк: иного решения он не видел.

Бросившись в комнату, он пронзил шпагой ближайшего к нему бандита и выстрелил в еще одного. Воспользовавшись смятением, внесенным в ряды противника, Камилла сумела вырваться. Филипп бросился к ней, схватил ее за руку и потащил к выходу. Но тут двое врагов преградили им путь, а еще двое встали у них за спиной — молодые люди оказались в ловушке!

В довершение неудачи потерявший сознание бандит пришел в себя и бросился на подмогу своим приятелям. Возможно, силы были бы не столь уж неравны, если бы у Камиллы осталась ее шпага.

Негодяи приближались к своей добыче. Грозный вид Филиппа говорил о том, что он готов пронзить первого, кто осмелится напасть на него; однако бандиты вполне могли обрушиться на него всем скопом, подавив его своей численностью.

Нагнувшись, Камилла быстро схватила большой камень и запустила его в голову одного из тех, кто преграждал им путь. Почти в ту же минуту д’Амбремон пронзил второго типа, выросшего у них на пути, и молодые люди устремились к двери, чтобы выбраться на улицу.

Камилла хотела выбежать во двор, но Филипп закричал ей: «Не туда! Там у них есть люди!» Слишком поздно! Двое других заговорщиков, остававшихся снаружи, которым, по всей видимости, было поручено нести охрану, заметили их и бросились наперерез; к ним тотчас же присоединились бандиты из донжона.

Филипп вновь схватил Камиллу за руку; глаза его искали место, откуда было бы удобнее отражать нападение противника.

«Сюда, на башню!» — прокричал он, увлекая за собой девушку к угловой башне, куда вела винтовая лестница. Вбежав в башню, они принялись карабкаться по ступеням. Узкая лестница не позволяла преследователям ни напасть, ни схватить молодых людей с тыла. Филипп, ободренный столь выгодной позицией, быстро пронзил одного из врагов, а Камилла воспользовалась этим, подобрав шпагу бандита. Теперь силы более или менее сравнялись.

Молодые люди выскочили на террасу; встав спина к спине, они вступили в последнюю схватку, оказавшуюся для их противников роковой.

Последний из нападавших, видя, что его приятели не в состоянии продолжать сражение, спасся бегством, но Филипп и Камилла не собирались преследовать его. Усталые и разгоряченные, они стояли и тяжело дышали.

— Главарь! — наконец вымолвила девушка. — Ему удалось скрыться, а я так и не увидела его лица!

43

— Подумать только, этот негодяй уже был у меня в руках, а я упустила его! — стенала Камилла. Ее глубокое отчаяние удивило Филиппа.

— Партия всего лишь отложена, в конце концов он от нас не уйдет, — произнес он.

— А тем временем он успеет совершить еще множество злодеяний и отвратительных преступлений!

— О чем вы говорите?

— О его преступлениях.

Разумеется, подобного рода объяснение не могло удовлетворить Филиппа.

— Не знаю, может, я и ошибаюсь, но мне кажется, что вы преследуете этого человека не столько в силу своей службы королю, сколько по каким-то личным причинам. Или я ошибаюсь?

Девушка не ответила. Казалось, она пристально вглядывается куда-то вдаль.

— Ответьте мне, Камилла, — ласково настаивал офицер. — Вы ненавидите этого человека. Почему?

Она смотрела на молодого дворянина, но, казалось, не видела его. Филипп был потрясен горестным выражением ее взора, блуждающего в каких-то далеких воспоминаниях. Он ждал, неотрывно глядя на ее губы, что она откроет ему свой секрет; он не хотел торопить ее.

Наконец она заметила, с каким пристальным вниманием смотрит на Нее шевалье. Казалось, она внезапно вернулась на землю и теперь робко изучала красивое лицо Филиппа. Он снова спас ее. Бесспорно, ее замысел не удался, и она осталась жива только благодаря мужеству шевалье. Благодаря д’Амбремону, демону, которого она преследовала, не удалось убить ее, как он убил ее родителей.

Ей захотелось все рассказать Филиппу. Она страстно желала кому-нибудь довериться; и кто мог быть более достоин ее доверия, если не Филипп, надежный боевой товарищ с благородным сердцем, исполненным безрассудной отваги? Но она не имела права говорить об этом, не могла ничего ему рассказать.

Филипп догадался о борьбе, происходящей в душе молодой женщины.

— Камилла, почему? — снова спросил он, положив руки на хрупкие плечи принцессы.

Он был совсем рядом с ней. Взгляд его, погруженный в девичьи аквамариновые глаза, настойчиво требовал ответа. Охваченная лихорадочным волнением, Камилла почувствовала, что вот-вот разрыдается.

— Он убил моих родителей! — резко выкрикнула она, стряхнув со своих плеч руки и отбежав от него на несколько шагов. — Их убили по его приказу, когда мне было всего два года.

— Почему?

— Именно это я и хотела бы знать! Но негодяй снова сумел спастись.

Филипп продолжал смотреть на нее. Он надеялся, что сейчас Камилла расскажет ему; но, поняв, что и так сказала слишком много, девушка взяла себя в руки и принялась срочно искать пути к отступлению.

— Если мы продолжим болтовню, — произнесла она нарочито небрежным тоном, — мы в конце концов опоздаем на бал!

— Вы правы, — неторопливо ответил молодой дворянин. — Лучше нам здесь не задерживаться, тем более что тот человек, которому удалось бежать, вполне может привести с собой подкрепление.

И они повернули в сторону Турина. Однако любопытство шевалье не было удовлетворено. По дороге он продолжал расспрашивать Камиллу:

— Почему вы так уверены, что именно главарь заговорщиков виновен в гибели ваших родителей?

— Все обстоятельства убеждают меня в этом.

— И все же?

— Я не могу вам больше ничего сказать! Послушайте, Филипп, вы мне очень помогли, и я от всего сердца благодарю вас за все, что вы для меня сделали. Но я смертельно устала, хочу есть, спать и не имею никакого желания рассказывать всю эту историю. Итак, считайте, вам повезло: я согласилась сопровождать вас сегодня вечером на этот проклятый бал, хотя, если говорить честно, мне гораздо больше хочется спать, чем танцевать!

— Однако не у вас одной возникают подобные желания! — раздраженно ответил он, досадуя как на надменный тон девушки, так и на ее отказ открыть ему свою тайну. — Но, как бы там ни было, смею надеяться, что вы вспомните о вашем обещании и по дороге не измените своего мнения!

Когда они добрались до столичного предместья, Филипп заставил Камиллу завернуть в таверну.

— Заходите, — приказал он. — Сейчас мы поедим, а потом я найду карету и отвезу вас домой.

Девушка набросилась на принесенную им еду. Поглощая пищу с неменьшим аппетитом, шевалье тем не менее украдкой бросал взоры в ее сторону, недовольный тем, что не удалось вызвать девушку на откровение.

Камилла все больше и больше озадачивала его: с какой свирепой яростью отбивалась она от бандитов! Настоящая тигрица! А потом внезапно превратилась в маленькую девочку, хрупкую и своенравную, которая вызывала в нем жалость и одновременно раздражала его! Он чувствовал, что не имеет на нее никакого влияния, — и это он, считавший себя знатоком женской души, он, твердо уверенный в том, что может получить от женщин все, чего пожелает!

Внезапно он почувствовал страстное желание уязвить ее, пусть даже для этого ему придется прибегнуть к недозволенному способу.

— Скажите, что вы чувствуете, когда попадаете в столь знакомое для вас место? — коварно спросил он. — Конечно, здешние служанки не так ловко обслуживают клиентов, им до вас далеко. Но, возможно, у них нет просто такого длительного опыта, какой был у вас!

От такой неожиданности Камилла выронила стакан. У нее появилось такое обиженное и растерянное выражение лица, что Филипп тотчас же пожалел о своих словах.

— Все, пошли! — резко бросил он.

Он привез ее в особняк Ферриньи. Пробило шесть часов.

— Собирайтесь быстрее, — сказал шевалье, удобно устраиваясь в одном из стоявших в гостиной глубоких кресел. — Я жду вас здесь.