Плененные сердца

– И оракул предсказал, что случится, если я не вмешаюсь? О, Эрот, ты же понимаешь, что это значит? Впервые я чувствую себя подлинной обитательницей Олимпа, а не просто смертной!

Она прижалась лицом к его груди, обильно смачивая его белоснежный хитон слезами.

Слегка отстранившись от нее через несколько минут, Эрот сказал:

– Я намерен совершенно изменить наши отношения, любимая. Во-первых, я считаю, что нам следует подыскать себе дворец подальше от моей матери, где-то в другой части царства Зевса, если ты этого пожелаешь.

Психея взглянула на него с благоговением:

– И ты сделаешь это ради меня?

– Я бы с радостью умер ради тебя, Психея, если бы это было возможно. Последние двести лет я был таким болваном. Прошу тебя простить меня.

– Охотно, дорогой, если ты пообещаешь мне любовь и мир под сенью твоих крыльев!

– Есть только одно обстоятельство… – начал неуверенно Эрот.

По морщинке, появившейся у него между бровями, Психея поняла, что он огорчен и озабочен чем-то.

– В чем дело? – спросила она. Немного помолчав, он сказал, нежно поцеловав ее в лоб:

– Зевс приказал мне осыпать всех видевших тебя смертных пылью забвения. У них не останется воспоминаний о тебе, обо мне или о моей матери. У них исчезнут из памяти все происшедшие события, в которых мы принимали участие.

– И даже леди Эль все позабудет?

– Боюсь, что и она тоже.

Психея взглянула на Эвелину, оживленно болтающую с Брэндрейтом.

– Если так, – произнесла она печально, – я должна с ней проститься. Ты даже не представляешь, как мы с ней подружились. Я буду по ней скучать. Прошу тебя, Эрот, позволь мне поговорить с ней еще разочек, последний!

– Ну конечно, – отвечал он, выпуская возлюбленную из своих крылатых объятий, – все, что ты пожелаешь, любовь моя.

36.

Эвелина утопала в блаженстве под поцелуями Брэндрейта. Теперь, когда ее сердце было отдано ему полностью, раз и навсегда, весь мир перестал для нее существовать. Ее пальцы оставались в плену его темных кудрей, и она даже и помыслить не могла, чтобы вырваться на свободу. Чем сильнее она прижималась к нему, тем крепче и горячее становилось кольцо его рук.

Эвелина понимала, что ведет себя возмутительно, но и это было ей безразлично. Она наслаждалась каждым мгновением, зная, что оно не повторится. Первое признание в любви никогда не сравнится ни с чем, что бы ей ни пришлось испытать. Поэтому она дала своему сердцу свободу, позволив пальцам скользить по его волосам, а губам нежно касаться каждой черты его лица.

– Любимая, – шептал он, и эти слова звучали в ее душе, как струны скрипки в руках мастера-виртуоза.

Их губы снова слились в неудержимом порыве страсти. Эвелина потеряла счет времени, забыла об окружающем, ощущая только его ласки и наслаждаясь чудом любви.

Она не знала, когда до нее впервые долетели какие-то звуки. Сквозь волшебный любовный туман в ее сознание все же прорвался женский голос, который звал ее по имени, и, видимо, уже довольно давно.

– Эвелина! Эвелина!

На пятый или шестой раз, оторвавшись наконец от Брэндрейта, она узнала голос Психеи.

– Ах боже мой! – воскликнула Эвелина.

– Что случилось? – спросил озадаченный этой внезапной переменой Брэндрейт.

– Я должна с вами поговорить, Эвелина, – шепнула, смеясь, Психея. – Прошу вас, отвлекитесь на минуту от маркиза, если можете. Это очень важно. Я пришла проститься.

Эвелина взглянула на Брэндрейта, соображая, как бы ей объяснить ему ситуацию. Не скажешь же: «Прости, дорогой, но мне нужно поговорить с невидимой гостьей с Олимпа».

– Здесь кто-то, – начала она неуверенно, – кто-то, с кем я должна поговорить по очень срочному делу.

– Я не понимаю, – сказал Брэндрейт, оглядываясь по сторонам. – С кем-то в доме?

– Нет… то есть да… то есть… Генри, я не могу сказать тебе, кто это. Он слегка прищурился.

– Уж не Бабочка ли? – спросил он, улыбаясь.

– Да, – отвечала она со вздохом облегчения. Он поймет ее, он должен понять. – Но откуда ты знаешь?

Брэндрейт слегка нахмурился:

– Я могу примириться с такими полетами фантазии у моей двоюродной тетки, Эвелина, но, когда речь идет о будущей матери моих детей, я должен признаться, это внушает мне…

Он внезапно умолк, изумленно глядя через правое плечо Эвелины. Эвелина обернулась и тоже увидела, что Психея приняла зримый образ и ожидает ее во всей своей красе.

– Так вот где вы! – воскликнула обрадованная Эвелина. – Я полагаю, что теперь и Генри может вас видеть?

Психея кивнула:

– Я поняла, что иначе вам было бы трудно объяснить мое присутствие. Здравствуйте, лорд Брэндрейт. Я и есть тот самый полет фантазии, о котором вы говорили, – Бабочка, жена Эрота.

– Здравствуйте, очень рад познакомиться.

Брэндрейт встал и учтиво поклонился. Прекрасные манеры сослужили ему хорошую службу в этот весьма неловкий для него момент.

Это проявление вежливости, казалось, доставило большое удовольствие Психее. Она улыбнулась, захлопала в ладоши, а затем протянула обе руки маркизу.

Он инстинктивно взял их в свои, все еще ошеломленный ее появлением.

– Я знаю, это несправедливо, что, зная вас так долго, я встречаюсь с вами лично только сейчас. Но я счастлива познакомиться с вами наконец.

– Я очень рад, – повторил он, улыбаясь. – Но скажите, вы действительно существуете? Как это возможно? Я всегда думал, что вы, Эрот и все остальные – просто персонажи греческих мифов.

Психея с серьезным видом кивнула:

– Нам было категорически запрещено вмешиваться в жизнь смертных…

– Но для вас такого запрета не существует? Психея смущенно прикусила губу.

– По правде говоря, мне не полагается здесь быть. Об этом я и пришла сказать Эвелине. – Повернувшись к Эвелине, она продолжала: – Я обещала дедушке, то есть Зевсу, что я возвращусь на Олимп навсегда и больше не стану принимать участие в земных делах.

– О нет! – воскликнула Эвелина. Подойдя к подруге, она обняла ее за талию. – Это значит, что я вас больше не увижу?

Психея поцеловала ее в щеку.

– Боюсь, что так.

– О нет, Психея! – Глаза Эвелины наполнились слезами.

– Прошу вас, не плачьте, пожалуйста, а не то я и сама расплачусь. Но я буду постоянно думать о вас и спрашивать оракула, как у вас идут дела. – Наклонившись к Эвелине, она прошептала: – Быть может, мне даже удастся выбираться к вам этак раз в десять лет. Зевс меня однажды простил, но он непредсказуем в своем гневе. Пожалуй, он действительно разозлится, если я слишком часто стану нарушать его запреты. Но теперь мне пора, Эрот ждет меня.

– Вот как? То-то вы выглядите такой счастливой! Значит, между вами все наладилось?

– Как по волшебству. Понимаете, я обнаружила, что он сердился из-за того, что наговорила про меня его мамочка… Вроде бы я была с его братом… о, я даже не могу выговорить это слово!

Эвелина прекрасно поняла ее.

– Неужели ваша свекровь была способна опорочить вас в глазах мужа?

– Еще как способна! Она просто не могла вынести, что ее драгоценный сыночек любит меня. Она никогда не хотела, чтобы он на мне женился. Впрочем, я думаю, на ком бы он ни женился, она возненавидела бы любую. Но вы бы слышали, как Эрот ее укротил… как герой, поражающий дракона. Я никогда им так не гордилась, как в тот момент. Даже дедушка бросался в нее молниями. Он испортил ей бальное платье, – Психея расхохоталась, – а уж голубей ее так распугал, что невозможно вообразить!

– Я просто поверить этому не могу. Значит, Эрот уже больше не сердится на вас? Психея покачала головой:

– Ничуть. И мы собираемся поселиться в новом дворце, подальше от его мамочки. Я уверена, мы будем еще счастливее, чем раньше. Может быть, у нас даже будут дети.

Не в силах больше сдерживать свои чувства, Эвелина нежно обняла прекрасную Бабочку.

– Я так рада, Психея. И я желаю вам всего самого лучшего.

– А я вам. Прощайте, Эвелина. Я знаю, вы будете счастливы, – она обернулась к Брэндрейту, относя свои слова и к нему, – оба.