Плененные сердца

– И что же? – печально спросила Аннабелла. – Она умрет старой девой и возненавидит меня за то, что я вышла замуж за человека, который мог бы спасти ее от такой страшной участи.

Шелфорд тяжело вздохнул.

Маркиз с трудом удержался от смеха. Какая ирония судьбы! Он так широко улыбнулся, что у него заныла челюсть. Убедившись, что его кузина в хороших руках, он предоставил ей спокойно наслаждаться свиданием.

34.

Эвелина улыбалась, и танцевала, и опять улыбалась, пока ей не стало казаться, что ноги у нее подкашиваются, а перекошенная улыбка грозит навсегда прилипнуть к лицу. Она приняла десятки поздравлений с предстоящим бракосочетанием с таким радостным видом и такими изъявлениями благодарности, как будто сердце у нее в это время не разрывалось на части. Когда ее спрашивали, куда исчез мистер Шелфорд, она могла только с величайшим облегчением ответить, что не имеет понятия. Она так неловко вела себя с ним ранее, что ей не хотелось вновь увидеть его. Не дай бог, она невзначай разрыдается прямо на глазах у всех.

Бедный Шелфорд! Ну уж и невеста ему досталась! Немного ему будет чести, если – пусть и очень привлекательная в цветах и вуали – она будет плакать в торжественный день всю дорогу к алтарю. А самое худшее заключалось в том, что стоило ей только подумать о предстоящей свадьбе, как слезы невольно подступали к глазам. Если же она при этом вспоминала еще и о Брэндрейте, то у нее начинало так сжиматься сердце и болеть грудь, что она боялась потерять сознание. Потеря маркиза и свадьба с викарием казались ей таким ужасным стечением обстоятельств, что она искренне желала, чтобы потолок рухнул ей на голову, разом распутав этот узел.

– Вы уже приглашены на следующий танец? Резко повернувшись, Эвелина увидела стоящего рядом с ней Брэндрейта. Откуда он взялся? Эвелина быстро оглянулась в поисках леди Фелмершэм, но ее нигде не было видно. Возможно, этим и объяснялась неожиданная любезность маркиза.

Острое чувство потери охватило ее, когда она взглянула в его серые глаза. Преодолевая внутреннюю боль, она бессознательно протянула ему руку.

– Еще нет.

– Прекрасно, – шепнул он, привлекая ее к себе.

Пары готовились танцевать вальс, и Брэндрейт не удержался, чтобы не поддразнить ее:

– Надеюсь, мои башмаки сегодня не пострадают, как восемь лет назад?

– О Брэндрейт, прошу вас, не напоминайте мне тот вечер. Это может показаться странным, но я целый день только и думала о том бале. Я тогда очень нехорошо с вами поступила.

– Лучшего я и не заслуживал. Я помню, вы порядком намылили мне шею, назвав высокомерным, напыщенным и еще другими словечками в таком же роде, которые я, к счастью, забыл. Но вы не должны быть слишком строги к моей памяти. В конце концов, мужская гордость не может столько выдержать за один вечер.

Эвелина почувствовала, как боль отпускает ее. Он говорил с ней так мягко, и слова его были так любезны! Еще несколько минут назад она сомневалась, сможет ли она вести себя с ним естественно и непринужденно, учитывая ее особое отношение к нему. Но ее опасения развеялись как дым; они весело болтали под звуки вальса, как добрые старые друзья. И даже вальс казался таким знакомым, как будто они уже танцевали его не раз.

– Я много думала о том вечере, Брэндрейт, – начала она, избегая его взгляда. – Я так виновата перед вами. Ведь теперь, чтобы получить руку любимой женщины, вам приходится идти на недостойный и малоприличный поступок. Я наговорила тогда леди Фелмершэм столько ужасных вещей, и все потому, что я была на вас зла. Неудивительно, что она приняла предложение лорда Фелмершэма. Сможете ли пы простить меня когда-нибудь? Если я не принесла вам мои извинения раньше, то это из-за моего несносного упрямства.

Эвелину удивило, что Брэндрейт всего лишь прищелкнул языком. Он явно был равнодушен к ее запоздалому покаянию.

– Да, недостатков у вас предостаточно. От такой дерзости Эвелина тут же забыла о всяком раскаянии и смирении.

– Не больше, чем у вас, милорд, – возразила она горячо. – И раз уж мы заговорили о недостатках…

Брэндрейт откровенно расхохотался:

– Знаете ли, мне кажется, больше всего мне в вас нравится, как вас легко задеть за живое. Причем при этом вы все время воображаете, что безукоризненно владеете собой!

– Чудовище! Вы еще дразните меня, когда я так стараюсь извиниться перед вами.

– Вот так-то лучше. Я никогда вам этого не говорил, и, может быть, мне еще придется в этом раскаяться, но одна из причин, по которой так люблю вас, – это ваше упорное нежелание признавать мои достоинства и восхищаться ими.

Эвелина ничего не могла понять. Он только что сказал – «одна из причин, по которой я так люблю вас». Но, при данных обстоятельствах, что он, собственно, имел в виду? У него было такое равнодушное выражение лица, и он сделал это заявление таким спокойным тоном, что Эвелина истолковала его слова как обычное между родственниками выражение симпатии. Не мог же он действительно признаваться ей в любви, зная, что она помолвлена с Шелфордом.

– Я полагаю, у меня нет надежды когда-нибудь исправиться, – сказала она наконец, бросая на него осторожный взгляд. Вспомнив свое первоначальное намерение дать ему понять, как остро она осознает свою вину восьмилетней давности, она начала снова: – Но я хочу, чтобы вы знали: я сожалею, что стала помехой вашему счастью. Простите меня, Брэндрейт, прошу вас. Скажите, что вы меня прощаете.

Легко ведя ее под завлекающие звуки вальса, он покачал головой.

– Не знаю, смогу ли я, – отвечал он, слегка нахмурясь.

– Но почему вы так осложняете мое и без того затруднительное положение? Разве вы не видите, что я искренне раскаиваюсь в своем поступке?

– Нет, я вижу. Вы очень ясно выражаетесь. Но дело в том, что я, наверное, не сумел растолковать вам свою позицию по этому вопросу. За последнее время она претерпела значительные изменения. Видите ли, боюсь, что свадьба не состоится.

Эвелина почувствовала, что рот у нее приоткрылся самым непривлекательным образом. Изумление ее было настолько велико, что ей стоило большого усилия его закрыть.

– Вот как? – сказала она робко, и в голосе ее впервые прозвучала надежда.

– Да. Моя нареченная начала оказывать усиленное внимание Шелфорду. Но вам не следует волноваться на этот счет; викарий не проявил к ней ни малейшего интереса, и Фелмершэм просто решил увезти его домой.

– Вы хотите сказать, она уехала?

– Самым решительным образом.

– И вы так спокойны? Но я знаю, что вы ее любили.

Он улыбнулся:

– Да, я любил ее когда-то, но теперь даже и в этом не уверен. Я был еще очень молод, когда пленился ею. Фелмершэм находит, что я был влюблен в призрак.

– Он никогда так не говорил! – воскликнула удивленная Эвелина.

– Нет, именно так он и сказал. Я очень благодарен ему за это.

Эвелина не знала, как быть. Все происходящее было совершенно невозможно. Все опять вставало с ног на голову. А впрочем, может быть, наоборот – все наконец становилось на свои места?

Она отвела взгляд в сторону, опасаясь, что он прочитает ее мысли, совершенно, впрочем, бесполезные, поскольку она все еще оставалась невестой Шелфорда. Она предпочла перейти к другой теме:

– Есть еще кое-что, Брэндрейт, что я хотела бы вам сказать.

Она почувствовала, как его рука теснее обняла ее талию, и маркиз привлек ее к себе ближе, чем позволяли приличия.

Улыбаясь, он сказал:

– То, что ты любишь меня, любишь глубоко и страстно и что ты всегда любила меня. Разве не это ты хочешь мне сказать?

Эвелина на мгновение затаила дыхание, глядя на него широко раскрытыми глазами.

– Брэндрейт! Я надеюсь, вы пошутили! Не забывайте, что я помолвлена с Шелфордом. Хотя я вижу по выражению ваших глаз, что вы меня дразните. Это мне невыразимо сладко, но прошу вас, перестаньте. Вы меня шокируете.

– Неужели? Я очень рад, потому что мне доставляет удовольствие тебя шокировать. Более того, я убежден, что тебе это очень нравится.