Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Он милостиво улыбнулся и, сняв с руки перстень-скарабея, подал юноше. Тот моргнул, глядя на золотое кольцо так, точно думал, что видит сон.

Потом повалился на колени перед верховным жрецом и уткнулся лицом в пыль, казалось, готовый растечься по этим каменным плитам от любви и преданности.

- Встань, Хепри – это твое имя, это образ Амона, - с улыбкой проговорил Неб-Амон. Юноша вскочил и, низко поклонившись, поцеловал перстень и надел его на палец.

- Я твой верный раб, - сказал он, снова низко кланяясь великому пророку Амона, прижав руку с кольцом к сердцу.

- Мы все рабы Амона, - сказал верховный жрец. – Так ты понял свое поручение? Следи за Нечерхетом всю неделю, потом доложишь мне, что видел. Ты получишь повышение в случае успеха – понял, Хепри?

- Понял, великий ясновидец, - благоговейно ответил юноша. Он в этот миг готов был умереть за великого пророка Амона, казавшегося ему божеством.

Неб-Амон кивнул и ушел, тут же забыв о Хепри; его мысли опять заняло возможное преступление его жреца. Верховный жрец немного успокоился, но – только немного. Он справедливый судья, и не может судить без свидетельств… но если правда то, что он подумал!

Если только это правда!..

***

Нечерхет в этот вечер не пришел домой – он отправился в кабак и напился до беспамятства. Жрец не сомневался, что пришла его смерть.

Но на другое утро он вернулся в храм – бледный, больной, неприбранный – приказал рабам привести себя в порядок и приготовился исполнять свои обязанности, как обычно, пересиливая цепенящий страх. Он должен быть здесь, он не может сбежать… если он сбежит, его непременно заподозрят. И некуда бежать. Может, Амон еще сжалится над ним и с ним ничего не будет…

Но шли дни, и ничего не происходило. Нечерхет едва отличал эти дни от ночей – такой мрак был перед его глазами и так он страдал от страха всем телом. Однако мало-помалу жрец стал успокаиваться.

Ничего не происходило.

Антефу он запретил показываться себе на глаза, да тот и сам избегал его – красивый мальчишка был не глуп; но иногда юноша попадался ему в храме. Значит, с ним тоже ничего не сделали. Может быть, Нечерхета помиловали или великий ясновидец его даже не осудил – может, он ничего не понял?

Даже он не может видеть все, хотя и называется ясновидцем.

***

Хепри поднялся и воззрился на великого ясновидца полным преданности взглядом, но лицо у него было несчастное. Верховный жрец понял, что слежка не принесла никаких плодов.

Что ж, этого следовало ожидать. Но Нечерхет не сбежал, а значит, уже не сбежит. Он скоро успокоится, уверившись, что опасность миновала…

- Продолжай следить, - приказал верховный жрец Хепри. – Ты будешь следить за ним весь месяц, потом снова придешь ко мне. Никому больше об этом не говори.

Он протянул юноше руку для поцелуя, в знак особенной милости, а потом снял и подарил еще один драгоценный перстень. Неб-Амон умел поддерживать в людях пламя преданности.

***

Тамит сходила с ума от беспокойства.

Нечерхета будто подменили – он почти не ел, ночами метался и бормотал во сне, и не только не шутил, но даже не разговаривал. На все вопросы огрызался, и жена оставила его в покое.

С ним случилось что-то очень плохое – должно быть, Неб-Амон наконец поймал его на каком-то серьезном преступлении. Но почему тогда его не возьмут под стражу? Ведь Неб-Амон – верховный судья в храме Амона, и его осуждение не расстанется с исполнением приговора.

Только бы она ошиблась… только бы это было не так! Внезапно Нечерхет стал очень дорог ей, эта жалкая ступень в ее возвышении, с которой она может скатиться обратно, в грязь. Если только его не станет.

Ведь она служанка, дочь маленького человека, и этого не изменить никому, никому! Только цепляясь за больших людей она может остаться тем, кем стала…

Но ничего не происходило.

Мало-помалу Нечерхет стал отходить – снова стал похож на прежнего себя, хотя эти тревожные дни оставили на нем отпечаток: он похудел, лицо постарело… и сильнее проступили следы излишеств, которым он предавался с ранней молодости.

Вернее, с тех пор, когда смог себе это позволить.

Но к ней он по-прежнему не прикасался – Тамит поняла, что он попросту перестал ее хотеть, и уверилась в том, что у мужа есть любовница. А может, даже несколько. А может, он их меняет. Ее это уже почти не задевало – зачем ожидать от такого развращенного существа того, на что оно не способно?

Только бы ничего не случилось… только бы беда миновала. Тамит почти даже забыла о своей счастливой сопернице, было не до того: только бы удержать то, что она с таким трудом завоевала, то есть своего мерзкого мужа со всем его добром.

Вдруг Тамит впервые пришло в голову, что ни детей, ни родных у Нечерхета нет, и в случае его смерти она останется его единственной наследницей. Потому что о завещании он тоже не позаботился, такие, как Нечерхет, думают, что не умрут никогда.

Нечерхет почти успокоился, и его потребности возгорелись в нем снова. Он превосходно знал, что Антеф его не выдаст, ведь в таком случае смерть грозит им обоим. Жрец нашел юношу – застал его одного, и коротко приказал прийти туда, куда он приходил к нему ночью раньше.

Туда, куда он сам когда-то привел служанку Тамит, ставшую его женой.

Теперь эта женщина его не волновала, но Нечерхет был рад, что имеет ее рядом: он всегда может прийти к ней и взять ее, когда захочет. По праву мужа. Она его последнее и безотказное прибежище.

Антеф, конечно, не посмел ослушаться – вздрагивая, озираясь, красивый шестнадцатилетний юноша-раб проскользнул ночью по мощенному камнем храмовому двору… холодный камень под босыми ногами будто грозил ему отмщением, как и черное небо над головой. Мальчик открыл дверь и вошел в темную комнату; он бросился на тюфяк ничком, закрыв голову руками. Он знал и радовался хотя бы тому, что ему ничего не придется делать – его господин делал все сам.

Скрипнула дверь, открываясь шире, и мальчик вздрогнул, сжимаясь, готовый заплакать. Он стискивал зубы, молясь, чтобы все поскорее кончилось.

Его тронули за плечо, и он содрогнулся всем телом; потом боязливо покосился через плечо.

Через мгновение Антеф вскочил, полный изумления, широко раскрыв большие серые глаза – такой цвет глаз достался ему от его пленной матери-чужеземки.

- Кто ты? – хрипло проговорил он, видя перед собой бритую голову и обнаженный торс юноши года на три старше его самого.

Хепри был суров и печален.

- Я знаю – ты не виноват, тебя принудили, - проговорил молодой жрец. – Поэтому, в каком бы преступлении ни обвинили твоего покровителя, беги отсюда. Ищи убежища в другом храме, а лучше в другом городе.

- Я не… - начал раб, но тут молодой жрец исчез так же внезапно, как и появился. Антеф хотел шагнуть следом, но не успел.

Появился его господин.

- Кто здесь был? – спросил Нечерхет; на лице его были написаны страх и злоба. Он обшаривал взглядом раба, точно готовясь его допрашивать. Потом шагнул к нему, протягивая руку.

Антеф знал, что этот человек имеет над ним полную власть, и повалился на колени, молясь, чтобы наказание не было слишком суровым. Жрец схватил его за длинные волосы, вздергивая на ноги.

- Кто здесь был?..

Антеф зажмурился, отворачиваясь и готовясь к удару, но его не последовало. Внезапно рука жреца разжалась, и юноша повалился на пол. Он увидел, как в помещение ворвались двое жрецов в белых одеждах, неотличимые в темноте от Нечерхета; но вот Нечерхета схватили за руки, заломив их за спину и удерживая мужчину, несмотря на его яростные вопли и бешеное сопротивление.

Его братья-жрецы!

Антеф вскочил на ноги, полный ужаса перед ними всеми, но тут в его обнаженную спину ткнулось копье.

- Стоять, раб.

В комнату, кроме жрецов, вошли трое храмовых стражников. Нечерхет уже не сопротивлялся, тяжело дыша; лицо было бледно от смертельного ужаса. Несмотря на покорность жертвы, жрецы продолжали крепко сжимать плечи и локти своего товарища, так выкрутив ему руки, точно желали намеренно причинить боль. Хотя, наверное, так и есть, подумал несчастный Антеф, видя ярость на лицах служителей Амона, которых обесчестил этот человек.