Дикое Сердце (ЛП)

- Не говорите глупости, Святая Моника, – горько засмеялся Хуан. И повернувшись к негритенку, позвал: – Колибри! Иди сюда! Подойди, сними рубашку.

- Что? Как? – удивилась Моника.

- Колибри, эта сеньорита хочет увидеть твою спину. Хочет увидеть следы ударов и ожогов. Хочет узнать, потому что не знает, а сейчас почувствует, до каких крайностей может дойти человеческая злоба и жестокость. Хочу, чтобы ты рассказал ей, что было с твоей жизнью, что сделали с тобой, кем ты был раньше. И хочу, чтобы вы выслушали эти истории, сеньорита Мольнар, а потом сказали, где был Бог, когда звери в человеческом облике, его хозяева, так его мучили. Хочу, чтобы вы сказали мне, где был Бог, сеньорита Мольнар, и почему он не послал тогда один из своих лучей!

Резко, свирепо, молниеносным движением Хуан Дьявол сорвал с Колибри рубашку из белого льна, обнажив маленькое тело, и чтобы та могла рассмотреть, он поднял его на руках, жадно вглядываясь в красивое женское лицо, которое выражало уже не возмущение и злость, а ужас, боль и жалость, и она прошептала:

- Нет, не может быть. Этот ребенок, это бедное создание…

- Посмотрите на него, потрогайте, послушайте, что он говорит. Он расскажет, как может страдать человеческое существо. Посмотрите на эти плечи, истерзанные тяжестью дров, превышающих силы ребенка, на эти несчастные кости, искалеченные голодом и плохим обращением. Посмотрите на шрамы от ожогов, ударов кнута. Для людей, которые его использовали, он был меньше животного, он был негритянским ребенком, сиротой, беззаконно брошенным. Не поднялась ни одна рука, чтобы сдержать его палачей.

- Но где? Где вы нашли это создание?

- Какая разница где! Разве нет таких тысяч, как он? Разве эти чудовищные вещи не происходят в любых уголках земли? Разве подобные жестокости не совершаются каждый день под небесами? Да, человеческая жестокость бесконечна, и Бог не посылает на нее своих лучей. Продолжают побеждать злодеи, и сильные топчут слабых. А когда одному из таких созданий, с которым обращались хуже червя, удается выжить, то в нем, переполненном жестокостью, которую использовали против него, поднимается вся злоба мира. Когда ребенок становится мужчиной, как можно просить его пожертвовать собой ради тех, кто всегда был счастлив? Как можно ждать от него большего, чем ненависть и жестокость?

- Но вы, вы…

- Да. Я такой. Меня научили ненавидеть; ранить раньше, чем поранят, убить, чтобы не убили, а если бы я не выучил этот суровый урок, то не стоял бы здесь перед вами, сеньорита Мольнар. Не ждите от меня ничего, не надейтесь тронуть меня мольбами и слезами. Я их ненавижу, питаю к ним отвращение, я не знаю жалости. Я продолжу свой путь, разрушая все, что нужно, если потребуется. А вы не бойтесь, я ничего не решил окончательно насчет вашей сестры; и не из-за жалости. Я не знаю этого. А теперь я запрягу повозку, чтобы осуществить эту чертову поездку.

Он отошел и оставил рядом с ней полураздетого мальчика, смотревшего на нее большими удивленными глазами. Она наклонилась, посмотрела на него, словно впервые в жизни увидела немного дальше весь трагичный и скорбный мир. И Хуана в этом мире. Хуана в детстве. Думая о нем, ее руки приласкали темную кожу Колибри, ужасные шрамы, бедную плоть, наивную, черную, невинную и измученную. Она вдруг прижала его к сердцу, целуя с новой нежностью, чистой и особой, которая, словно родниковая вода поднималась из сердца. С бесконечной жалостью у нее вырвалось:

- Бедный Колибри!

- Вы новая хозяйка? Капитан сказал, что мы поедем на Мартинику искать новую хозяйку. А потом сказал, что нет больше новой хозяйки, но теперь, теперь… Он сказал, что хозяйка красивая, хорошая, – Он посмотрел на нее с жаждой, зажженной в агатовых зрачках, с тоской по теплу и нежности, и Моника снова прижала к груди круглую кудрявую голову. – Вы моя новая хозяйка, правда?

- Нет, Колибри. Я ни твоя, и ничья. Я ни для кого не хозяйка, потому что в этом мире мне ничего не принадлежит. Даже мое сердце.

- Повозочка готова. Хотите в нее сесть? – прервал ее Хуан, подъехав и остановившись перед ней.

- Почему вы так беспокоитесь обо мне?

- Потому что это не беспокойство, и это ничего не стоит. А то, что ничего не стоит, легко отдавать.

- Вы правы. Вы правы в этом, как и во многом другом.

- Во всем, – уверил грубо Хуан. – Все, что я сказал, ни что иное, как правда.

- Вы говорите неправду, – мягко опровергла Моника. – Вы отрицаете, что в вашем сердце есть жалость, любовь, а в вас есть обе эти вещи, Хуан Бога.

- Хуан Дьявол! – горячился Хуан.

- Как хотите. Хуан Дьявол, который способен помочь женщине, которая ему досаждает и спасти ребенка, вызволяя его из ада, который вы тоже прошли.

- Я сделал это не из жалости!

- Тогда из-за ненависти? – насмешливо спросила Моника.

- Может быть, или, возможно, из-за эгоизма. Колибри – это я сам, его детство было моим детством. Во мне тоже кое-кто всегда видел человеческое существо.

- Ренато Д`Отремон. Я помню слова, которые он произнес вчера. Отец Ренато тоже хотел спасти вас.

- Отец Ренато? Предпочитаю, чтобы вы не упоминали об отце Ренато, Святая Моника.

- Почему?

- Потому что… вы опоздаете. Пойдемте, наверх. Ты тоже, Колибри. Поднимайся к ней. Уже не впервые Святая Моника везет тебя рядом с собой.

- И не будет последним. Колибри теперь и мой друг.

- Очень красивые слова, но они меня не трогают.

- А я и не стремлюсь вас растрогать, Хуан Дьявол! – рассердилась Моника.

- Хотите плантатор, Ноэль?

- О, черт возьми! – удивился нотариус, приближаясь к Хуану.

- Наливайте себе и угощайтесь. Я наполню еще один бокал. Полагаю, когда ставят этой прекрасный кувшин и бокалы, то гости должны обслуживать себя сами. Ваше здоровье, Ноэль!

- Нет, нет, благодарю Хуан, но я не буду пить этот напиток. Но Слава Богу, что вижу тебя наконец.

Нотариус приблизился к плетеному столу, где стояло полдюжины бокалов и кувшин популярного напитка Мартиники из сока ананаса и белого рома, недоверчиво поглядывая на полный бокал, который Хуан опустошил и налил еще.

- Я два часа брожу по дому, не сталкиваясь ни с кем, даже со слугами.

- Выпейте плантатор, он освежает, – пригласил Хуан, не обратив внимания на замечание Педро Ноэля.

- Ты расскажешь, что произошло, Хуан?

- Ерунда, даже лучше сказать – ничего. Думаю, это очевидно.

- Ты же не хочешь свести меня с ума? Ты напугал меня, вышел из дома и оставил в недоумении. Я уж было решил, что ты спятил, помешался, если бы происходящее не было чрезвычайно странным.

- Да, все удивительно странно.

- Вчера вечером, судя по твоему поведению и намекам, я понял, что должен молчать. Я умирал от беспокойства и любопытства, ожидая тебя в своей комнате, но уже рассвело, а ты так и не пришел. Я пошел искать, а тебя не было в доме, и никто не мог мне дать вразумительных сведений о тебе. Ради живого Бога, ответь мне, Хуан!

- Что я должен вам ответить?

- Что происходит, что случилось. Ты взбесился так, что потерял рассудок, когда прочел новость о браке Ренато и сеньориты Мольнар. Мне показалось, ты помешался от бешенства, узнав о свадьбе, и как будто отправился обезглавить троих или четверых. Я провел ужасную ночь, с большим трудом добирался на арендованной повозке, которая остановилась посреди дороги, и когда наконец приехал в этот дом, то нашел тебя рука об руку с Ренато в качестве почетного гостя.

- В качестве будущего управляющего Кампо Реаль. По крайней мере это было предложением Ренато. И я его принял.

- Но каждое твое слово меня запутывает. Ты так необычно приехал, чтобы Ренато назначил тебя своим новым управляющим? Ты говорил о тысяче дел и планов, чтобы привести в порядок бумаги, снарядить рыболовную артель, восстановить хижину или, лучше сказать, сделать место, пригодное для жилья на твоем Утесе Дьявола и жениться. И вдруг…

- Вдруг все рухнуло. Словно впереди стоящие горы обрушились в пух и прах, словно разверзлась земля, и из ее расщелин извергся огонь, словно море поднялось, чтобы смыть все на своем пути. Но забудьте о том, что вас беспокоит и тревожит. Пейте «плантатор» и подождем. Я выпью с вами третий бокал.